Паломничество Чайльд-Гарольда

39

Ты среди нас живешь священной тенью! Ты был, Торквато, обойден судьбой, Ты стал для стрел отравленных мишенью, Неуязвим и мертвый, как живой. И есть ли бард, сравнившийся с тобой? За триста лет поэтов много было, Но ты царишь один над их толпой. Так солнце есть, и никакая сила, Собрав его лучи, не повторит светила.

40

Да! Только средь его же земляков Предшественники были, мой читатель, Не менее великие. Таков «Божественной Комедии» создатель [190] Иль чудных небылиц изобретатель, Тот южный Скотт, [191] чей гений столь же смел, Кто, как романов рыцарских слагатель — Наш Ариосто северный, воспел Любовь, и женщину, и славу бранных дел.

190

«Божественной Комедии» создатель — великий итальянский поэт Данте Алигьери (1265–1321).

191

Южный Скотт.

 — Знаменитого итальянского поэта Ариосто Байрон сравнивает со своим современником (называя его, в свою очередь, «Наш Ариосто северный»), выдающимся английским писателем Вальтером Скоттом.

41

Был молнией на бюсте Ариосто Венец расплавлен и на землю сбит. Стихия дело разрешила просто: Железу лавром быть не надлежит. Как лавров Славы гром не сокрушит, Так сходство с лавром лишь глупца обманет. Но суеверье попусту дрожит: Рассудок трезвый по-другому взглянет — Гром освящает то, во что стрелою грянет.

42

Зачем печать высокой красоты, Италия! твоим проклятьем стала? Когда б была не столь прекрасна ты, От хищных орд ты меньше бы страдала. Ужель еще стыда и горя мало? Ты молча терпишь гнет чужих держав! Тебе ль не знать могущество кинжала! Восстань, восстань — и, кровопийц прогнав, Яви нам гордый свой, вольнолюбивый нрав!

43

Тогда бы ты, могуществом пугая, Ничьих желаний гнусных не влекла, И красота, доныне роковая, Твоим самоубийством не была. Войска бы не катились без числа В долины Альп глумиться над тобою, И ты б чужих на помощь не звала, Сама не в силах дать отпор разбою, — Твоих заступников не стала бы рабою.

44

Я плавал в тех краях, где плавал друг Предсмертной образованности Рима, Друг Цицерона. [192] Было все вокруг, Как в оны дни. Прошла Мегара мимо, Пирей маячил справа нелюдимо, Эгина [193] сзади. Слева вознесен, Белел Коринф. [194] А море еле зримо Качало лодку, и на всем был сон. Я видел ряд руин — все то, что видел он.

192

Друг Цицерона — Сервий Сульпиций Руф, римский консул, друг знаменитого оратора и политического деятеля Древнего Рима Марка Туллия Цицерона (106-43 гг. до н. э.). В письмах к Цицерону Сервий дал интересные описания мест, которые он посетил во время поездки по Греции. Ряд этих городов Байрон также посетил во время путешествия в 1809–1811 гг.

193

Эгина — остров в Сароническом заливе Эгейского моря.

194

Мегара, Пирей, Коринф — города в Греции.

45

Руины! Сколько варварских халуп Поставили столетья рядом с ними! И оттого, хотя он слаб и скуп, Останний луч зари, сиявшей в Риме, Он тем для нас прекрасней, тем любимей. Уже и Сервий лишь оплакать мог Все, от чего осталось только имя, Бег времени письмо его сберег, И в нем для нас большой и горестный урок.

46

И вслед за ним я в путевой тетрадке Погибшим странам вздох мой посвятил. Он с грустью видел родину в упадке, Я над ее обломками грустил. В столетьях вырос длинный счет могил, На Рим великий буря налетела, И рухнул Рим, [195] и жар давно остыл В останках титанического тела. Но дух могучий зрим, и только плоть истлела.

195

…рухнул Рим… — в 476 г. последний римский император был низложен, и Западная Римская империя пала.

47

Италия! Должны народы встать За честь твою, раздоры отметая, Ты мать оружья, ты искусства мать, Ты веры нашей родина святая. К тебе стремятся — взять ключи от рая Паломники со всех земных широт. И верь, бесчестье матери карая, Европа вся на варваров пойдет И пред тобой в слезах раскаянья падет.

48

Но вот нас манит мраморами Арно. В Этрурии [196] наследницу Афин [197] Приветствовать мы рады благодарно, Среди холмов зеленых, и долин, Зерна, и винограда, и маслин, Среди природы щедрой и здоровой, Где жизнь обильна, где неведом сплин, И к роскоши привел расцвет торговый, Зарю наук воззвав из тьмы средневековой.

196

Этрурия — область на северо-западе Апеннинского полуострова, населенная в древности этрусками; современная Тоскана.

197

Наследница Афин. — Флоренция, которая сыграла значительную роль в истории культуры и искусства Италии.

49

Любви богиня силой красоты Здесь каждый камень дивно оживила, И сам бессмертью причастишься ты, Когда тебя радушно примет вилла, [198] Где мощь искусства небо нам открыла Языческой гармонией резца, Которой и природа уступила, Признав победу древнего творца, Что создал идеал и тела и лица.

50

Ты смотришь, ты не в силах с ней проститься, Ты к ней пришел — и нет пути назад! В цепях за триумфальной колесницей Искусства следуй, ибо в плен ты взят. Но этот плен, о, как ему ты рад! На что здесь толки, споры, словопренья, Педантства и бессмыслицы парад! Нам голос мысли, чувства, крови, зренья Твердит, что прав Парис и лишни заверенья.

198

Вилла. — Байрон имеет в виду художественную галерею Уффици во Флоренции, где находится статуя Венеры Медицейской.

51

Такой ли шла ты к принцу-пастуху, Такая ли к Анхизу приходила? Такая ли, покорствуя греху, Ты богу битв лукаво кровь мутила, Когда он видел глаз твоих светила, К твоей груди приникнув головой, А ты любви молила, ты любила, И поцелуев буре огневой Он отдавал уста, как раб смиренный твой.

52

Но бог, любя, не пел любовных песен, Он в красках чувство выразить не мог. Он был, как мы, влюбленный, бессловесен, И смертному уподоблялся бог. Часов любви не длит упрямый рок, Но смертный помнит краски, ароматы, Сердечный трепет — вечности залог, И памятью и опытом богатый, Ужели он не бог, творец подобных статуй!

53

Пусть, мудростью красуясь наживной, Художнической братьи обезьяна, Его эстетство — критик записной Толкует нам изгиб ноги и стана, Рассказывая то, что несказанно, Но пусть зеркал не помрачает он, Где должен без малейшего изъяна Прекрасный образ, вечно отражен, Примером царственным сиять для смертных жен.

54

В священном Санта-Кроче [199] есть гробницы, Чьей славой Рим тысячекратно свят. И пусть ничто в веках не сохранится От мощи, обреченной на распад, Они его бессмертье отстоят. Там звездный Галилей в одном приделе, В другом же, рядом с Альфиери, спят Буонаротти и Макиавелли, Отдав свой прах земле, им давшей колыбели.

199

Санта-Кроче — церковь-усыпальница во Флоренции.

55

Они бы, как стихии, вчетвером Весь мир создать могли. Промчатся годы, И может рухнуть царственный твой дом, Италия! Но волею Природы Гигантов равных не дали народы, Царящие огнем своих армад. И, как твои ни обветшали своды, Их зори Возрожденья золотят, И дал Канову твой божественный закат.

56

Но где ж, Тоскана, где три брата кровных? [200] Где Дант, Петрарка? Горек твой ответ! Где тот рассказчик ста новелл [201] любовных, Что в прозе был пленительный поэт? Иль потому он так пропал, их след, Что Смерть, как Жизнь, от нас их отделила? На родине им даже бюстов нет! Иль мрамора в Тоскане не хватило, Чтобы Флоренция сынов своих почтила?

200

…где три брата кровных? — Байрон говорит о трех великих основоположниках итальянской литературы — Данте, Петрарке и Боккаччо.

201

…рассказчик ста новелл… — Джованни Боккаччо (1313–1375).

57

Неблагодарный город! Где твой стыд? Как Сципион, храним чужою сенью, [202] Изгнанник твой, вдали твой Данте спит, [203] Хоть внуки всех причастных преступленью Прощенья молят пред великой тенью. И лавр носил Петрарка не родной [204] — Он, обучивший сладостному пенью Всех европейских бардов, — он не твой, Хотя ограблен был, как и рожден, тобой. [205]

202

Как Сципион, храним чужою сенью… — Сципион Африканский Старший, Публий Корнелий (ок. 235–183 гг. до н. э.) — римский полководец. По преданию, обиженный неблагодарностью граждан Рима, остаток дней провел далеко от столицы.

203

…вдали твой Данте спит… — Данте, родившийся во Флоренции, умер в изгнании, похоронен в Равенне.

204

…лавр носил Петрарка не родной… — За поэму «Африка» Петрарка был увенчан лавровым венком в Риме.

205

…ограблен был… тобой. — Имущество отца Петрарки было конфисковано, а сам он изгнан из Флоренции вскоре после изгнания Данте.

58

Тебе Боккаччо завещал свой прах, Но в Пантеоне ль мастер несравненный? Напомнит ли хоть реквием в церквах, Что он возвел язык обыкновенный В Поэзию — мелодию сирены? Он мавзолея славы заслужил, Но и надгробье снял ханжа презренный, [206] И гению нет места средь могил, Чтобы и вздохом тень прохожий не почтил.

59

Да, в Санта-Кроче величайших нет. Но что с того? Не так ли в Древнем Риме, Когда на имя Брута лег запрет, [207] Лишь слава Брута стала ощутимей. И Данте сон валами крепостными Равенна благодарная хранит. И в Аркуа кустами роз живыми Певца Лауры смертный холм увит. Лишь мать-Флоренция об изгнанных скорбит.

206

…надгробье снял ханжа презренный… — Ненавидевшие Боккаччо церковники в 1783 г. уничтожили его гробницу.

207

…Когда на имя Брута лег запрет… — Брут Марк Юний (85–42 гг. до н. э.) — римский политический деятель, республиканец, один из убийц Юлия Цезаря.