Память льда

Твои слова — удары шпаги — не ранят мое сердце.

Я не смею принять твою мудрость. Я смею…

Вискиджек. Ублюдок.

Командор гнал мерина галопом сквозь пыль, пока не достиг авангарда Малазанской армии. Здесь он нашел Даджека; по бокам его скакали Корлат и дарудж Крюпп. Последний неловко подпрыгивал на муле, махая руками на клубящихся мошек.

— Чума на этих зловредных комаров! Крюпп в отчаянии!

— Скоро подует ветер, — пробурчал Даджек. — Мы приближаемся к холмам.

Корлат приблизилась к Вискиджеку. — Ну как она, командор?

Он поморщился. — Все так же. Ее дух сломан и скрючен, как и ее тело. Она вообразила себе видения смерти, которые приводят ее в ужас.

— Порв… Серебряная Лиса чувствует себя брошенной. Это горькое чувство. Она больше не рада нашему обществу.

— Она тоже? Похоже, это стало соревнованием воль. Корлат, изоляция — это последнее, что ей нужно.

— В этом она похожа на мать. Вы сами это заметили.

Он позволил себе тяжкий вздох, пошевелился в седле. Мысли разбегались — он очень устал, нога болела и плохо слушалась. Сон все так же избегал его.

Они ничего не слышали о судьбе Парана и Сжигателей. Садки стали непроходимы. Они не знали также, началась ли осада Капустана, и не взят ли уже город. Вискиджек начал сожалеть, что отослал Черных Морантов. Армии Даджека и Бруда шли в неведомое; даже Великих Воронов под водительством Карги не было видно уже неделю. Все проклятые садки и болезнь, поразившая их… — Они запаздывают, — пробормотал Даджек.

— Но не более того, уверяет всех и каждого Крюпп. Припомните последнюю доставку. На закате. В главном фургоне осталось три лошади, остальные убиты или потеряны по дороге. Пропало также четверо пайщиков, их души и заработки разнесли ветра преисподней. А сама купчиха? Она была при смерти. Это было ясное предупреждение, друзья мои: садками придется пожертвовать. Особенно когда мы приблизимся к Домину — порча станет еще более… гм, порченой.

— Однако вы настаиваете, что они снова пойдут через них.

— Так точно, Верховный Кулак! Трайгалл Трайдгилд с честью выполняет контракты. Их не надо недооценивать. Сегодня день доставки. Следовательно, запрошенное снаряжение должно быть доставлено. И, учитывая, что заказы Крюппа всегда принимаются в почтением, среди него будет ящик лучшего репеллента, созданного самым лучшим алхимиком Даруджистана!

Вискиджек склонился к Корлат. — В какой колонне она едет? — спокойно спросил он.

— В самом конце, командор…

— И кто-нибудь следит за ней?

Тисте Анди удивленно нахмурилась: — А есть необходимость?

— О Худ, откуда мне знать? — фыркнул он. А через миг скривился: — Прошу прощения, Корлат. Я сам ее отыщу. — Он развернул лошадь и послал ее галопом.

— Нравы ожесточаются, — пробормотал Крюпп в спину командора. — Но только не Крюппа, у которого все грубые слова пролетают над головой и таким образом пропадают в эфире. А таковые стрелы, посланные пониже, всего лишь отскакивают от могучей невозмутимости Крюппа…

— Вы имеете в виду жир? — сказал Даджек, стирая пот со лба и сплевывая на землю.

— Хм… Крюпп, уютно расположившись, весело смеется над догадливостью Верховного Кулака. Прямолинейную тупость солдата не представляется возможным смыть на марше, в лигах от цивилизации. Противоядие против укуса помойных крыс, освежающий бальзам для сухих, сардонических дворян — зачем колоть иголкой, когда под рукой кувалда? Крюпп дышит глубоко — но не так глубоко, чтобы кашлять от пыльного зловония ваших простых бесед. Интеллект должен уметь уверенно переходить от изящества и тонкости придворных танцев к дикарскому топанью немытыми сапожищами…

— Возьми нас Худ, — прошептала Корлат Верховному Кулаку, — вам наконец-то удалось его задеть.

Даджек ответил улыбкой, казавшейся выражением высшей удовлетворенности.

* * *

Вискиджек выехал к краю колонн, придержал коня, поджидая арьергард. Повсюду были ривийцы, шагавшие поодиночке или небольшими группами. Длинные копья качались у них на плечах. Загорелые до черноты, они неспешно и легко двигались под палящим солнцем, очевидно нечувствительные к жаре и пролетающим под ногами долгим лигам. Стадо бхедринов гнали параллельно пути армии, в трети лиги к северу. Промежуток всегда был полон ривийцев, шедших проведать скотину или возвращавшихся от нее. Там и сям сновали телеги и фургоны, пустые на пути к скверу и нагруженные тушами на обратном пути.

Показался арьергард, окруженный эскортом малазан, в силе, достаточной, чтобы отразить внезапное нападение — ведь основные силы были достаточно далеко впереди, чтобы повернуть и придти на помощь. Командор снял с седла бурдюк и смочил горло, сощурился, рассматривая расположение своих солдат.

Удовлетворенный увиденным, он послал коня в пыльное облако, длинным хвостом тянувшееся за арьергардом.

Она шла в облаке, словно ища невидимости — походка так напоминала Порван-Парус, что Вискиджек почувствовал мгновенный холодок вдоль спины. Шагах в двадцати позади нее двигались два малазанских солдата, опустившие забрала шлемов и повесившие арбалеты на плечо.

Вискиджек подождал, пока троица пройдет мимо, и пристроился за ними. Через миг он поравнял мерина с двумя моряками.

Солдаты поглядели, не отдавая чести, как принято в боевых условиях. Женщина, оказавшаяся ближе к Вискиджеку, вежливо кивнула. — Командор. Вы здесь, чтобы выбрать квоту на глотание пыли?

— А как вы двое заслужили такую привилегию?

— Мы добровольно, сэр, — сказала вторая женщина. — Это Порван-Парус. Ну да, мы знаем, она нынче зовет себя Лисой, но нас не обдуришь. Она кадровый боевой маг, эт точно.

— Так что вы избрали себя защищать ее спину.

— Да. Честный размен, командор. Всегда.

— А вас двоих достаточно?

Первая женщина усмехнулась за узким забралом. — Командор, мы с сестрой Худом клятые убийцы. На каждые семьдесят шагов две ссоры. А когда совсем невмоготу, мы достаем шпаги и ну рубиться. Они сломаются — переходим на свиные вертела…

— И, — пробурчала другая, — когда железо совсем кончается, мы используем зубы, командор.

— Сколько же у вас было братьев?

— Семеро, но только они сбежали, как только случай вышел. Так и папаша сделал, но мамаше от этого стало только легче. Больше она так не ревела, как с ним.

Вискиджек подъехал поближе, закатал левый рукав. Склонился, показывая женщинам предплечье. — Видите эти шрамы? Нет, вон те.

— Отличный укус, — сказала ближайшая женщина. — Хотя зубы мелкие.

— Ей было пять. Маленькая банши. Мне было шестнадцать. Первый проигранный бой.

— Командор, девчонка стала солдатом?

Он выпрямился, опуская рукав. — Худ, ну нет. Когда ей исполнилось двенадцать, она вышла за короля. Или так она говорила. Тогда мы видели ее в последний раз.