Память льда

За спиной всадников с сопением топало еще не менее трехсот животных. Всего же их было тысячи две, если не больше. Ворчун и Итковиан прекрасно понимали: если они захотят переправить свои отряды через реку в ближайшее время, то придется вклиниться между стадами. Как бы это сделать наилучшим образом?

Малазанские баржи были построены умело и на совесть. Они почти вплотную прилегали друг к другу, образуя наплавной мост. Кое-где его бревна почти уходили под воду, однако надежно выдерживали большой груз. Ширина моста была такой, что повозки могли двигаться по нему в два ряда.

Малазанцы, которыми командовал Скворец, переправились на южный берег реки еще вчера. Вслед за ними по мосту перешли три клана баргастов Хумбрала Таура. Ворчун знал, что Итковиану очень хотелось снова встретиться и со Скворцом, и с вождем баргастов, но обоих и след давно простыл.

Каладан Бруд отложил переправу своих войск до глубокой ночи. Ворчуна удивляла такая неспешность. Все это лишний раз подтверждало, насколько хрупок союз двух армий.

Возле причала толпились погонщики-рхиви. Тут же стоял какой-то долговязый, странного вида человек, явно не принадлежавший к этому племени. Он отрешенно наблюдал за тем, как животные, повинуясь крикам и свисту пастухов, запрыгивают на первую баржу.

Ворчун спешился и подошел к незнакомцу.

— Из «Моттских разгильдяев» будешь? — поинтересовался он.

— Главный маршал Ячмень, — улыбаясь кривозубым ртом, представился долговязый. — Хорошо, что вы подъехали, ребята. Ну никак мне не столковаться с этими коротышками. Сдается мне, они на каком-то другом языке говорят.

— Так и есть, маршал, — подтвердил Ворчун. — И давно ты здесь стоишь?

— Со вчерашнего вечера. Столько народу уже успело переправиться. Ну просто уйма. Я видел, как баржи рядком поставили. Быстро у них вышло. Малазанцы, скажу тебе, понимают толк в древесине. Кстати, их Скворец, пока в армию не пошел, был подмастерьем у каменщика. Ты знал?

— Впервые слышу. А какая тут связь? Он же не у плотника учился.

— Да так. Просто вспомнил.

— Ты своих дожидаешься? — спросил Ворчун.

— Не совсем. Хотя, думаю, рано или поздно они тоже покажутся. Обычно наши идут за бхедеринами и подбирают навоз. Здесь ведь не лес, хворосту на костер не найдешь. А недомерки эти тоже лепешки собирают. Мы с ними даже подрались несколько раз. Не со злости, а так, по-дружески. Видишь, чего они устроили? Собирают навоз в большую кучу и стерегут. Как подойду ближе — сразу за ножи схватятся.

— Так не стоит к ним соваться, маршал.

Ячмень в очередной раз одарил Ворчуна кривозубой улыбкой:

— А в чем же тогда веселье? Я, знаешь ли, не просто так тут торчу.

К ним подошел спешившийся Итковиан.

Ворчун, немного говоривший на языке рхиви, обратился к погонщикам:

— Кто у вас главный?

— Я, — откликнулся жилистый старик. — Скажи этому, чтобы проваливал отсюда, — добавил рхиви, указывая пальцем на главного маршала.

— Я над ним не командир, — ответил Ворчун. — У меня есть свои солдаты. Им и «Серым мечам» нужно переправиться раньше ваших бхед…

— Нет, — сердито замотал головой пастух. — Нельзя так. Надо ждать. Бхедерины не любят, когда их разлучают. Беспокойными становятся. А когда они беспокойные, много бед натворить могут. Мост сломать или в реку прыгнуть. Теперь понял? Ждите.

— И скоро закончится ваша переправа? — спросил Ворчун.

— Когда закончится, сами увидите, — с невозмутимостью кочевника произнес погонщик.

Пастухи засуетились: к мосту подходили еще три сотни бхедеринов.

За спиной Ворчуна что-то глухо ухнуло. Рхиви с криками побежали назад. Даруджиец обернулся и увидел главного маршала Ячменя, несущегося к мосту с внушительным куском украденного навоза. Добычу он плотно прижимал к себе, завернув в подол своей длиннополой рубахи. Рхиви, которого оставили сторожить навоз, валялся бездыханным возле разграбленной кучи. На его челюсти краснел отпечаток большого костлявого кулака. Старик-погонщик, глядя на подобное безобразие, от ярости аж подпрыгивал на месте и плевался.

— Ты видел, как все случилось? — спросил у Ворчуна Итковиан.

— Увы, только самый конец.

— Мне показалось, этот Ячмень даже не замахивался на рхиви. Кулак появился словно бы из воздуха. А потом бедняга свалился, будто куль.

— С дерьмом?

Долгое время спустя — такое долгое, что Ворчун уже потерял надежду услышать что-либо в ответ, — Итковиан все-таки улыбнулся.

Ветер дул со стороны моря. Он все гнал и гнал черные тучи. Его ярость передавалась дождю, чьи косые струи вовсю колотили по шлемам, доспехам и кожаным плащам. Ударившись о поверхность, каждая капля рассыпалась в водяную пыль, туманом повисавшую в воздухе. Стена серой мглы заслоняла давно заброшенные крестьянами поля. Сапоги солдат, копыта лошадей и скрипучие колеса повозок превратили дорогу в сплошное месиво из воды и грязи.

Скворец опустил забрало, но это не помогло. Холодные струйки пробивались внутрь и заслоняли обзор. Впрочем, смотреть особо было не на что; серая пелена ограничивала видимость несколькими шагами. Командор ехал впереди, когда к нему пробился насквозь промокший вестовой. Ветер заглушал слова солдата. Скворец лишь разобрал, что его зовут в конец колонны. До него доносились обрывки фраз о сломанных колесных осях, увязших в грязи фургонах и покалеченных лошадях. Командор послушно отправился вместе с вестовым и сейчас сидел на лошади, наблюдая, как солдаты, впрягшись в веревочные петли, пытаются вытащить три повозки. Волы, которых успели выпрячь, топтались на обочине и беспрестанно мычали.

Что толку проклинать взбесившуюся природную стихию и перегруженные обозы, которые черепашьим шагом ползли по грязному ручью, еще недавно бывшему дорогой? Малазанские солдаты попадали и не в такие передряги и свое дело знали. Летом бури здесь не длятся сутками. Не успеешь оглянуться, как опять появится солнце и начнет жадно впитывать влагу. Тем не менее Скворец невольно задавался вопросом, чем он прогневил богов, ведь после переправы дня не проходило без неприятностей, которые одна за другой обрушивались на малазанцев.

Идти оставалось никак не меньше двух дней. Последнее известие от Быстрого Бена Скворец получил еще до переправы. Тогда Паран и сжигатели мостов находились в нескольких часах пути от Коралла. Командор не сомневался: сейчас они уже в окрестностях логова Паннионского Провидца. Дуджек со своими шестью тысячами малазанцев наверняка тоже недалеко от условленного места встречи. Если сражению суждено начаться, то это произойдет уже совсем скоро.

Повозки вытащили из грязи. Скворец понял, что ему здесь больше нечего делать. Он развернул свою усталую лошадь и, двигаясь вдоль раскисшей дороги, поехал вперед. Близился вечер. Если не устроить привал, люди просто-напросто выдохнутся. Быть может, за ночь дорога успеет хоть немного подсохнуть. А он сможет провести это драгоценное время с любимой женщиной. Превратности марша то и дело разлучали их. Хотя и Скворец, и Корлат были убеждены, что пока еще рано считать Рыцаря Тьмы бесследно исчезнувшим, помощнице Аномандера Рейка пришлось взять на себя командование тисте анди, сосредоточившись исключительно на проблемах соплеменников, которых она называла братьями и сестрами.

Возглавляемые Корлат, тисте анди усердно очищали Куральд Галейн, свой магический Путь, от заразы Увечного Бога. Изредка встречаясь с ними, Скворец видел, что это дается им нелегко. Орфантал и прочие уже едва держались на ногах. Однако Корлат была непреклонна: к моменту сражения с паннионцами Куральд Галейн должен стать досягаемым и проходимым.

Его возлюбленная изменилась, и Скворец ощущал эту перемену. Все в ней теперь было подчинено холодной и неотступной решимости. Возможно, в глубине души Корлат все-таки допускала, что Аномандер Рейк погиб. Суровость служила ей панцирем, помогающим не распасться под натиском горя и неуверенности в завтрашнем дне. Малазанец вспомнил, какое безоблачное будущее они рисовали себе еще совсем недавно. Наивное желание влюбленных забыть о реальном мире. Увы, прошлое никогда не отпускало их полностью — их обоих.