Отморозки
Шрифт:
– И как по-вашему: наш командующий против него, а?..
Штабс-капитан задумался, затем определил:
– Алексей Ермолаевич Эверт - генерал неплохой. Имеет боевой опыт, да и авторитетом в войсках пользуется... Опять же: грамотный штабной работник...
– Он снова задумался, а потом закончил, - А все же против Эйхгорна он, пожалуй, не тянет... Нет, точно: Эверт Эйхгорну не соперник, особенно с учетом преимущества в организации, связи и логистике.
– В чем, извините?
– спросил изумленный подъесаул Черняк.
– В чем они нас превосходят?
– В логистике, - пояснил вместо Львова Анненков.
–
Львов негромко фыркнул, но ответил совершенно спокойно:
– Прошу меня извинить, господа. Иногда очень трудно отказаться от удовольствия воспользоваться емким словом...
Он собирался сказать что-то еще, но есаул перебил его:
– Я полагаю, господа, что мы изрядно поможем нашим войскам, если нанесем визит в штаб герра Эйхгорна. Особенно, если наш Эверт ему уступает...
На следующий день Анненков разослал разведывательные группы с целью уточнения окружающей обстановки. К вечеру почти все группы вернулись, доложив однотипное: 'Господин есаул, в двадцати верстах, в районе деревни Солонье, обнаружили германский разъезд. Бой не приняли, отошли'. Менялось только расстояние - от пятнадцати до двадцати пяти верст, да название и тип населенного пункта.
Выслушав очередной типовой рапорт, Анненков-Рябинин поморщился и, наконец, не выдержав, спросил:
– Почему не приняли бой, сотник?
– Но, господин есаул, - растерялся тот.
– Я не знал численности противника, и потом...
– Потом уже ничего не было, - оборвал его Анненков.
– Что вы узнали?
– Что на хуторе Вербивки германцы...
– Сколько?
– Ну, мы видели только разъезд, но я полагаю...
– Сотник вам карты дать?
– снова прервал его Анненков.
– Карты? Какие карты?..
– Гадальные. И длинную юбку с цветастым платком. И будете гадать на картах, как и полагается цыганке.
Сотник Емельянов побледнел и пошел красными пятнами.
– Вы не смеете...
Анненков смерил его ледяным взглядом:
– Вы свободны, сотник. И, кстати, вы не видели: штабс-капитан уже вернулся?
– Мне кажется...
– начал Емельянов, но тут буйная натура Анненкова возобладала над полковником Рябининым, и разрушенный хутор сотряс дикий рев разъяренного медведя:
– Идите, креститесь, гимназистка! Убирайтесь, пока я вам морду не разбил! Кажется ему, медиум х...ев! Вон!!! Я сказал - ВОН!!!
Сотник выскочил, точно ошпаренный, а Анненков еще немного побушевал, прежде чем полковник Рябинин сумел обуздать потенциального атамана. Есаул постоял несколько секунд, затем занялся дыхательной гимнастикой. Сел, помедитировал, после чего достал портсигар и серебряную спичечницу и со вкус наслаждением закурил.
'Блин, ну поему они здесь такие?! Вроде и не тупые, а вот поди ж ты!.. То на разъезд напасть менжуются, то в одиночку готовы с шашкой наголо эскадрон вражеский атаковать... Интеллигенты, мать их так!... Вот и выходит, что кроме Маркина и послать-то некого. Только неспокойно как-то... Впрочем, как и всегда, когда приходится иметь дело с непрофессионалами. Этот 'любитель' тоже
тот еще фрукт..."Львов бесшумно отвел ветку и вгляделся в наступающие сумерки. Ага, вот и он, красавчик. Клиент. 'Наш интересант', как говорит Рябинин. Офицер. Командир отдельной саперной роты. Гауптман, надо полагать. Хотя может оказаться и майором, но это хуже. Если майор застрял на должности комроты - хреновый это майор. Разве что из молодых да ранних, но это тоже не айс. Выскочек не любят и инфу дают в обрез, только то, что действительно необходимо. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. А ворованному - тем более...
Штабс-капитан махнул рукой, и рядом с ним материализовался ефрейтор Семенов. Львов указал ему на часового, потом провел ребром ладони по горлу.
– Слухаю, вашбродь, - чуть слышно выдохнул ефрейтор и исчез.
А через десять минут исчез и часовой. Беззвучно, словно испарился...
Львов поднялся и, почти не таясь, двинулся к дому, в котором скрылся немецкий офицер. Следом за ним тенями встал и пошел добрый десяток бойцов его бывшей роты. Не оглядываясь, штабс-капитан показал рукой на окна, затем растопырил пальцы. От группы отделились четверо с Чапаевым во главе и бесшумно переместились к обоим окошкам мазанки. Все также, не спуская глаз с крыльца, Львов хлопнул себя по бедру, где вместо положенной шашки висел длинный кинжал. Этот жест означал требование обойтись без стрельбы. А уже в следующее мгновение штабс-капитан распахнул слабо скрипнувшую дверь.
– Wer da?
– Nicht wichtig , - ответил на том же языке Львов.
И коротко двинул поднявшегося ему навстречу гауптмана под ухо рукоятью кинжала...
– Ну вот, - Львов развалился на скамье, закинув ногу на ногу.
– Вот тут все документы, которые имелись у нашего очаровательного гауптмана фон Данвица. - на стол легла битком набитая холщовая сумка.
– А вот тут, - он небрежно бросил на стол кожаный планшет, - приказы от командования.
Он вкусно затянулся 'зефириной' и выпустил в потолок струю ароматного голубоватого дыма. Штабс-капитан гордился своей разведкой и ожидал похвалы.
– Гауптман за дверью?
– больше для проформы поинтересовался Анненков.
– Ну так. А где ж ему быть, болезному?
– Львов ухмыльнулся улыбкой довольного Чеширского кота, - Заносить?
– А что у него с ногами?
– удивился Анненков-Рябинин.
– 'Что он там натворил с пленным? Колено прострелил для сговорчивости? Мог, зараза...' - пронеслось у него в голове.
– Да все нормально у него с ногами, - хмыкнул штабс-капитан.
– Я просто приказал его в брезент запеленать и нести.
– Зачем?!!
– А для испуга. Что пугает больше всего? Непонятное. Ну, вот я и...
– и он неопределенно помахал рукой.
'Вот ты ж, психолог недорезанный! Курс психологии за речкой проходил, зачеты в Тирасполе сдавал, а диплом на Балканах защитил... Твою ж мать!'
Тем временем два здоровенных ефрейтора втащили слабо дрыгающийся сверток и, небрежно раскрутив его, вытряхнули на земляной пол расхристанного человека в форме немецкого офицера. Тот еще несколько минут неподвижно лежал, хватая ртом воздух, потом надсадно закашлялся, с трудом приподнялся и неуклюже сел, прямо там, где лежал.