Память льда

Его возвращение к Ворчуну и Каменной всякий раз отдавало горьким привкусом бегства.

— Любишь ты мусолить прошлое, — однажды заметил ему Ворчун.

— Разве я один такой? — удивился Итковиан.

— Не один, это уж точно. Вот и Бьюк…

— Что взять с Бьюка? — фыркнула Каменная. — Он был пьяницей.

— Глупо видеть в нем только пьяницу, — угрюмо возразил ей Ворчун. — Бьюк тащил на своих плечах…

— Довольно об этом!

К удивлению Итковиана, его спутник послушно умолк.

«Как же, помню я этого Бьюка. Он тащил на своих плечах гибель дорогих ему людей».

— Не надо меня щадить, — сказал он Каменной. — Я вам обоим напоминаю Бьюка, да? Я не сержусь. Мне вот что любопытно: похоже, ваш печальный друг жаждал искупления вины. Тогда почему он отверг мое предложение, когда я еще был несокрушимым щитом? У него бы сразу прибавилось сил.

— Ничего подобного, — возразила Каменная. — После гибели родных Бьюк почти не пил, а если и напивался, то лишь в тех случаях, когда муки становились совсем уж невыносимыми. Он жаждал искупления, но не затем, чтобы жить дальше. Он искал смерти и считал, что смерть искупит его вину.

— Помереть можно и в канаве, упав мордой вниз, — заметил Ворчун. — Он искал не просто смерти, а достойной смерти. Только это, по мнению Бьюка, могло искупить его вину перед погибшей семьей. Извращенная, надо сказать, логика, но таков уж Бьюк. Для меня он никогда не был загадкой.

— Потому что вы с ним похожи, — язвительно бросила женщина. — Хотя у тебя никто и не сгинул на пожаре, а самая крупная твоя потеря — та шлюшка, сбежавшая с торговцем.

— Слушай, Каменная! — взревел Ворчун. — Вообще-то, я потерял Харло. И едва не потерял тебя.

«Я помню. Харло… тогда, на равнине. И Каменная умерла бы от ран, если бы не малазанский целитель».

— Я думаю, — сказал Итковиан, — мы с Бьюком по-разному понимаем искупление. Я принимаю страдания и не пытаюсь от них заслониться. Я признаю свою ответственность за все, что сделал и чего не сделал. Когда я был несокрушимым щитом, моя вера требовала, чтобы я освобождал других от боли. Именем Фэнера я даровал их душам покой, не пытаясь судить, кто достоин этого покоя, а кто нет.

— Но твой бог исчез, — напомнила ему Каменная. — Так кому же ты передал эти души?

— Никому. Я по-прежнему несу их в себе.

Каменная недоуменно взглянула на Ворчуна, но тот лишь развел руками:

— Я же говорил тебе, дура.

— Нет, кто дурак, так это наш Итковиан! А как же новый несокрушимый щит? Почему она не заберет у тебя эту непосильную ношу? Как-никак у твоей Норулы есть бог! Если она думает…

Женщина не договорила и дернула поводья.

Итковиан остановил ее, схватив за руку:

— Не надо обвинять Норулу. Она предлагала мне это, как и подобает несокрушимому щиту. Но я отказался: Норула пока не готова взять на свои плечи такую тяжесть. Это раздавит бедняжку, уничтожит ее душу и, возможно, опасно ранит ее бога.

Каменная высвободила руку, но не уехала.

— А скажи, что ты собираешься делать со всеми этими душами?

— Я должен найти способ освободить их. Так сделал бы мой бог.

— Хватит чушь нести! — сверкая глазами, обрушилась на него Каменная. — Ты-то не бог, а всего-навсего смертный! Ты не можешь…

— Но должен. Как видишь, я и похож, и не похож на вашего друга Бьюка. И вообще, простите, что забиваю вам голову своими заботами. Я знаю, что ответ придет, и достаточно скоро. Поэтому мне лучше набраться терпения и ждать. Раньше это всегда срабатывало.

— Тебе лучше знать, как поступить, Итковиан, — подытожил Ворчун. — Это мы с Каменной что-то языки распустили. Ты уж нас прости.

— Не надо извиняться.

— Ну почему у меня нет нормальных друзей? — простонала Каменная. — Без полос на шкуре и кошачьих глаз? Без тысяч душ, громоздящихся на хребте?.. Смотрите: сюда кто-то едет. Может, хоть он окажется обыкновенным человеком? Одет совсем как крестьянин. По виду интеллектом не обременен: небось двух слов толком связать не может. Вот он точно не будет дурить мне голову. Эй, приятель! Чего медлишь? Давай к нам! Езжай сюда!

Долговязый всадник на лошади весьма странного вида и непонятной породы поворотил в их сторону.

— Боюсь, момент неподходящий! — выкрикнул он по-даруджийски с чудовищным акцентом. — Мне показалось, что вы ссоритесь!

— Ссоримся? — усмехнулась Каменная. — Ты, видать, слишком долго жил в лесу, если наш разговор тебе показался ссорой. Давай не стесняйся: подъезжай сюда и расскажи нам, как ты обзавелся таким громадным носом.

Всадник остановился в смущении и, казалось, решал, стоит ли приближаться.

— Ну и язык у тебя! — шикнул на Каменную Ворчун. — Слушай, приятель, ты не обращай на нее внимания и не обижайся. Эта женщина грубит всем подряд и вечно говорит гадости.

— Кто грубит? — возмутилась Каменная. — На что тут обижаться? Большие носы — как большие руки, только и всего…

Воцарилось молчание. Узкое вытянутое лицо незнакомца густо покраснело.

— Добро пожаловать, господин, — обратился к нему Итковиан. — Жаль, что мы не встречались раньше. Тем более что мы почти соседи и движемся в арьергарде, позади войск Бруда, рхиви и всех прочих.

Незнакомец неуклюже кивнул:

— Ага. Мы тоже вас заприметили. Я — главный маршал Фураж, из «Моттских разгильдяев».

Его водянисто-голубые глаза скользнули по Ворчуну.

— Знатная татуировка. У меня тоже есть наколка. — Он закатал засаленный рукав. На такой же грязной руке, возле плеча, синело бесформенное пятно. — Не знаю, что с ней случилось. А вообще-то, сперва это была древесная лягушка на пне. Древесных лягушек у нас просто так не сыщешь. Вот я и посадил ее сюда. Думал, буду глядеть и любоваться. А теперь вроде больше смахивает на гриб. — Главный маршал улыбнулся, показывая крупные зубы. Он вновь опустил рукав и откинулся назад. Улыбка его внезапно погасла. — А вы, часом, не знаете, куда мы вообще идем-то? И чего это все так спешат?

— Хм, — только и смог произнести Ворчун.

Итковиан пришел ему на помощь:

— Попробую ответить, маршал. Мы движемся к городу под названием Маурик, чтобы воссоединиться там с малазанской армией. От Маурика мы двинемся дальше на юг, в город Коралл.

— В Маурике будет битва? — продолжая хмуриться, спросил Фураж.

— Нет. Город пуст. Его избрали как удобное место для встречи армий.

— А в Коралле?

— Там будет сражение, и, вероятнее всего, крупное.

— Ясно. Но города ведь никуда не убегают. Так с чего ж мы так торопимся-то?