Отморозки
Шрифт:
– Кажется, хорошо, что Петр Юзефович ушел... Могла бы и дуэль быть...
Ванценбах также тихо ответил:
– Бог с вами, господин полковник, какая дуэль? Это было бы убийство...
– Он уже успел познакомиться накоротке с учебой Львова и Анненкова, и имел счастье наблюдать, как Львов отбивался от троих нападающих, а потому закончил, - Я бога благодарю, что я - швед. К шведам Глеб Константинович неприязни не испытывает... кажется...
Анненков поднял руку, призывая всех к тишине:
– Господа офицеры, мы выдвигаемся к имению Валевских. Васнецов и Черняк со своими отрядами обеспечивают боевое охранение по флангам. Глеб, берешь
Зорич, выходивший последним, услышал, как Львов произнес негромко: 'А вас, Штирлиц, я попрошу остаться...', но не придал этому значения. За штабс-капитаном давно укрепилась слава любителя непонятных слов и выражений, значения которых никому не понятны, а сам объяснять отказывается наотрез...
– Ну, и какого черта я узнаю об этом только сегодня?
– поинтересовался Анненков-Рябинин, когда часовой закрыл дверь, оставив их вдвоем.
– Что, раньше не мог сообщить?
– А когда?!
– окрысился вдруг Львов.
– Ты на меня навалил столько, что я скоро как меня зовут забуду! Физподготовка новичков - плевать, что у меня рука ранена, работа с оружием - спасибо, что хоть холодняк на себя взял, минно-взрывное дело, и - до кучи!
– начальник штаба! Я что - двужильный, или у меня головы две, а ног - четыре?
Анненков молчал, ожидая, пока его товарищ спустит пар, а когда тот слегка успокоился и перестал сердито сверкать глазами, усмехнулся:
– Ты ведь рассказывал, что начальником был. И батареей, вроде, командовал. И что - каждую пушку бегал лично заряжать и наводить? Или у каждого станка, или что там у тебя было, сам лично танцевал? Ни мастеров, ни бригадиров, ни командиров огневых взводов у тебя не было?
Львов обиженно засопел. А Анненков продолжал:
– Ты, друг дорогой, решил сам все на себя взвалить, а теперь меня винить? Не-е-ет, так у нас любовь не получится. Кто тебе мешал из своих унтеров и ефрейторов на физуху поставить? Того же Василия Ивановича? Я? А с пулеметами у тебя только ты один работать и умеешь? Ты, давай-ка, не наговаривай на своих хлопчиков: они у тебя сообразительные и понятливые, а ты их в загоне держишь. Все грудью своей норовишь прикрыть, мать-героиня, понимаешь.
Понимая, что есаул-полковник прав, Львов пристыженно молчал.
– Значит так - подытожил Анненков.
– Ты - начальник штаба сводной партизанской бригады, а по совместительству - начальник бригадной разведки. Вот этим и занимайся, и чтобы больше я тебя так не песочил, а ты меня так не подводил! Вопросы?
– Никак нет - вздохнул Львов.
– Разрешите идти?
– Не разрешаю. На-ка вот, - Анненков протянул другу свою флягу.
– Глотни, полегчает... И ступай штабными делами заниматься: задание на марш рассчитать и мне - на утверждение...
В имении Валевских ждали гостей. Собирались приехать соседи: пан Смолецкий с супругой и дочерью, пан Микульский с двумя племянницами, и пан Туск с супругой. Туска соседи не любили: был он глуп, точно бревно, необразован, словно пещерный житель, да к тому же - подхалим и лизоблюд, готовый кланяться любой власти и даже с русским исправником всегда здоровался первым. Но его супруга Малгожата, отличавшаяся красотой и любвеобильностью примиряла соседей с фактом существования ее мужа. И пан Валлевский, и двое его сыновей, и пан Смолецкий
с сыном и племянником, и пан Микульский, и русские офицеры до и в начале войны, и германские офицеры теперь - все они имели счастье оценить убранство спальни красавицы Малгожаты, и наградить пана Туска дополнительными украшениями на голове.Приглашены были также офицеры штаба тридцать восьмого резервного армейского корпуса и стоявшей рядом пятой гвардейской дивизии. Общество обещало быть блестящим, и старый Франц Валевский расстарался во всю. Столы ломились от яств: запеченная оленина и паштеты из дичи, нежнейшее фрикасе из молодых гусей и изысканные французские раковые супы с сыром и без, ростбиф и свинина в пивном соусе. Рейнвейн здесь соседствовал со старкой, а балтийская сельдь - с астраханской икрой. На десерт повара приготовили мороженое с коньяком и торт, на котором красовались выполненные из сахара и марципана прусские каски и сабли.
Нельзя, однако сказать, чтобы ясновельможный Франц так уж любил немцев. В прошлом году, когда тут стояли русские, он задавал такие же пиры и такие же балы. Надо же в конце концов выдать замуж засидевшуюся в девках Юстысю - беспутную дочку, позднего ребенка, которую баловали все Валевские. И добаловали: Юстыся чуть было не отправилась по этапу в Сибирь, за членство в этих клятых 'Угольках' и шашни с дурнем Пилсудским, курва его мать! Вот кто теперь захочет взять такую девку, хоть бы и с таким приданным? Из местных - никто: всем известно, какие нравы в этих 'углях' царили - Клеопатра бы позавидовала! А офицеры - да что они могут знать? Да к тому же они все либо москали, либо немаки. Таких и не жалко. И на приданном можно сэкономить: нечего кормить всяких лайдаков.
Майор Лампрехт из пятой гвардейской привел еще и дивизионный оркестр, так что танцы предстояли великолепные. Франц Валевский закатил глаза и причмокнул губами. Вот когда в девяносто третьем году были большие маневры, он дал восемнадцать балов, да каких! Гостей - больше сотни, танцы, игра... Микульский тогда выиграл у какого-то графа - офицера гвардейской артиллерии, - двести восемь тысяч рублей!!! А покойный князь Адам Пузына проиграл свое Виленское имение в две тысячи десятин безвестному армейскому поручику. Кажется - драгуну.
Пан Адам потом долго выкупал имение: и сам ездил в Петербург, и дочерей посылал хлопотать, и в конце концов сумел уломать счастливчика продать обратно родовое гнездо. Интересно, сколько потом у Пузын народилось внуков-байстрюков? Пан Валевский хихикнул. А княжны Пузыны были чудо как хороши! Особенно средняя, Зофия... Зосенька... Эх, бывало...
Но тут появление гостей отвлекло Франца Валевского от приятных воспоминаний. Подъехал автомобиль, на котором прибыли начальник штаба тридцать восьмого корпуса генерал-майор Ципсер в сопровождении двоих адъютантов. Следом за автомобилем подкатил сверкающий новым лаком экипаж, в котором гордо восседали пан Туск со своей любвеобильной супругой.
Пан Валевский лично вышел на встречу господина Ципсера, и лично сопроводил его в залу, где и занял приятной беседой. Впрочем, ненадолго: подъехали еще гости, грянул оркестр, и по зеркальному паркету закружили первые пары. Пан Валевский угостил генерала Ципсера старым коньяком - ровесником победы германского оружия под Мецем и Седаном, и поинтересовался насчет поставок для нужд армии хлеба, сала и фуража. Ципсер благосклонно пообещал составить протекцию гостеприимному хозяину и свести с нужными людьми из интендантуры.