Память льда

— Нет.

— Хотя правильно: здесь почти не слышно. А на башнях ветер так и свищет.

— Я помню этот ветер.

— Так вот, он сменил направление. И похоже, разгоняет лед.

— В пещере Матери вообще нет никакого ветра, — сказал Ток.

Стихия продолжала трепать обломок плавучего города мекросов. С громким треском ломались бревна. Полопалось еще несколько воздушных пузырей, отчего маленький остров вздыбился и проход между домами превратился в склон холма. Госпоже Зависти не оставалось ничего иного, кроме как открыть магический Путь и по нему перебраться туда, где находилась Ланасса Тог.

Т’лан имасска вернулась на свое прежнее место. Ветер нещадно трепал ее седые волосы. Костлявые руки все так же сжимали мечи. Встав рядом с нею, госпожа Зависть поняла, чем вызван крен. Плавучий остров натолкнулся на огромную ледяную глыбу и теперь подминал ее под себя. В воздух летели водяные струи вперемешку с ледяной крошкой.

— Боги милосердные, — сердито пробормотала госпожа Зависть. — Нас относит к западу.

— Не волнуйся, — ответила Ланасса Тог. — Рано или поздно нас все равно прибьет к суше.

— В каком месте? В двадцати лигах от Коралла? Если я верно помню карту местности, там густой лес и совсем нет дорог. А я так устала от ходьбы. Кстати, ты еще не посмотрела, как мы устроились. Если не считать косого пола и жуткого вида из окон, в остальном вполне приличное жилье. Знаешь, я не могу обходиться без удобств.

Ланасса Тог молча глядела на северо-запад.

— Все вы, т’лан имассы, одинаковые, — обиделась госпожа Зависть. — Помнится, Тлен тоже без конца отмалчивался.

— Ты уже называла это имя. Кто такой Тлен?

— Онос Т’лэнн. Первый меч. Во время нашей последней встречи он выглядел хуже некуда. Так что, думаю, дорогая, для тебя еще не все потеряно.

— Я однажды видела Оноса Т’лэнна.

— На Первом Слиянии?

— Да. Он выступал против Ритуала.

— И за это ты его возненавидела?

Т’лан имасска, по своему обыкновению, ответила не сразу. За то время, пока она молчала, плавучий остров выровнялся, затем опять накренился. Ланасса Тог даже не шевельнулась.

— Возненавидела? — произнесла она наконец. — Нет. Я просто с ним не согласилась. Слишком многие ему возражали, и тогда Онос Т’лэнн сдался. Таково, увы, всеобщее заблуждение.

Госпожа Зависть некоторое время помолчала в ожидании дальнейших пояснений, а затем скрестила руки и уточнила:

— Что ты имеешь в виду? О каком заблуждении говоришь?

— О том, что истина якобы определяется большинством голосов. Мы думали: раз все так считают, значит это и есть правда. Когда я снова увижу Оноса Т’лэнна, то непременно скажу ему, что прав был лишь он один.

— Вряд ли он до сих пор на вас сердится. Мне кажется, Онос Т’лэнн не из тех, кто может затаить обиду… и этим отличается от остальных т’лан имассов. Как ты думаешь?

— Он — первый меч.

Госпожа Зависть вздохнула и перевела беседу на другую тему:

— Мне тут недавно пришлось говорить с Моком. Я удивилась: почему сегулехи до сих пор не вызвали тебя на поединок? Сену и Туруль сражались с Тленом и потерпели поражение. Следующим должен был биться Мок. Я узнала любопытную вещь: оказывается, сегулехи дерутся с женщинами, только если те нападают первыми. Хочу тебя предостеречь: не связывайся с ними.

— Пока у меня нет на то причин. Но если вдруг появятся…

— Хорошо, попробую объяснить по-другому. Сражения с Сену и Турулем дорого обошлись Тлену. Думаю, поединок с Моком оказался бы еще более тяжелым. Скажи честно, Ланасса Тог, ты равна первому мечу по силе и ловкости? Думаю, что нет. Поэтому мой тебе совет: если хочешь попасть на Второе Слияние, держись подальше от Мока и его братьев.

Т’лан имасска в ответ лишь молча передернула плечами, лязгнув оружием.

— Ну и компания подобралась, — вздохнула госпожа Зависть. — Даже не знаю, что труднее: говорить с тобой и сегулехами или смотреть в страдающие глаза волчицы. И Гарат до сих пор меня сторонится.

— Волчица пробудилась, — сказала Ланасса Тог.

— Знаю. Вот смотрю я на нее, и сердце кровью обливается. Мне безумно жаль несчастную богиню, запертую внутри волчицы. У них обеих плачевная судьба: целую вечность бродить в одиночестве. Тем более что Баалджаг застряла где-то посередине между смертными и неупокоенными.

— Кто же преподнес ей такой мучительный дар? — спросила Ланасса Тог.

Госпожа Зависть улыбнулась, радуясь, что смогла хоть чем-то заинтересовать собеседницу:

— Мой брат, который, увы, заблуждался, полагая, что совершает добрый поступок. Впрочем, все гораздо сложнее. Дело было так. Мой брат наткнулся на богиню, жестоко пострадавшую во время падения Увечного Бога. Он хотел исцелить ее душу, но для этого душу вначале нужно было поместить в смертное тело. И тут ему подвернулась малышка ай, чья стая полностью погибла, а сама она была еще слишком мала, чтобы выжить в одиночку. Хуже того, она осталась последней на всем континенте.

— У твоего брата, Зависть, и впрямь извращенное понятие о милосердии.

— Согласна. Значит, мы с тобой одинаково смотрим на некоторые вещи. Восхитительно!

Однако мгновение спустя она внимательно взглянула на стоявшую рядом т’лан имасску, и улыбка ее погасла.

— Ох, — пробормотала Зависть. — Кажется, на самом деле это горькая истина.

Ланасса Тог вновь перевела взор на северо-запад, туда, где раскинулось бурное море.

— Чаще всего истины именно таковы, — произнесла она.

Чародейка провела рукой по волосам.

— Пойду-ка я загляну в несчастные глаза волчицы! Просто для развлечения, чтобы повысить себе настроение… Да уж… Тлен хотя бы понимал шутки.

— Он — первый меч.

Стиснув зубы и бормоча проклятия, госпожа Зависть выбралась на скользкую улочку. Ее туфельки едва касались обледенелых камней и досок. У дверей своего временного жилища она остановилась:

— А мне даже понравилось. До чего приятно скользить! И впрямь настроение стало лучше.

Карга была вне себя от ярости. Она громко хлопала крыльями и прыгала по земле. Каладан Бруд, стоявший неподалеку, терпеливо ждал, когда птица успокоится. Рядом с ним стояла Корлат. Третьим свидетелем гнева великой воронихи был Каллор. Слева от них двигались отряды армии Воеводы; справа, в паре тысяч шагов от дороги, пылило стадо бхедеринов. Корлат заметила, что их стало меньше, поскольку во время переправы через Серп погибло несколько сотен животных.