Отравленные корни

Браслеты защелкнулись на запястьях с сухим щелчком. Гонка начиналась...

Глава 7

Поле почти не изменилось... Длинные стебли пожелтевшей травы стелились по земле. Ни цветов, ни даже намека на зелень. На первый взгляд место казалось обычным. Заброшенным. От деревни за прошедшие годы остались лишь полуразвалившиеся дома. Лес лениво разрастался, наступая на человеческое жилье, но стороной обходя помертвевшее поле. Вокруг все поросло кустарником, пройти стало почти невозможно.

Олеж остановился на краю, наблюдая за догорающим закатом и бесстрастно осматривая место своей смерти. Единственной настоящей смерти. Он присел на корточки и провел ладонью над землей, пытаясь уловить хоть что-то... В магическом поле не возникало никаких изменений и искажений, будто ничего и не было, и их гипотеза только ошибка. Скоро все станет ясно.

Браслеты из амбирцита вернулись в шкатулку еще полчаса назад. Прятаться уже бессмысленно. Через пару часов о его присутствии узнают не только Вирги, но и все темные в округе. Ничего, как-нибудь выберется. Выживал же раньше...

Последние два дня маг играл в прятки. Дорога, показанная княгиней, оказалась более чем полезной. У реки он отпустил Бурана. Магический конь сумеет найти дорогу обратно в крепость и запутает следы. На какое-то время братьев это отвлечет. В овраг боевик спускался по деревьям, напоминая себе обезьяну. На сырой земле следы сапог сразу же бросятся в глаза, а так оставался шанс, что его уловка сработает. Маги привыкли полагаться на свои преимущества, даже если Вирги разделились и решили проверить берег,вряд ли сразу поймут, в чем дело. А расположение поля они не знают. Ночь прошла в логове оборотня. А уже оттуда он пешком добрался до мертвой деревни.

Боевик помнил, как умирал здесь... Темные умеют проклинать. Пусть даже несколькими словами. Количество не важно, главное - смысл. И прощальное пожелание Ивара Шеруда сбылось...

...Он ползет. Трава цепляется за руки, опутывая и не давая двинуться с места. Тело не слушается. С губ капает кровь. Заклинания не действуют. Связаться ни с кем не удается. Сознание уплывает и возвращается. Он приходит в себя среди разлагающихся на жаре тел, которые быстро облепляют мухи. Они жужжат и ползают по лицу. Отогнать уже не хватает сил. Солнце палит, будто специально выбрав этот день, чтобы оторваться за все лето. Легкий ветерок кажется спасением, но приносит запах смерти и крови, от которого мутит. Хочется сдохнуть. Умереть, чтобы все прекратилось. Чтобы не вспоминать лица Афистелии с пустыми черными глазами. Не знать, где она и с кем...

...Да, он хотел умереть. И его кровь и агония напитали землю эмоциями, которые так нужны для любого ритуала. Тогда страшно не было, только больно и тяжело. Плохо. Муторно. И физические муки казались ничем по сравнению с болью в душе. Маг не мог принять, что она стала такой. Слышать и знать - одно, увидеть самому - другое. И разум еще цеплялся за какую-то хрупкую надежду, что всех людей вокруг убил князь. Но в глубине души он знал, что кровь проливала она. И осознание поднимало бурю внутри.

Закат догорел. Над полем раскинулась ночь. Безлунная. Темная, как и тогда. Из леса донеслось карканье ворон, облюбовавших ближайшие деревья. Олеж бросил на них короткий взгляд и снова взглянул на поле. Оставалось только ждать и вспоминать...

...Пальцы Илея забираются под кожу, причиняя боль. Хочется кричать, но кровь заполняет горло, выплескиваясь изо рта, стоит только попытаться вдохнуть. А грубые руки целителя почти разрывают грудную клетку, стремясь добраться до сердца, которое трепыхается в агонии.

– Дыши! Дыши, сучий выродок!

Лекарь ругается, что ему совершенно не свойственно. Половина слов не доходит до сознания. Над лысой головой мага видно почерневшее небо и тучи, в которых собирается гроза. Летние грозы недолгие, но сильные, и ветер вокруг шумит травой и сгибает деревья в лесу. Жесткие пальцы нащупывают сердце и сжимают его, заставляя выгнуться и буквально задохнуться от пронзительной боли.

– Дыши! Сдохнешь - оставлю воронам! На требуху пущу и оставлю воронам!..

Он дышит, захлебывается собственной кровью и болью, но дышит, выгибаясь под руками истинного светлого. Теряет сознание, приходит в себя. Кричит, когда кости встают на место и срастаются. Воет, снова мечтая сдохнуть. Но все-таки живет...

...Илей восстановил основные потоки и забрал его с собой, сразу перенеся в больницу. Там операция продолжилась. Жизнь ему вернули. Целитель действительно умел воскрешать, но без желания, без стремления к жизни, продолжать тянуть серое существование невозможно.

Над полем промчался ветерок. Необычный. В лесу вдруг стихли вороны и словно замерли звери. Олеж чуть прикрыл глаза, чтобы воспринимать только магические изменения, и увидел...

Тьма шла из глубины земли. Тонкими нитями тянулась вверх, словно выползая из колодца. Они пробивались наверх, прорастали и окрашивались алым. Пронзительно-алым. Как кровь, что проливали здесь три года назад. Запахло смертью. Гнилой плотью и свернувшейся кровью. Как тогда. Ему даже показалось, что он слышит жужжание мух. Заныл шрам на груди. Он остался не от удара князя, а после лечения светлого. И теперь пульсировал, будто откликаясь на пробуждение Тьмы.

Маг открыл глаза. Тонкие стебли приподнимали траву, прямо на глазах поднимались из чернозема. На них набухали атласные бутоны, влажно поблескивающие даже в темноте. А потом с тихим шелестом они раскрылись. Узкие спирали с широкой горловиной, черные снаружи и алые внутри. Они мерно колыхались, хотя ветер стих, и пульсировали, будто перекачивая кровь. В унисон с ними билось его сердце.

По спине пробежал холодок осознания. Его вовсе не хотели убить тогда. Тот, кто стоял за экспериментом, нуждался в постоянном источнике силы. Эмоциях. А что может быть лучше гнева? Боли? Бессильной ярости? Не кратковременных, а тех, что длятся и длятся. Годами. Его ранили и бросили здесь, но не умирать, а мучиться. Чтобы привязка закрепилась. Чтобы пришедший на помощь целитель невольно запечатал ее своей силой. То самое треклятое наложение при смешении чар. Вот почему поле не могли обнаружить, и почему его шрам порой наливался болью...

Ивар не мог сам догадаться до такого. Не хватило бы опыта. За ним действительно стоял кто-то куда более старый и дальнозоркий. Тот, кто сумел просчитать появление Илея именно в тот момент, когда целителю будет уже все равно, лишь бы вытащить пострадавшего отсюда. И колдовать он станет прямо на поле. Темном ритуальном поле, пропитанном кровью. Столько лет здесь каждый месяц расцветали цветы, которые шли в основу зелья для княгини. Ее поили его болью. Его гневом и ненавистью. Яростью и отторжением.

Олеж протянул руку и сорвал ближайший цветок. Из стебля упало несколько капель непонятного цвета. Скорее всего, алого. Бутон пульсировал и сам тянулся к нему, распространяя душный, приторный аромат. Живая Тьма, питаемая им самим. Цветок упал на землю, и боевик наступил на него, поднимаясь в полный рост.

Илей был прав. Он - единственное лекарство Афистелии. И ингредиент для противоядия тоже. Цветы ей не нужны. По крайней мере, не эти...

Маг развел руки в стороны, будто пытаясь обнять проклятое место, и запрокинул голову, потянувшись силой к небесам. Тучи бродили вокруг. Тяжелые, грузные, наполненные влагой... То, что нужно. Он позвал их. Поманил небольшим разрядом. Подтолкнул друг к другу, высекая первую искру, которой вторил гром. Осенние грозы не похожи на летние. Они тяжелее и дольше. Ленивы и не хотят собираться. Им проще пролиться затяжным мелким дождем, чем греметь и распугивать всех вокруг. Но он продолжал звать, вплетая в зов скопившийся внутри гнев. Он бывает светлыми. Яростным, безжалостным, но без ненависти и отвращения. Чистое возмездие. Без лишних мыслей и чувств.

Гроза собиралась. В лицо ударил ветер. Холодный, даже ледяной, он сорвал капюшон плаща и запутался в волосах, принеся запах леса. Тучи гремели над головой. И первые молнии, нехотя мелькали то тут, то там. Олеж добавил им Света. Яркая вспышка, на миг озарившая все вокруг - маяк для темных, что немедленно нужно нагрянуть. Только под молнии они не полезут. То, что он собирал здесь, слишком опасно для тех, в ком мало Тьмы. Он надеялся, что истинных поблизости нет.

Гроза отозвалась яркими всполохами и громом, от которого дрогнула земля. И с неба ударила первая молния. Пронзительная. Белая. Чистая. Она попала в противоположный конец поля, и даже сквозь веки боевик увидел, как запузырилась земля, и с шипением опали цветы, превращаясь в пепел. Следующую он поймал сам и направил уже в центр. А потом еще одну и еще... Цветы умирали. Они пытались спрятаться и пригнуться к земле, шелестели между собой, шептали, звали и обращались пеплом. Шрам ныл от боли, но с каждым ударом, ее становилось меньше. Она уходила вместе с гневом, который он щедро отдавал в память мертвого князя.