Память льда

— Даже не думай. — Быстрый Бен медленно сел. — Какова ситуация здесь?

— Наши головы все еще на плахе, — понизил голос Паран. — У нас здесь мало друзей, а враги осмелели. Власть Тавра шатается, и он это знает. Смерть его любимого сына не отменить. Тем не менее вождь на нашей стороне. Более или менее. Он не даст и грош за Капустан, но он понимает угрозу Паннион Домина.

— Ему плевать на Капустан, так? — Быстрый Бен засмеялся. — Я могу изменить его привычки. Колотун, у тебя в теле появилась компания?

Целитель моргнул. — Что?

— Странно себя чувствуешь?

— Ну…

— Он такое говорил, — заметил Паран. — И что вы знаете об этом?

— Всего лишь всё. Капитан, надо идти к Хамбраллу Тавру. Втроем, нет, вчетвером — ты тоже, Ходунок. Худ, надо взять и Закрута — он знает больше, чем показывает. Пусть я не могу видеть ухмылку этого Моранта, но я знаю, что он ухмыляется. Штырь, твоя власяница воняет. Отойди, пока я в обморок не упал.

— Вот и благодарность за сохранение твоей шкуры, — проворчал, отходя, Штырь.

Паран приосанился, поглядел на шатер Тавра. — Отлично, пойдем снова.

* * *

Приближался закат. По долине простерлись тени. Баргасты с еще более необузданной силой возобновили дикие танцы и поединки. Хватка усмехнулась, сидя на груде доспехов в тридцати шагах от шатра Тавра. — Они все еще там, чертовы ублюдки. Бросили нас на безделье. Разве что смотреть, как дикари уродуют друг дружку. Не думаю, что все кончено, а, Дымка?

Черноглазая женщина нахмурилась: — Поискать Дергунчика?

— К чему трудиться? Чтобы выслушать его нытье? Наш сержант потащил в кусты баргастскую девицу. Через минуту — другую выйдет, довольный…

— А девица на шаг позади…

— Со смущенным видом…

— Отчего же?

— Она только глаза закрыла, а он уже ушел.

Они противно похихикали. Хватка снова нахмурилась. — Завтра мы можем стать трупами, не важно, что там рассказывает Тавру Быстрый Бен. Так и капитан думает, вот и оставил нас повеселиться напоследок…

— И рассвет придет под капюшоном…

— Точно.

— Ходунок сделал то, что должен был, — заметила Дымка. — Все так и должно было быть.

— Ну, я была бы довольна, если бы выбрали Деторан. Тогда никакой рукопашной не случилось бы. Она бы сразу уделала того цыпленка. Как я слыхала, наш Баргаст просто стоял и позволял хорьку подскакивать все ближе. Деторан подошла бы сама и легким толчком вышибла мозги…

— Не легким ударом, а палицей.

— Все одно. Ходунок ей в подметки не годится.

— И никто из нас. Я гляжу, она сама утянула в кусты воина Гилк и до сих пор не вернулась.

— Компенсация за увертки и отнекивания Ежа. Бедный парень этот Гилк. Наверное, уже помер.

— Надеюсь, она заметит.

Женщины замолкли. Завязавшаяся у костра схватка становилась все жарче и злее, что привлекло многочисленных зрителей. Хватка охнула, увидев, как Баргаст падает с ножом противника в горле. Если так продолжится, завтра им насыпать новый курган. А если подумать, все равно им его насыпать — над Сжигателями. Она осмотрелась, выискивая в толпе дикарей одинокие фигуры Сжигателей. Дисциплина ослабла. Прилив радости от вестей, что Ходунок выжил, быстро сменился отливом — прошли слухи, что Баргасты все равно их убьют. Назло.

— В воздухе запах… странный, — сказала Дымка.

Да… словно сама ночь загорелась… будто близко очаг незримого пожара. Браслеты на руке Хватки нагрелись, становились все горячее. Мне просто необходимо окунуться вон в ту бочку — пустое успокоение, но хоть что-то.

— Помнишь ту ночь в Черном Псе? — тихо продолжала Дымка.

Отступление. Мы наткнулись на Горящую Землю ривийцев… отовсюду из угольев полезли злые черти… Да, Дымка, я помню. Если бы не крыло Черных Морантов, что нас выследили и спустились вытащить…

— Это то же самое, Хватка. Здесь освободили духов.

— Не очень сильных. Верно, это предки местных. Будь это сильные духи, у нас волосы бы торчком стояли.

— Точно. Так где же они? Где самые злые из баргастских духов?

— Очевидно, где-то еще. Будь удача Опоннов, они до завтра не появятся.

— Но может, и появятся. Думаешь, они такого не пропустят?

— Думай лучше о приятном, Дымка. Дыханье Худа!

— Я просто спросила, — обиделась та. — По любому, думаю, пора прогуляться. Посмотрим, кого сумею подцепить.

— Ты понимаешь язык Баргастов?

— Нет. Но иногда самое доходчивое объяснение в словах не нуждается.

— Ты паскуда, как и остальные. Может, это последняя ночь в нашей жизни, а вы пустились…

— В этом-то и дело. Разве нет?

Хватка смотрела, как подруга пропала в тенях. Клятая баба… а мне сидеть еще страшнее, чем раньше. Откуда знать, где тут главные духи? Может, поджидают за тем холмом. Готовятся с утречка выскочить и всех напугать до смерти. И откуда знать, что там назавтра решит этот баргастский вождь? Погладить по головке или перерезать горло?

К ней подошел, растолкав толпу, Штырь. Его, как вторая одежда, окружала аура вони сгоревших волос. Лицо было мрачным. Он бросился на землю рядом с капралом. — Дело дрянь.

— Вот удивил, — фыркнула она. — Что такое?

— Половина наших напилась и вторая половина к этому готовится. Паран с приятелями скрылись в шатре. Они не выходят — вряд ли добрый знак. На рассвете мы будем не в состоянии хоть что-то сделать.

Хватка поглядела на шатер Тавра. Силуэты за его стенками уже довольно долго не двигались. Спустя миг она кивнула сама себе. — Все путем, Штырь. Перестань трусить. Иди развлекись.

Штырь раззявил рот: — Развлечься?!

— Да. Помнишь, что это? Расслабление, удовольствие, чувство довольства. Иди, она где-то тебя ждет, и ты сюда через девять месяцев точно не вернешься. Конечно, лучше бы снять власяницу — хоть на одну ночь…

— Не могу! Что подумает Матушка?

Хватка вгляделась в испуганного, подавленного мага. — Штырь, — сказала она медленно, — твоя мать умерла. Ее здесь нет, она на тебя не смотрит. Можешь ослушаться, Штырь. Честно.

Маг пригнулся, словно его ударила невидимая рука; на миг Хватке показалось, что она видит отпечатка костяшек пальцев на его лысине. Он вскочил и побежал прочь, что-то бормоча и качая головой.