Ожесточение
Шрифт:
– У Шамиля не очень гладко прошло. Ты рассказывала о женщине, которая обслуживала тебя. После того как Шамиль отвез нас к реке, она встретила машину с автоматом. Может быть, видела, как я зарезал ее сына. К счастью, автомат был без приклада, она не справилась с отдачей и промахнулась. Шамиль застрелил ее.
Беседка из винограда
Еще в начале Первой войны Магомед предлагал отцу уехать либо в Питер, либо в Москву. Однако отец наотрез отказался.
– Жизнь делает круг. Пора! Я вернусь
Еще в Первую войну от здания института и цехов завода отца остались только сгоревшие разбитые снарядами бетонные коробки. После штурма города армией Муса ездил смотреть, что уцелело.
Неожиданно для сыновей отец воспринял увиденное спокойно. Более того, выяснилось, что отец сам перед войной продал все, что представляло ценность! Он даже пришел в раздражение:
– У меня, что, тупые сыновья? Вы еще не поняли, в каком мире живете? Здания и железо больше почти ничего не значат. Оборудование пора было менять. Эти здания имеют маленький срок. Все было разрушено раньше, еще до войны. Когда уехали в Канаду, Америку и Израиль люди, которые сидели в этих кабинетах. Вот это уже не возродится. Изобретения, которые мы сделали, уже работают. Не обязательно, чтобы помнили, что это сделал я. Я инженер, а не поэт, и со смирением понимаю, что то, что посчастливилось придумать мне, придумал бы кто-то другой.
Во время войн отец и Абу еще были центром силы семьи, но эта роль постепенно перетекала к Магомеду и Ахмеду. Хотя Муса еще контролировал значительные денежные потоки.
Абу отошел от дел и постепенно стал духовным авторитетом не только семьи, но и всего большого рода, окружающих районов.
– Старость лучше молодости, - сказал он Магомеду, - долги близким отданы, можно жить для всех людей. Можно даже позволить себе быть настоящим.
В беседке из дикого винограда горела лампочка без абажура, вокруг нее кружились мотыльки. Верхушки ледников еще слегка освещались давно зашедшим солнцем. Вечер был тихим, безветренным. Воздух втекал в легкие как драгоценный нектар. Перед Этель на высокой скамейке сидели двое пожилых мужчин. Что-то сразу подсказывало, что они братья.
– I have not practiced for a long time in English. Sorry for the pronunciation. I am Musa. I am the father of this young man. Unfortunately, Abu understands only Russian and Arabic.
– Я говорю по-русски, - сказала Этель.
– Прекрасно, - сказал Муса.
– Это моя женщина. Я хочу сделать так, чтобы этот брак признавали все родственники, чтобы не было никаких вопросов ни о моей жене, ни о детях, которые у нас будут!
– дерзко сказал Ахмед.
– А ты что так резко, как будто с кем-то споришь? Или ты с собой споришь?
– сказал Муса.
– Последние месяцы у него были очень трудные, он нервничает, - сказал Абу.
– Лет десять назад в этом не было бы ничего особенного, - с сожалением сказал Муса, - но в результате этой войны среди родственников с одной стороны усилился национализм, с другой стороны фундаментализм. К тому же твоя мать
всегда была националисткой в вопросах брака, но думаю, она увидит твою женщину и у нее это пройдет.– Человек, который меня удерживал, говорил, что это не по закону: брак мусульманина и христианки, - сказала Этель.
– Это неправда, - сказал Абу, - ни законы шариата, ни наши адаты не препятствуют вам.
– Я думаю, твоя мать будет рада, потому что у твоих ровесников уже куча детей, а ты все не остепенишься. Да и что может вам помешать?
– сказал Муса.
Дальше Абу сказал слова, воспоминание о которых всегда вызывало у нее улыбку. Как и предсказывал Ахмед, Абу сказал:
– Ладно, идите спать. Вы очень устали. Я пойду, обдумаю подходящие хадисы.
Глава 9 Предопределенность
Тоннель. Весна 2010 года, пятница, утро
– Что узнал, Салман?
– Да, это он.
У Магомеда мелькнуло чувство водителя, неожиданно увидевшего препятствие и осознавшего, что он не успеет затормозить:
– Я сразу так подумал.
– Я мог найти его раньше. Но ты запретил следить за его сыном и матерью.
– Так было нужно. Ты же думал: кто был тогда предателем? Теперь мы скоро узнаем. Враг покажет себя. Через час собираемся здесь снова с Ахмедом. Сходите пообедайте, принеси побольше печенек, чаю, кофе. Будем долго сидеть. Я предупрежу Гулю, что мы заняты до вечера.
***
Было уже далеко за полночь.
Когда-то давно в Дубне худой молодой Магомед в рваных джинсах солнечным свежим утром участвовал в мозговом штурме по разработке эксперимента. В открытое окно задувал легкий ветерок с Волги. Прохладный чистый хлопок рубашки. Дома ждет юная Зара, которую он постоянно хотел, о которой он всегда думал в фоновом режиме. Но мысли о ней не мешали ему, наоборот, помогали работать, давали разуму легкость. Договорились, что Магомед освободится пораньше, чтобы съездить на выходные к друзьям на дачу на Истринское водохранилище. Все оборудование того помещения лаборатории состояло из доски, мела, листов бумаги, разбросанных по большому столу. Ноги в белых носках закинуты на стул напротив, гул голосов. Вокруг такие же лохматые, худые, в рваных джинсах умники, смеющиеся как безумные.
Сегодня Магомеду вспомнился тот день из далекого прошлого. Всё похоже. На перекидных листах таблицы, квадратики и стрелочки. На столе разложены листы бумаги с крупными небрежными заголовками фломастерами. Чашечки с кофе и чаем, крошки печенья на столе. Ахмед, развалившийся в кресле с расстегнутым воротом. Небрежно скинутые на спинки дорогие пиджаки. Худой сосредоточенный Салман, внимательно сравнивающий записи на листках перед собой. Но главное - атмосфера полного и плодотворного взаимопонимания людей, знающих свое дело. В таком состоянии проектная команда может горы свернуть.