Отравленная роза
Шрифт:
Абстракция жизни, но не сама жизнь, именно поэтому он так рвется в соединенный каминной сетью дом, дом, где его, возможно, ждут, где он по-своему необходим, желанен, где нет призрачной неживой Нарциссы, нет картин предков, в частности Абрахаса, ругающего его по любому поводу. Где есть она – маленькая хрупкая девочка, не имеющая тепла, потерявшая все… Хочется подарить ей заботу, но Люциус не может делать это вот так открыто… Не может ночевать у нее каждый день и сводит к минимуму проводимые часы, потому что боится. Ни одна женщина не задерживалась в его постели больше двух недель, а Аллегра смогла, и до сих пор интересна… Потому что она иная, немного сумасшедшая, даже не в сексе дело, хотя все их связи были вопиющим развратом, непонятным ритуалами, жертвоприношениями, которыми невозможно насытиться, но это не главное. Просто тепло её кожи, немного низковатый взрослый голос и хитрая улыбка тысячи фасадов странно влияют, притягивают все ближе и ближе,
Аллегра понимает, что он жестокий, скользкий человек, но не чурается этим, пытаясь брать только ласку и отметать в сторону остальное. У нее просто нет выбора…
– Люциус, дорогой, ты уже ужинал? – донесся мягкий голосок, напоминающий весеннюю трель.
– Я не голоден, – сухо ответил он, стараясь смотреть в её глаза прямо.
Бедная Нарцисса, она перестала быть интересна мужу, потому что кое-кто занял её место. Совесть? У него не может её быть, по крайней так должно быть. Держать равновесие, не поддаваться низким чувствам… Она замялась, стоя напротив стола, что-то хочет сказать.
– Ты сегодня опять отлучишься?
«Бедная, бедная Цисси… Ты вовсе не неживая, просто это я возвел тебя в подобный статус, воспитал».
– Если он вызовет, весьма вероятно, – спокойно ответил он.
– Он стал слишком часто тебя вызывать.
– Нарцисса!
– Люциус, я… Я просто переживаю за тебя, тебя постоянно нет дома…
– Негоже женщине влезать в мужские дела, – отрезал он, а ведь она ни в чем не виновата.
– Прости… – тускло произнесла она, снова получив оплеуху жизни, и направилась к двери.
Ноги сами подняли его и понесли вслед за женой, совесть, она может существовать в расчетливом холодном мозгу лорда Малфоя…
– Нарцисса… – окликнул Люциус в коридоре.
Она обернулась: в глазах слезы, возможно, подозрения, она так похожа на осиротевшего ребенка, грустного, покинутого всеми… Они с Аллегрой чем-то похожи. Иметь право поступать жестоко с собственной супругой – это выдумка, нет в кодексе брака аристократов подобной главы, а вот остатки человечности должны распространяться не только на желанную молодую девушку, но и на уготованную судьбой спутницу, беспрекословную птичку в золотой клетке. Люциус медленно подошел к жене, опустившей глаза под тяжестью боли. Жалость, она вызывает жалость и ничего больше, в последнее время он забыл о ее существовании. Тяжелый вздох сдавленной грудной клетки. Спасая иную жизнь, он забывает о близкой... Нарцисса – друг, мать его сына, она не заслуживает подобного равнодушия, не заслуживает быть такой одинокой и безрадостной…
Люциус поднял ее подбородок и, заглянув в зеленые глаза, обделенные вниманием, нежно поцеловал… Просто дать тепло – это же не так сложно, пускай в голове другой персонаж, Цисси не обязана страдать…
КОЛЛАЖ:
http://s005.radikal.ru/i209/1002/86/0ecabb8cb14c.jpg
====== Часть 2. Глава 18. Lucky day ======
Жалел о том, что пожалел Нарциссу, отчего жалости стало еще больше. Сострадание не являлось приоритетной чертой лорда Малфоя, однако иногда и на него снисходил подобный диагноз. Представлять на месте жены другую… Отвращение к самому себе, да нет, скорее мимолетный стресс, слабость, вылившиеся давно угасшим желанием. Выполнение супружеского долга было недолгим, захотелось сбежать, уйти от ответственности, испариться, оказаться где-то далеко, но не здесь. И в порыве неправдоподобности последнего события, вместо того, чтобы отправиться к себе в комнату спать, Люциус изменил курс и уверенным шагом пошел к кабинету, чтобы зачерпнуть горсть дымолетного порошка и отправиться к желанной… Побывав у одной женщины, прильнуть к другой, разве это не прелюбодеяние? Разве это не противоречит законам чести и совести? – нет, они сами так решили. Аллегра прекрасно понимает, что является второй, и он косвенно носит подобный статус. Они позволили друг другу быть вместе, но вряд ли это надолго.
Осознание этого давило, странно корежило душу, потому что страх признаться самому себе в том, что это не простая интрижка, заставлял ночевать в собственном доме несколько дней подряд, а не прийти и тихо обнять ту, что действительно дорога, ту, что не может носить статус любовницы, потому что её место должно быть первым, и долго бежать от подобных мыслей Люциусу не удастся. Красота, ум, расчетливость, почему бы не польститься на молодость на пороге кризиса среднего возраста? С ней есть ощущение реальности, а может, наоборот
забытья, тонкая грань недозволенности происходящего, балансирование на краю пропасти, имя которой не просто привязанность, но и не любовь, вопреки напрашивающемуся определению. Из ряда вон выходящая страсть и желание опекать…Аллегра отнюдь не спала безмятежным сном младенца, отчетливая складка залегла меж бровей, пальцы сжимают простынь. Кошмары ей не к лицу, черные волосы распластались по одеялу, подушке, выглядывающему обнаженному плечику. Люциус стоял в дверях, наблюдая за беспокойством спящей девушки, а за окном барабанил пасмурный дождь, капли с металлическим звоном касались карнизов, создавая образы унылой баталии. Картина одиночества, жалость к ней была иной, она вызывала желание пригреть, помочь избавить от монстров Морфея. С кровати донесся приглушенный невменяемый стон, ну, почему, почему он не пришел раньше, когда это действительно было необходимо, чтобы предупредить кошмары, отгородить от сжатых кулаков и слез? Вот она – настоящая, испуганная тьмой и событиями, только во сне можно наблюдать картину без масок. Люциус, на ходу расстегивая рубашку брюки, приблизился к ней. Она резко переменила положение, легла на спину, тело напряжено, словно тысячи Круциатусов пронзают хрупкую стать. Он положил ладонь на её лоб, но не помогло. Стоит разбудить, показать, что ничего страшного наяву не происходит. Он осторожно дотронулся до плеча и немного повел из стороны в сторону. Не просыпается.
– Аллегра.
Никакой реакции, слова потонули в раскате грома за окном, который отнюдь тоже не помог. Она только сильнее начала крутиться, на лбу выступила испарина.
– Аллегра, проснись! – сказал Люциус чуть громче, сильнее тряся плечо.
– Нет… Умо-ляю… – надрывный, подавленный голос.
– Аллегра, это всего лишь кошмар.
– Нет, не убивай…
Веки дрожали, но не отпускали из ужаса. Он принялся трясти её сильнее. Наконец, её глаза открылись и постарались сфокусироваться на нем, а рваное дыхание никак не могло вернуть Аллегру в реальность. Всхлип.
– Люциус… – шепотом произнесла она и резко поднялась.
Не ожидал того, что произойдет в следующую секунду – Аллегра просто обхватила его за талию, и вот он уже гладит черную головку, а хрупкие плечики сотрясаются от беззвучных переживаний. Страшно, ей действительно страшно… Нагота вызывала абсолютно адекватную реакцию в мужском организме, совершенно неуместную, а еще непонятное ощущение, гнев вперемешку с сожалением и ревностью, ведь не его убивали в этом страшном сне, и не ему посвящены слезы отчаянья. Этот кошмар, его последствия приходилось видеть и раньше, когда Люциус просыпался от резких движений любовницы, но никогда еще не видел такой сильной реакции, все потому, что он решил провести эту ночь с Нарциссой, оставив маленькое существо в одиночестве. Однако волей судьбы сегодня он пришел сюда, в её кровать, чтобы понять, что он нужен для того чтобы остановить слезы, дарованные другому. Странная жизнь, непонятная головоломка, двое людей, цинично использующих друг друга в ложном счастье. Ложное счастье – немыслимая вещь, нарушающая координацию мышления, рисующая потрясающие картины иллюзий, иногда слишком наигранно, но мы стараемся не замечать недостатков.
А Люциус степенно успокаивал свою… Просто свою женщину, давая возможность обмануться и себе и ей.
– Всё хорошо, это всего лишь сон…
– Прости… – сказала она, отодвигаясь, чтобы посмотреть в его глаза в сумраке ночи.
Его ладонь потянулась к девичьей скуле. Взгляд… Абсолютно потерянный.
– Почему ты здесь? – стараясь унять неустанную дрожь, прошептала Аллегра, подтягивая сползшее одеяло.
Хочет узнать, поверить, что нужна, обрести на миг спокойствие и тепло, незаконное варварство ласки.
– Я просто скучал.
Он имеет полное право говорить подобные фразы, так же как видеть благодарность за своё присутствие, но почему слова дались с трудом? Сказать правду – это должно быть так просто, однако все слишком нереально. Нереально освободиться от собственного я, скинуть личную маску, прекратить презирать себя. Стать близкими – не значит иметь физический контакт, коего в избытке. Близость духовная – новая фаза отношений, а иногда происходит наоборот, сначала чувства, доверие, а лишь затем постель. У них не все как у людей, иная ситуация, нераспознаваемое болото и страх, много страха, еще больше страха за то, что не дай Мерлин между ними пронесется та самая искра, низменная человечность, наконец, любовь. Нет, любовь невозможна, уравнение не имеет решения, потому что «х» рассчитывается вне системы, а значение «у» – бесконечная десятичная дробь… Им не суждено прийти к ответу… Несмотря на все переживания и кошмары, она потянулась первой искать мнимое тепло, ненадолго забыться. Целовать ее, значило простить, принять и понять такой, какая она есть, нелюбящей, свободной. Рано или поздно она убежит как вода сквозь пальцы, не остановишь, не окликнешь, и решето не поможет задержать потоки ручейков, скрывающихся в неизведанном, недоступном мире чувств к Северусу, будь он неладен.