Падая, словно звёзды

Я не заглатываю наживку. Я все равно слишком пьян.

В доме на Голливудских холмах мир выглядит так, словно я нахожусь под водой, а когда бреду к входной двери, земля будто хочет уйти из-под ног.

– Вы в порядке, сэр? – спрашивает Эзра, мрачно глядя на Еву.

– Лучше не бывает, – отвечаю я и хлопаю его по огромному плечу. – Спокойной ночи, Эз.

Войдя в дом, я ставлю статуэтку на стеклянную консоль и плюхаюсь на диван.

Ева встает передо мной, скрестив руки на груди. В течение вечера она переоделась в облегающее короткое коктейльное платье огненно-красного цвета. При взгляде на меня ее глаза горят таким же огнем, а голос дрожит от едва сдерживаемой ярости.

– Ты бы себя видел, – говорит она. – Жалкий.

Ее внезапная насмешка не должна вызывать удивления, но все равно вызывает. По-прежнему ранит. Я сухо усмехаюсь.

– Обмани меня дважды…

– Ты был всеобщим посмешищем. Взрослый мужчина сжимает статуэтку, как маленький мальчик свою любимую куклу.

Я кладу под голову мягкую подушку с подлокотника дивана.

– Как скажешь, Ева.

– Ты и правда ничего не понимаешь, да? Эгоистичный ублюдок!

Секунду спустя я чувствую щекой ветер, и мимо головы пролетает стеклянное пресс-папье и разбивается вдребезги о травертиновые плитки, ведущие на кухню.

Я резко сажусь.

– Какого хрена…

– Твоя речь, очаровательно, – кипит Ева. – Такая скромная и милая, с толикой юмора. Все идеально выверено, чтобы казаться неподготовленным, когда сам точно знал, что делаешь.

Я поднимаюсь на ноги и указываю на поблескивающие осколки пресс-папье.

– Господи, ты могла меня убить. И вообще, о чем, черт возьми, ты говоришь? Я едва помню свою речь. После того, как Роберт прочитал мое имя, все как в тумане.

– Ой, правда? – Едко усмехается Ева. – Потому что я помню каждое слово, и я унижена!

Она подкрепляет свои слова сильным толчком в грудь. Я падаю обратно на диван и мысленно пытаюсь заставить себя протрезветь. Чтобы комната перестала вращаться и чтобы защитить себя от женщины, которая, как я когда-то думал, станет матерью моих детей.

– Ты поблагодарил практически каждого в том зале, кроме меня. Меня! Я твоя чертова невеста, а ты мне ничего не сказал! – Она переходит на крик, и каждое слово эхом отдается в нашем огромном пустом доме.

– Ты не моя невеста. Мы не вместе…

– Как, по-твоему, я после этого выгляжу, Зак? – Теперь она стоит у меня перед носом и тычет в меня пальцем. – Ты сделал это нарочно! Ты взял меня с собой, чтобы публично опозорить.

– Для этого тебе не нужна моя помощь.

Щеку огнем обжигает пощечина. Ева заносит левую руку для второго удара. Я перехватываю ее за запястье, но Ева быстрее и трезвая. Она бешеной кошкой царапает мне лицо, и я чувствую на щеке и шее жгучую боль. Каким-то образом мне удается схватить ее за запястья и оттолкнуть от себя. Обтягивающее платье мешает ей двигаться, и она ударяется задницей о покрытый ковром пол. Я с трудом поднимаюсь на ноги.

– Не прикасайся ко мне, – говорю я, тяжело дыша. Теперь моя очередь указывать на нее пальцем. – Никогда, черт возьми, больше не смей меня трогать!

Должно быть, в моих глазах что-то ее пугает, потому что выражение ярости исчезает с ее лица.

– Прости, Зак, но я не знаю, что еще сделать! – причитает она, и по ее щекам тут же начинают течь слезы. – Ты ужасно меня расстраиваешь! Ты словно каменная стена. Как будто я больше никогда не смогу до тебя достучаться!

Мне необходимо оказаться в комнате, где есть дверь, которую можно запереть на замок, но я чертовски пьян. Я снова падаю на диван. Ева опускается рядом со мной на колени и берет меня за руку. Я вырываю ее обратно, но у меня заканчиваются силы. Я не могу держать глаза открытыми, а комната продолжает вращаться…

– У тебя все так замечательно складывается, – плачет она. – Ты всегда получаешь все, что хочешь.

– Не все, – бормочу я, и перед моим затуманенным взором мелькают голубые глаза Роуэн.

– А у меня нет ничего! Ничего! Никаких предложений. Я словно невидимка! Это очень несправедливо, но со мной еще не покончено. Знаешь, у меня есть, что дать. – Ева проводит пальцами по моим волосам. – Тебе просто нужно быть моим партнером. Прояви ко мне хоть каплю того внимания, которое ты проявляешь ко всем остальным.

– Не-а. Не думаю, что смогу. Шоу окончено, Ева, – бормочу я в подушку и пьяно отталкиваю от себя ее руки. – Пора заканчивать.

– Так не должно быть, – говорит она, дотрагиваясь кончиками пальцев до царапин на моей щеке. – Все могло бы быть намного лучше. Как раньше, если бы только ты…

Я не знаю, что еще должен для нее сделать. Что еще я могу ей дать. Какую оставшуюся частичку сердца могу отдать на растерзание ее острым зубам. Но, к счастью, тьма поглощает меня раньше, чем Ева успевает сказать.

* * *

Я просыпаюсь как от толчка, и меня пронзает боль. В голове грохот. Я моргаю и сажусь в постели со смутным пониманием, что что-то не так. Я в главной спальне, а мне не положено быть в главной спальне. С тех пор как я вернулся с Аляски, это комната Евы, и я занял свободную.

Косой бледно-желтый свет проникает сквозь итальянские дизайнерские шторы и освещает груду одежды на полу.

Мой вчерашний смокинг.

Под простынями на мне только боксеры, и больше ничего.

– Не помню, чтобы я это делал, – бормочу я, и смутное чувство неловкости перерастает в неприятное ощущение внизу живота. Нечто безымянное и тяжелое. Затем я оглядываюсь, и это чувство перерастает в настоящую тошноту, потому что рядом со мной обнаженная Ева.

Она шевелится и улыбается.

– Доброе утро, соня.

– Какого… – выдыхаю я.

Она садится и обнимает меня за шею. Ее волосы растрепаны, макияж размазан, но на губах улыбка. Торжествующая. Кожа покрывается мурашками, когда Ева запечатлевает поцелуй на моей щеке, пробуждая жгучую боль.

– Хорошо спалось? Держу пари, что нет. Прошедшим вечером ты и правда напился.

Прошедший вечер. Прошедший вечер – это черная дыра. Я не могу вспомнить…

Прежде чем я успеваю пошевелиться или заговорить, Ева вскакивает с кровати и натягивает леггинсы и футболку.

– В этом доме нет еды. Я собираюсь сбегать в продуктовый магазин. – Она останавливается в дверях спальни и посылает мне воздушный поцелуй. – Скоро вернусь.

Я с минуту смотрю на то место, где она стояла, а затем направляюсь в ванную. Свет бьет в глаза, а царапины на бледной коже кажутся еще краснее и глубже. Три тянутся вдоль подбородка и две на шее, которые ужасно саднят. Я осторожно ополаскиваю лицо холодной водой и смотрю на свое отражение.