Отморозки

– Ну, так не боги горшки обжигают, верно, пан инженер?

Львов вскинулся:

– Слушай, ты, по званию меня, конечно, крепко старше, да и по подготовке мне против тебя светит либо палата интенсивной терапии, либо погост, но я тебя, не шутя, предупреждаю: не называй меня так!

Рябинин посмотрел на нового товарища и молча кивнул. И лишь когда была выпита еще одна рюмка, спросил:

– Так сильно ляхи напакостили?

– Даже еще сильнее, - мрачно ответил штабс-капитан.
– Я из-за них в реанимацию загремел, работы лишился, да еще под суд влетел так, что еле-еле отмахался...

И он кратко рассказал немудрящую историю о том, как приехали гордые ясновельможные паны на его завод и принялись 'внедрять передовую технологию'. Будучи начальник цеха, предназначенного на 'модернизацию и интенсификацию', Маркин отчаянно сопротивлялся, хорошо представляя, что может произойти при перегрузке старенького оборудования, но никто не захотел его слушать. А потом случилось то, что и должно было случиться: грянул взрыв. Начался пожар, ядовитый дым заполнил цех, а рабочие, по обычному русскому разгильдяйству, не удосужились взять на рабочие места противогазы. Начальник цеха вместе с аварийной командой вытаскивал своих мужиков, спасая от отравы и пожара, и сам наглотался ядовитых испарений так, что полгода провел в больнице. А выйдя, оказался под следствием: поляки попытались переложить вину на него. Маркин остался на свободе только потому, что следователь сам недолюбливал 'ясновельможных', и помогал, подсказывал инженеру, как и что лучше отвечать.

По окончании рассказа, Анненков-Рябинин помолчал и спокойно пообещал больше никогда и ни при каких условиях не равнять товарища с поляками, чтоб им всем подохнуть, кроме будущего маршала Рокоссовского и полярных летчиков Нагурского и Леваневского.

– Дзержинского с Менжинским позабыл и Марию Склодовскую-Кюри!
– Засмеялся Львов, и вдруг посерьезнел, - А ты в курсе, что тебя в двадцать седьмом расстреляют?

– Да? А я полагал - раньше, - притворно удивился есаул.
– Вот я и думаю: может, все-таки всех большевиков зачистим?

– А кроме них и ставить-то больше не на кого, - задумчиво произнес штабс-капитан.
– И потом: мы сейчас с тобой знаем столько, что из тебя легко конкурент Буденному получится, - Тут он вдруг засмеялся, замахал руками, - АннЕнков, наш братишка - с нами весь народ! Приказ голов не вешать и идти вперед!
– пропел он негромко.

Анненков тоже засмеялся.

– Как у тебя все легко выходит. А через кого к большевикам подойдешь?

Львов хмыкнул:

– Ну-у, найдутся добрые люди... А вот, кстати, - Он встал и позвал в полный голос - Василий! Унтер-офицер!

Через минуту в горницу вошел ординарец:

– Я, вашбродь!

– Прекращай! Это, - он показал на есаула, - свой человек. И запомни, братишка, - тут он хлопнул унтер-офицера по плечу.
– Если со мной вдруг чего случится, этот есаул тебе - отец, мать и господь бог. Слушайся его, как пророка, тогда генералом помрешь. Уяснил?

Ординарец посмотрел на Анненкова, задумался, а потом вдруг неожиданно спросил:

– А что, твое благородие, господин казак: за германцем, окромя того раза, - он мотнул головой, напоминая о судьбе майора Боймера, - часто ли ходили? А то мы с Глебом Константинычем, почитай через два дни на третий ерманца резать ходили...

Он замолчал, но в его молчании подразумевалось: 'Если ты меньше нашего немцев убил - невместно тебе мною командовать...'

– Хорош, - лениво бросил Анненков-Рябинин.
– Где ж ты такого откопал, товарищ штабс-капитан?

– Места знать надо, - засмеялся Львов-Маркин. И, уже обращаясь к ординарцу, добавил, - Кружку тащи.

– Однако, нравы у тебя, - цокнул языком Анненков.
– С нижними чинами водку пьешь, поди и кашу из одного котелка хлебаешь?

– А что, нельзя? Сам так не привык? Или, не дай бог, отвык?..

Вместо ответа есаул хмыкнул и покрутил пальцем у виска.

– Ну вот. А с таким человеком тебе водку точно пить не приходилось...

– С чего ты взял? Ты что думаешь: мы там совсем серые были? Инженеров только на картинках видели? Да я, если хочешь знать, с доктором наук однажды пил. С химиком, между прочим...

Теперь Львов уже не смеялся, а просто-таки ржал:

– Ты что, думаешь, я про себя сказал? Ха!
– Он чуть придвинулся и заговорщицки прошептал - Я про унтер-офицера. Ты, между прочим, его давно знаешь...

– Я?! Да я его впервые вижу!

– Не-а! Ты его на фотографиях много раз видел. И в кино...

– Погоди-погоди, это что - Жуков, что ли?

Штабс-капитан опять заржал:

– Историю ты проходил... и прошел... мимо. Жуков - драгун. На всякий случай: Рокоссовский - тоже. А Василевский сейчас - поручик...

Анненков-Рябинин надолго задумался. Вернулся ординарец с кружкой, и Львов разлил водку уже в три емкости:

– Ну, за знакомство? Прошу любить и жаловать: Борис Владимирович, Василий Иванович...

Есаул подавился водкой:

– ЧАПАЕВ?

Унтер-офицер Чапаев удивленно вылупился на казака:

– Вашбродь, а вы меня откуда знаете?..

Несколько дней подряд новые товарищи провели вместе, обсуждая планы на будущее. То, что касалось непосредственно боевой деятельности, по обоюдному согласию взял на себя Анненков-Рябинин. Его опыт и знания в тайной войне превосходили все, что знал Львов-Маркин в разы, а все, чем могли похвастать бойцы начала двадцатого века - на порядки.

Анненков принялся основательно гонять и казаков и пехотинцев, лично преподавая рукопашный и ножевой бой, маскировку и скрытное перемещение, первую помощь, целевую стрельбу из всего, что стреляет. В конце обучения есаул собирался устроить совместные учения своей сотни и роты Львова, с тем, чтобы добиться максимальной слаженности взаимодействия. Кстати пришлись и два десятка ветеранов воевавших в японскую войну и участвовавших во многих сотнях пограничных стычек на дальневосточных рубежах. Настоящие потомственные пластуны, сначала некоторое время проверяли есаула на прочность в учебных схватках, и только лично убедившись в высоком боевом мастерстве командира, начали участвовать в обучении других казаков. Там было и скрытное перемещение, и снятие часовых, ножевой бой и многие другие премудрости, которыми конечно владели пластуны, но было их в казачьей среде довольно мало. Каждый двадцатый, а может и меньше, а бывший полковник Советской Армии очень хорошо знал цену обучению личного состава. Ему нужен был настоящий инструмент для войны, а не толпа лихих парней которые сгорят за одну атаку.

Во время первого же дня занятий произошел случай, который напомнил Анненкову-Рябинину, что заниматься необходимо не только физической подготовкой, но и душевным здоровьем нарождающихся штурмовых войск специального назначения.

После того, как неуемный есаул скомандовал: 'Вольно! Разойдись! Можно курить и оправиться!', казаки и пехотинцы мгновенно разделились на две группы. В принципе, это было естественно: своих уже знают, а к вновь прибывшим надо приглядеться, да и не на тренировке, а в реальном деле. Казаки уселись в кружок, вытащили кисеты, и принялись сворачивать самокрутки и набивать трубочки, искоса поглядывая на запаленно дышащую 'махру', занявшуюся тем же. Впрочем, ради справедливости, надо отметить, что казаки выглядели не лучше и дышали ничуть не тише 'серых шинелей': есаул гонял и тех и других совершенно одинаково, а пехотинцы из роты Львова не были ни новичками, ни неумехами...