Отряд

–  Все так, монсеньор.
– Лавицкий неожиданно улыбнулся.
– К тому же у меня появилась вдруг одна мысль… Мы ведь давно с вами дружим, не так ли?

–  Ну-ну? Говорите, к чему вы там клоните?

–  Да ни к чему, собственно, не клоню, - хитро прищурился иезуит.
– Просто хочу напомнить очевидный факт: в случае успеха… гм… предприятия какие-то там Мнишеки получат Новгород, Псков, деньги… А ведь мы с вами ничем не хуже Мнишеков, монсеньор! По крайней мере, уж куда как честней и порядочней.

–  Совершенно с вами согласен, сын мой! Так вы думаете, стоит…

–  Стоит, монсеньор. Но не сейчас, после.

Рангони вновь задумался. Лежащие на столе документы - доказательства самозванческой интриги - вдруг показались нунцию свернувшимся клубком ядовитых змей. Могут ужалить врага, а могут - и своего хозяина. Держать их при себе опасно, очень опасно - кто знает, не дошли ли уже слухи о них до Мнишека или Вишневецких? Кто сможет поручиться?

–  Никто, - хмуро признал Лавицкий.
– В имении Адама Вишневецкого совсем недавно без вести пропал слуга. Тот самый, что переписал для нас свиток… Если он был подвергнут пыткам по приказу князя… Я не поручусь за нашу безопасность, монсеньор, тем более - за безопасность принадлежащих нам вещей. У Вишневецких много денег, очень много, вполне хватит, чтобы подкупить всех наших слуг. И ведь не узнаешь, кто именно подкуплен. С виду - вполне предан, а на самом деле только и ждет, чтобы вонзить кинжал в спину.

Нунций непроизвольно поежился - слишком уж эмоционально говорил Лавицкий. Кинжал в спину - ну, надо же выдумать! Кто о чем думает, тот и… Впрочем, этому хитрому иезуиту можно доверять, с оглядкой, правда. Уж слишком многое их теперь связывает! И сильнее всего - общая тайна. Бумаги, грамоты! Куда б их только деть, разрази дьявол?

Мысленно помянув дьявола, Рангони тут же перекрестился на висевшее над камином распятие:

–  Предчувствую, за бумагами наверняка скоро начнется охота. Больно уж многим они нужны: Вишневецким, Острожским, Мнишекам - чтобы уничтожить, шведам и русским - чтобы предать огласке. Таким образом, мы с вами меж двух огней, сын мой.

–  Грамоты надо немедленно спрятать!

–  Так-так…

–  В каком-нибудь отдаленном аббатстве, не в Польше… и не в Ватикане.

–  Ну-ну, продолжайте, Лавицкий! Вижу, у вас что-то есть на примете.

–  Есть, монсеньор.
– Иезуит с улыбкой развел руками.
– Признаюсь, я уже думал над этой проблемой. Преданный мне человек давно собирается совершить паломничество в один из нормандских монастырей…

–  Нормандия?
– удивленно перебил нунций.
– Почему именно Нормандия?

–  Он там родился, монсеньор.

–  Но ведь это же почти край света! И как мы, в случае необходимости…

–  Нормандия вовсе не так далеко, - на этот раз перебил Рангони Лавицкий.
– И если плыть по морю… Неделя! Всего неделя, а при благоприятных погодных условиях и того меньше. Правда, мой человек, чтобы не привлекать внимания, отправится в паломничество пешком. Не один. С верными людьми.

Нунций недоверчиво хохотнул:

–  Я смотрю, у вас все люди - верные, а, Лавицкий?

–  Брату Гилберту - так его зовут - я вполне доверяю. И мое доверие он уже не раз оправдывал.

–  Я должен говорить с ним!

–  Да, монсеньор.
– Лавицкий встал с кресла и поклонился.
– Я представлю вам брата Гилберта сегодня же. Но… лучше не здесь.

–  Естественно, не здесь!
– Рангони взмахнул рукой.
– Сейчас наброшу плащ, и отправимся - ведь уже темнеет.

–  Как вам будет угодно, монсеньор.

Встреча произошла на постоялом дворе, близ небольшой деревянной церквушки Святой Инессы, что располагалась почти на самой окраине города. Впрочем, и отсюда был виден Мариацкий костел и здания коллегий университета. Рангони непроизвольно улыбнулся - свет католической учености имел прочные позиции в Польше.

–  Прошу сюда, монсеньор.
– Лавицкий жестом показал путь.

Задний двор, заставленный возами с рыбой и кожами, большая куча навоза, около которой, чертыхаясь, возились бородатые мужики с вилами. Узенькая, с резными перильцами лестница, ведущая на галерею. Такая же узкая дверь.

–  Входите… Сейчас я зажгу свечи.

Послышался стук кресала - Лавицкий высекал огнивом искру. Наконец потянуло паленым… Зажглись три свечи в бронзовом подсвечнике, стоявшем на небольшом столе. Ярко, нестерпимо ярко, так, что на миг стало больно глазам! Или - это просто с непривычки, с темноты?

–  Ну, и где ваш брат Гилберт?
– недовольно осведомился нунций.

–  Ожидает за дверью, монсеньор.

–  За дверью? Ну так пусть войдет!

–  Войди, брат!

Скрипнула дверь, и на пороге возникла высокая фигура в коричневатой рясе бенедиктинца с накинутым на голову капюшоном.

–  В помощь вам святая дева Мария, - откинув капюшон, низко поклонился монах. Высокий, мускулистый, сильный. Молодой - вряд ли старше тридцати. Рангони с любопытством всмотрелся в угрюмое, даже несколько фанатичное лицо. Квадратный волевой подбородок; крупный, с горбинкой нос; кустистые, нависшие над глубоко запавшими глазами брови. Тонкие, пожалуй, слишком тонкие для столь широкого лица, губы усиливали впечатление мрачной силы, чему способствовала и прическа монаха - тот был абсолютно лыс.

–  Ты звал меня, брат, - посмотрев на Лавицкого, негромко промолвил монах.
– Я пришел.

–  Я хочу разрешить тебе паломничество, брат Гилберт, - улыбнулся иезуит.
– То самое, о котором ты очень просил.

В глубоко запавших глазах монаха промелькнула на миг бурная радость. Промелькнула и тут же погасла - брат Гилберт, несомненно, умел владеть собой.

–  Да благословит тебя Господь, брат!
– Монах поклонился.
– Я готов отправиться в путь хоть сейчас.

–  Отправишься, - усмехнулся Лавицкий.
– Заодно - выполнишь мое поручение.

–  Приказывай. И не сомневайся в успехе!

Иезуит перевел взгляд на нунция, и тот поставил на стол небольшую шкатулку:

–  Эту вещь надо надежно спрятать в одном из аббатств Нормандии. И оставаться рядом, присматривать, ожидая посланца.

–  Не такая уж и трудная задача, брат… э…

–  Можешь называть меня - монсеньор.

–  Монсеньор?!

–  Именно.
– Лавицкий строго взглянул на монаха.
– Подробные инструкции получишь от меня позже. Помни - за то, что находится там, - он кивнул на ларец, - ты отвечаешь даже не головой - душою!

–  Я исполню все! И так, как будет приказано.
– Монах снова поклонился.

–  Ты француз?
– неожиданно спросил Рангони по-французски.

–  Да, француз.

–  Тогда почему - Гилберт? Лучше зваться - Жильбер!

–  Именно так меня и зовут братья, монсеньор.

–  Ты бенедиктинец?

–  Я служу ордену Иисуса!
– с затаенной гордостью ответил монах.

–  И, видит Бог, служит неплохо, - с улыбкой пояснил Лавицкий.

–  Что ж.
– Рангони тоже улыбнулся.
– Ты произвел на меня неплохое впечатление, брат Жильбер. Ступай же и исполни все в точности. Знай, ты получишь за это сторицей не только на том свете, но и на этом. Думаю, несомненно найдется монастырь, которому потребуется именно такой аббат, как ты, брат!