Отряд

–  Он прав, - хмуро заметил Паисий.
– Придется везти в Москву.

–  Ну, так и обоз тоже нужно в Москву возвращать, в казну!
– решительно заявил Иван.
– Сколько голодных накормить можно.

Судебный старец согласно склонил голову.

Отмыв забрызганное вражеской кровью лицо, Иван зашел на карбас, в каморку, - прежде чем уехать, нужно было еще переговорить с Евлампием Угрюмом, уточить кое-какие финансовые дела. Ведь получается, что Иван невольно подставил баркасников, оставив их без заработка, на который те рассчитывали.

Каморка оказалась пуста, и юноша решил подождать Евлампия там; что староста не убит, он знал, не так давно видал баркасника между своих. На лавке в полутемной каморке сиротливо лежал кошелек из кошачьей шкуры. Серебришко Евлампия. Слава Богу, теперь уж не придется его передавать вдове старосты - сам передаст. Иван машинально подкинул на ладони кошель. Звякнуло, но так, чуть-чуть, видать, не очень-то большое наследство получила бы безутешная вдова. Странно… Сжав в ладони кошель, юноша нащупал в нем какую-то скрученную бумажку или кусочек пергамента… Из чистого любопытства достал - в бумажку были завернуты три серебряные деньги. Прямо сказать, невелика сумма, весьма невелика. Еще и в бумажку завернута! В бумажку… а ведь баркасник не так уж прост - все клады ищет со своими ныряльщиками. А ну-ка…

Бросив быстрый взгляд на дверь, Иван развернул бумагу, с удовлетворением увидев начерченный на ней план - река, с волнами, пристанями и промерами глубин, схематичное изображение Богородичного монастыря с характерной пятигнездной звонницей - значит, и река, ясно, Тихвинка - какие-то таинственные значки - крестики, птички, кружочки. А это что еще за ответвление, похожее на… на «македонское копье или ланцет хирурга»! Ну, явно похоже, особенно если перевернуть листок боком. И - если здесь все правильно нарисовано - длина «копья» - небольшого заливчика или оврага - ровно в три раза больше ширины у впадения в реку… Интересно…

–  Интересно?!
– Евлампий Угрюм, ударом распахнув дверь в каморку, навис над входом темной угрожающей тенью. В руке его поблескивал длинный рейтарский пистолет со взведенным курком.

Иван машинально потянулся к сабле, заткнутой за пояс вместо сломанного палаша.

Баркасник левой рукой почесал шрам и нехорошо усмехнулся:

–  Я хорошо стреляю.

–  А как хорошо ныряешь?
– улыбнулся Иван.
– Садись, нам ведь надо поговорить об упущенных тобою деньгах. Признаю - по моей вине упущенных, а я не люблю ходить в должниках. И я не купец…

–  Я догадался.

–  Это - карта утопленной монастырской казны? Да не смотри ты на меня так, я полагаю, вы ее так и не нашли?

–  А вот уж это не твое дело, парень.

–  Не мое? А если я помогу отыскать сокровища, скажем… гм… за одну десятую часть, ты согласишься?

Евлампий опустил пистолет.

–  Что ж, десятина - вполне справедливое требование. Только с нами пойдут мои люди, и вряд ли тебе удастся схитрить!

–  Что ты, что ты, - замахал руками Иван.
– Если б я хотел схитрить, так с вами бы не сидел.

–  И я не дам тебе ни с кем переговорить!
– заявил баркасник.
– Идем сейчас, прямо отсюда.

–  Согласен, - Иван кивнул.
– Разреши лишь мне взять с собою двоих.

–  Говори - кого именно? Я сам пошлю за ними людей.

–  Прохора-молотобойца и Митьку Умника. Митька пусть захватит с собой книгу.

–  Какую книгу?
– ощерился Евлампий Угрюм.
– Не советую обделывать за моей спиной какие-то свои дела.

–  Митька знает какую… А вообще, это не столько книга, Евлампий, сколько цветок… маленький такой, алый… цветок папоротника, указующий путь к кладу!

Баркасный староста вздрогнул, в темных, глубоко посаженных глазах его на миг промелькнул страх.

–  Дьявол! Да ты сам дьявол! Иначе б откуда прознал?

–  Откуда-откуда, - Иван откровенно смеялся.
– Меньше по лугам шляться надобно, любви купальской мешать.

–  Тьфу ты, Господи…

Едва взошло солнце, как они уже были у цели: Иван со своей командой и ныряльщики во главе с Угрюмом. Истекая быстро тающим утренним туманом, сверкала на плесе река.

–  Вон, впереди, за кустами.

По знаку Евлампия вместительная лодка круто повернула к берегу, вернее, к густо заросшему камышами оврагу, дно которого было заполнено грязной вонючей водой.

–  Ну и запашина, - Прохор заткнул пальцами нос.

–  Золотари моют здесь свои бочки, - с усмешкой пояснил баркасник.

–  Как там в книжице, Митрий?
– Иван хлопнул отрока по плечу.
– Пахнет сильно и для тонкого обоняния неприятно? Прохор, у тебя, похоже, тонкое обоняние!

Протиснувшись сквозь камыши в жерло оврага, лодка остановилась.

–  Ну, кто будет нырять?
– осведомился Иванко.
– Могу я, я не из брезгливых.

–  Нет, - Евлампий отрицательно качнул головой.
– Архип, давай!

Архип - молодой, лет семнадцати-двадцати, парень со светлыми волосами и круглым приятным лицом - вмиг скинул на дно лодки одежду и, перекрестившись, мягко, без брызг, опустился в воду. Все застыли в немом томительном ожидании. Ныряльщик не показывался долго… наконец вынырнул и помотал головой.

–  На середине - пусто. Сейчас попробую ближе к берегу.

Баркасник скривился и бросил на Ивана пронзительный недобрый взгляд.

Архип отдышался и вновь нырнул, на этот раз прихватив с собою конец веревки.

–  Дно илистое, кругом топляк. Не застрять бы. Дерну - тащите.

–  Вытащим.

И снова - лишь круги по воде. И мерзкий запах. И плотный туман. И тишина - даже птицы не пели.

Ныряльщик снова долго не показывался. Нет, вот вынырнул чуть в отдалении… Снова нырнул… Дернулась веревка - видать, застрял.

–  Тянем, - скомандовал Евлампий.
– Только осторожно, потихонечку…

–  Тяжелый какой этот ваш Архип, - перебирая веревку, заметил Митрий.
– Едва вытягивается.

Всплеск!

Все вздрогнули, напряглись.

Из тумана выплыл к лодке Архип. Ухватился руками за борт, улыбнулся:

–  Тяните, тяните!

Господи, неужели?!

Потянули еще и наконец подняли на борт небольшой - в обхват - сундучок, обитый позеленевшей медью.

–  Глядите-ка - замок!

Евлампий умело сбил замок обухом топора. Открыл крышку… И зажмурил глаза, и сглотнул в горле ком, и произнес с глупой ухмылкою: