Отморозки
Шрифт:
– А еще я слышал, что вроде как единственный есаул в полку, который уцелел. Так, нет?
– Так, а что толку? Командовать будет войсковой старшина Инютин, так что...
– А он где?
– быстро спросил Львов.
– Что-то я его не видел.
– Да вон там, - Анненков-Рябинин махнул рукой.
– Сидит наш герой, шевельнуться не может. Его дважды штыком достали.
– Ага, - задумчиво произнес Львов.
– Так я пойду, доложусь ему?
– Иди-иди, - есаул уже шагал к своей сотне.
– Как закончишь - подходи. Надо кое-что обкашлять...
И он двинулся дальше, слегка удивляясь едва донесшимся
Львов появился в расположении Анненковской сотни минут через двадцать пять-тридцать. Подошел к есаулу и весело спросил:
– Ну, и чего ты говорил про вашего подполковника? Подхожу я к нему, докладываюсь по форме, а он, бедолага, остыл уже...
Полковник Рябинин посмотрел на товарища, заглянул в его слишком честные глаза, а затем ухватил штабс-капитана за плечо:
– А пойдем-ка, поговорим...
– и потащил его за собой.
– Ты чего: рехнулся?
– спросил он, когда оба отошли метров на сто, и никто не мог их услышать.
– Ты нахрена это сделал?
– Что?
– Можешь кому другому баки забивать, а мне - не надо! Ты зачем Инютина актировал?!
– Я?!
– Наконечник от копья! Ты объясни внятно: на-хре-на?! А если бы кто-то увидел?
– Никто ничего не увидел, - усмехнулся Львов.
– Подумаешь, бином Ньютона: дурака, в котором и так душа еле держится, чуть-чуть подтолкнул.
– Ты в следующий раз подумай! Полезно, знаешь ли!..
– Да чего ты так кипятишься, полковник?! Ну, упокоил я какого-то Инютку, так ты ведь сам говорил...
– Нихрена я тебе не говорил! И больше такой самодеятельности не требуется!
– Да ладно тебе.
– Бл...! Офонарели в конец! Баха слушаете, Рембрандта обсуждаете, а потом режете всех вокруг! Я с вас чумею, дорогая редакция...
– Анненков-Рябинин покачал головой.
– Ну, и чем ты его приголубил?
– 'Вязальной спицей'. Вот, - и Львов-Маркин вытащил не то очень длинный стилет, не то очень короткую рапиру.
– Дай-ка взглянуть... Где ты это взял?
– Анненков с недоумением повертел оружие в руках и признался - Не видал такого. И что это такое?
– Прошу любить и жаловать: французский штык к винтовке 'Лебель', получивший у немцев прозвище 'вязальная спица'. У немца одного затрофеил...
– Штабс-капитан усмехнулся, - Он, видать, на Западном фронте эту игрушку притырил, а я - у него... Он тоньше нашего, плюс - рукоятка имеется. В семнадцатом с такими в окопы врывались...
Возвращая штык, Анненков невесело усмехнулся:
– Всегда опасался вашего брата, образованных да начитанных. Хрен поймешь, чего от вас ждать...
Львов рассмеялся.
– Ладно, раз ты такой образованный, излагай: чем это наступление кончится?
– Ну, Вильнюс потеряем, Минск - тоже... кажется...
– Та-а-ак...
– Анненков задумался.
– Сколько у тебя штыков?
– Перед боем было человек триста, сейчас, надо полагать, меньше...
– Замечательно. У меня перед боем было восемьсот тридцать два человека. Сейчас тоже меньше.
– Может, отпустишь перекличку сделать?
– Львов-Маркин вдруг усмехнулся - Между прочим: у меня два пулемета. Вот этот, - он встряхнул 'мадсен', - и трофейный MG-08. Правда к последнему патроны почти кончились...
Анненков
заржал:– Твое благородие, ты в своем уме? Сейчас трофеи соберем - у тебя к нему патронов будет, хоть залейся.
Выяснилось, что под началом есаула Анненкова насчитывается шестьсот тридцать два казака и сто девяносто охотников. Конечно, немного, хотя не так уж и мало. С вооружением дело обстояло намного лучше: в отряде имелись два пулемета, девятьсот двенадцать трехлинейных винтовок пехотного, драгунского и казачьего образца , двести шесть револьверов 'наган', и триста одна ручная граната. Кроме того, имелись восемь пистолетов 'маузер', два кольта и три браунинга 'второй номер' . Еще имелись трофеи, в числе которых: кавалерийских карабинов 'маузер' - тысяча тридцать одна штука, пистолетов 'Парабеллум' LP-08 - сорок пять штук, гранат ручных немецких - сто двадцать штук. Сабли и пики пересчитывать не стали: нечего возиться с бесполезным металлом. Вернее - с металлоломом...
После того, как поверка личного состава и инвентаризация успешно завершились, настал черед выработки плана дальнейших действий...
– ...Господа офицеры!
Собравшиеся в чудом уцелевшем хуторском амбаре офицеры встали.
Анненков-Рябинин прошел к импровизированному столу и уселся на старый бочонок:
– Прошу садиться.
Львов устроился на трофейном складном стуле, остальным пришлось довольствоваться здоровенным обрубком бревна и перевернутой поилкой.
– Господа, на повестке дня главный вопрос: что будем делать дальше?
– То есть как?
– ахнул подъесаул Черняк.
– Мы что, сдаваться будем?!
– Ну, это - вряд ли...
– хмыкнул Анненков.
– И, если я правильно понимаю, в плен нас брать будут тоже очень вряд ли, - прошептал Львов так тихо, что никто ничего не расслышал.
Лишь есаул угадал это по губам и чуть заметно кивнул головой, после чего приказал:
– Прошу высказываться от младших к старшим.
Двое подпоручиков и хорунжий предложили пробиваться к своим. Следующим говорил Львов-Маркин:
– Предлагаю остаться в тылу противника и нанести максимально возможный ущерб его коммуникациям и тылам.
– Как это?!
– раздались недоуменные голоса.
– Что значит 'остаться'?
– Если кто-то плохо помнит историю Отечественной войны, поясняю: как Денис Давыдов.
Анненков снова кивнул, но на сей раз так, что это заметили и поняли все.
– Я согласен со штабс-капитаном, - заявил Черняк.
– И опыт славных героев Дона Платова и Уварова учит нас тому же.
– Ну, до героев Дона нам еще далеко, - холодно заметил Анненков, - но мыслите вы, господа, в правильном направлении. Штабс-капитан, а напомните-ка мне: кто там командует сейчас у немцев?
– Где именно командует, господин есаул?
– уточнил Львов.
– Вас интересует командующий армией, кавалерийской группой, атаковавшей нас, или командующий фронтом? Я полагаю, что вас не интересуют кайзер Вильгельм и начальник Генерального штаба Фалькенгайн?
– улыбнулся он весело.
– Не интересуют, - все так же холодно подтвердил Анненков.
– Кто командует фронтом?
– Генерал Пауль фон Гинденбург. Десятой армией, которая нам врезала - генерал-фельдмаршал Герман фон Эйхгорн, господин есаул.