Память льда

— Будет исполнено, маг.

— Еще что-нибудь видели? — осведомился Паран.

— Больше ничего. Сетта — мертвый город. Вероятно, Маурик такой же.

— Забудь про Маурик, — сказал Паран. — Мы обойдем его стороной.

Эти слова насторожили Хватку.

— Только мы, капитан?

— Нам приказано быть стрелой, пущенной вперед, — ответил Быстрый Бен. — На всем пути до Коралла.

Мураш что-то недовольно пробурчал себе под нос.

— Говори громче, сержант, — обратился к нему Паран. — Тебе что-то не нравится?

— Да так, пустяки.

— Выкладывай уже, в чем дело!

— Ну, просто Колотун со Штырем и так скулят насчет исчезнувшего ящика с «морантскими гостинцами». Они рассчитывали в Маурике пополнить запасы. Представляю, какой вой теперь поднимут саперы!

Хватка вопросительно взглянула на Парана и Быстрого Бена.

— Это я виноват, — признался маг. — Хотел ведь поговорить с Колотуном, но совсем забыл. Прямо сейчас к нему и схожу.

— «Гостинцы» иной раз бывают дороже хлеба, — забубнил Мураш. — Если мы попадем в беду…

— Да не скули ты раньше времени! — одернула его Хватка. — Мосты сжигают за спиной, а не разводят огонь впереди себя. Скажи саперам, чтобы успокоились. Если вдруг мы попадем в такую передрягу, что пятнадцати «руганей» и тридцати «шрапнелей» окажется мало… ну что ж, одной грудой костей станет больше.

— Прекратить болтовню! — потребовал Паран. — Маг, предупреди морантов. За ночь мы сделаем еще один перелет. К рассвету желательно добраться до реки Эрин. Хватка, проверь, хорошо ли замаскированы знаки-пирамидки. Нельзя, чтобы они бросались в глаза, иначе мы себя выдадим, и вот тогда и впрямь мало не покажется. Ясно?

— Так точно, капитан.

— Тогда за дело.

Паран наблюдал, как солдаты спускаются. Вдруг он почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит. Неужели Мутная никак не угомонится? Он обернулся и увидел Меченого — командира черных морантов.

— Есть разговор, капитан.

— Слушаю.

— Я хочу знать, благословил ли ты баргастских богов. Если не в Капастане, то в каком-нибудь другом месте.

— Мне говорили, что баргасты могут попросить меня об этом. Но пока что никто ко мне не обратился.

Воин в черных доспехах немного помолчал, а затем спросил:

— Ты ведь признал их место в сонме богов?

— А почему бы и нет?

— Я могу считать такой ответ утвердительным?

— Да. А в чем дело? Что-то случилось?

— Ничего особенного. Просто я скоро умру и хочу знать, что ожидает мою душу.

— Значит, баргастские шаманы все-таки признали, что баргасты и моранты — одних кровей?

— Все их признания и заявления не имеют ровным счетом никакого значения.

— А мои имеют?

— Ты — Управитель Колоды.

— Расскажи мне, Меченый, что вообще в свое время разделило морантов и баргастов? Почему между вами вдруг возникла пропасть?

Морантский командир с трудом поднял сморщенную руку:

— Возможно, в ином мире эта рука совсем здоровая, а здесь она слабая и безжизненная. Быть может, там она ощущает крепкое рукопожатие некоего духа. Того, который с нетерпением ждет моего перехода в тот мир.

— Интересные у тебя воззрения, — сказал Паран.

— Баргасты считают нас слабыми и нежизнеспособными. Сухой ветвью, которую нужно отсечь.

— Но вы-то себя такими не считаете?

— Мы не боимся перемен. Мы не противимся изменениям. Баргасты должны понять, что им необходимо расти, даже если рост и сопровождается болью. Они должны узнать то, что моранты постигли давным-давно, в те далекие времена, когда отказались обнажать мечи и стали вести переговоры с тисте эдур — серокожими морскими странниками. Тогда мы узнали, что и они тоже устали воевать и готовы к миру.

— Ты сказал — тисте эдур?

— Да. Дети сокрушенного магического Пути. Осколок его сохранился в обширном лесу, который вы зовете Морантским. Этот лес стал нашей новой родиной. Куральд Эмурланн — истинное лицо Тени. Там же поселились и оставшиеся тисте эдур. Их было совсем мало. Мы радушно приняли их. Потом они ушли из Морантского леса, но их наследие помогло нам стать такими, какие мы сейчас.

— Достигший, я должен обдумать и понять сказанное тобой. Наверное, появятся вопросы. А сейчас я все же прошу тебя ответить на тот, что задал в самом начале нашей беседы.

— Баргасты считают, что мы были обязаны перебить всех тисте эдур. В их глазах мы совершили тягчайшее преступление. Однако мне интересно: Исконные Духи — ставшие ныне богами — относятся к этому так же или иначе?

— У древних духов было время как следует обо всем поразмыслить, — ответил Паран. — Иногда большего и не требуется. Терпимость — сердце мудрости.

— Если так, капитан, ты должен гордиться.

— Гордиться? Чем?

Негромкий сигнал возвестил о том, что сжигатели мостов готовы отправиться дальше.

— Я возвращаюсь к Дуджеку Однорукому, — произнес Меченый. Он помолчал, а затем добавил: — Малазанская империя мудра. Я нахожу это даром редким и драгоценным. И потому желаю ей — и вам всем — добра.

Морант ушел. Парану тоже нужно было идти к своим.

«Терпимость, — подумал он. — Запомни это слово, Ганос. Кто знает, возможно, оно станет точкой опоры во всех грядущих событиях…»

Мул Круппа вскарабкался по склону насыпи и очутился в самой гуще малазанских пехотинцев. Те проворно расступились, освобождая проход норовистому животному. Не задержавшись на дороге, мул вновь спустился вниз и понесся по равнине. Вдогонку полетели крики и советы, предназначавшиеся Круппу.

— Безмозглая скотина! — громко вопил толстяк. — Ты что, ослеп, упрямое порождение Бездны? Остановись! Слышишь? Крупп велит тебе остановиться!.. Ну, куда ты рванул? О нет! Только не туда!

Мул встряхнул головой, повернулся и понесся к шатрам ближайшего клана Белолицых баргастов. Оттуда ему навстречу выбежала толпа ребятишек, чьи лица были устрашающе раскрашены.

Мул перепугался и остановился как вкопанный, отчего Крупп едва не слетел на землю. После этого животное двинулось дальше неспешной трусцой, похлестывая себя хвостом по спине.

Бедному коротышке только чудом удалось не свалиться.

— Упражнение в глупости! — крикнул даруджиец, обращаясь к сорванцам, бежавшим рядом с мулом. — Ну как же, сила есть — ума не надо! Иначе бы вы не гоготали над печальной участью несчастного Круппа. Но что с вас взять? Избыток отроческой силы при недостатке ума и опыта дает такие вот плоды. Дорогой Крупп, прости этих оболтусов, ибо прощение и дружелюбие всегда были лучшими качествами твоей широкой и отзывчивой натуры. Эти несчастные ребятишки находятся в том возрасте, когда столь необходим мудрый, но строгий наставник. Поведение означенных созданий дает Круппу основание полагать, что они просто подражают взрослым, перенимая, как свойственно детской натуре, не лучшее, а худшее. Увы, глупцы с отвратно размалеванными лицами, вы хотя и бегаете на двух ногах, но умом своим недалеко ушли от этого четвероногого упрямца. Ваши прыжки и кривляния — предвестники плачевной судьбы, ожидающей ваш народ, ибо безмозглые дети, превратившись в безмозглых взрослых, обрекают свое племя на гибель. Да, ваше племя обречено! Обречено!