Память льда

Он не сожалел, что расстался с ними. В этой компании он бы не выжил.

Приблизившись к внешним укреплениям, Тук разглядел на стенах грузных и молчаливых сирдоминов. Они страшны даже отрядом в полудюжину бойцов — здесь же были многие десятки. Они могли бы замедлить сегуле, и даже более того. Они могли и остановить их. Это последняя линия обороны Провидца…

К воротам крепости вел узкий и открытый пандус. Траншеи по сторонам заполняли трупы. Они взошли и, через сотню шагов, прошли под аркой внутренних ворот. Урдо распустил солдат и спешился. Тук стоял в окружении сирдоминов. Мимо протопал К'эл, опустив руки — лезвия. Он посмотрел на малазанина тусклым, безжизненным взором и свернул в темный коридор, шедший вдоль стены.

Урдо поднял забрало шлема. — Несогласный, слева вход в башню Провидца. Он ждет тебя. Иди.

Может, я и не пленник. Может, не более чем диковинка. Тук поклонился офицеру, устало поплелся к зияющей двери. Скорее всего, Провидец знает, что я меня можно не бояться. Я уже в тени Худа. Недолго осталось.

Зал с высокими сводами занимал весь первый этаж башни. Потолок — хаотичный лабиринт, переплетение опор, пролетов, арок и ложных арок. Из середины его спускалась, на локоть на доставая до пола, бронзовая винтовая лестница. Она медленно, со скрипом вращалась. Освещенная одной лампой комната была погружена в полумрак, однако Тук без особого труда разглядел необработанные камни стен. Никакой обстановки не было, и эхо плясало вокруг малазанина, пока он ковылял по неровному полу, вступая в неглубокие лужицы.

Он взялся рукой за парапет лестницы. Массивная подвешенная структура неодолимо потянула его в сторону, словно продолжала вращение. Он вынужден был напрячь силы. Скривившись, он заставил себя шагнуть на первую ступень. Готов побиться о заклад, ублюдок живет у качающейся комнате. Мое сердце откажет на полпути. Он так и будет сидеть, ожидая аудиенции, а ее не получится. Вот тебе Худом клятая шутка. Он начал карабкаться.

Сорок две ступени привели его на следующий этаж. Тук опустился на холодную бронзу лестничной платформы. Ноги горели огнем, мир вокруг качался, словно пьяный или больной. Он положил вспотевшие ладони на неровный, будто изъеденный песком металл, замигал, стараясь сосредоточиться.

Комната была не освещена, однако его единственный глаз различал каждую подробность: дыбы, столы с пыточными инструментами, запятнанные деревянные лежаки, грязные и жесткие ковры на стенах… и покрывавшие стены, словно искусные гобелены, человеческие кожи. Снятые полностью, включая ногти на руках и ногах, они были растянуты в мрачном подобии человеческих форм. Лица распластаны по камню стен, вместо глаз — темные дырки. Ноздри и рты зашиты, волосы зачесаны на одну сторону и небрежно связаны узлом.

Через Тука потекли волны отвращения — сотрясающие, одуряющие. Он хотел закричать, высвободиться из-под гнета страха, но смог только сипло вздохнуть. Дрожа, выпрямился, поглядел на ступени над головой и снова начал карабкаться вверх.

По сторонам проходили помещения, видимые нечетко и размыто. Он все взбирался по нескончаемой лестнице. Он потерял счет времени. Башня, теперь стенавшая и потрескивавшая под ударами ветра, стала восхождением всей его жизни, тем, ради чего он рожден, единственной задачей смертного. Холодный металл, камень, слабо освещенные комнаты, появлявшиеся и исчезавшие внизу, словно движение тусклых солнц, течение эонов, рождение и гибель цивилизаций. Все, что между — только иллюзия славы.

Воспаленный разум падал в пропасти, одну за другой, все глубже спускаясь в колодец безумия, но тело лезло вверх, шаг за шагом. Милый Худ, найди же меня. Я прошу. Возьми меня от больных ног бога, окончи это позорное унижение — когда я наконец встречу его, я буду ничем…

— Ступени окончились, — произнес старческий, высокий, дрожащий голос. — Подними голову, я хочу рассмотреть твои тревожащие черты. У тебя нет сил? Позволь мне.

В плоть Тука проникла воля, чуждая сила напитала здоровьем и мощью каждую мышцу. Тем не менее в теле ощущалось что-то безвкусное, несвежее. Тук замычал, попытался сопротивляться — но способность бороться изменила ему. Однако дыхание выровнялось, сердцебиение утихло. Он медленно поднял голову.

Он стоял на последней платформе из кованой бронзы. В деревянном кресле напротив сидело сморщенное, скрюченное тело старика. Его глаза сияли, словно высохшая кожа была лишь бумагой на фонаре, порванной и грязной. Паннионский Провидец был трупом, но некая тварь жила в этой скорлупе, оживляла ее, тварь, видимая Туку как смутно человекоподобная парообразная сила.

— Ах, теперь я вижу, — сказал голос, хотя рот не двигался. — Действительно, это не человеческий глаз. Поистине волчий. Необычайно. Говорят, ты немой. Может, заговоришь?

— Если желаете, — ответил Тук. Голос от длительного неупотребления стал хриплым, потрясением для его собственных ушей.

— Я польщен. Я так устал слушать себя. Твой акцент мне незнаком. Очевидно, ты не житель Бастиона.

— Малазанин.

Тело заскрипело, подавшись вперед. Глаза разгорелись еще ярче. — Ясно. Дитя той далекой, замечательной империи. Однако ты пришел с юга, тогда как мои шпионы извещают, что ваша армия марширует из Крепи. Как же ты так потерялся?

— Я ничего не знаю о той армии, Провидец, — сказал Тук. — Теперь я тенескоури, и только это имеет значение.

— Смелое заявление. Как твое имя?

— Тук Младший.

— Давай-ка оставим на время тему малазанской армии, ладно? До сих пор юг был местом, откуда ничто не угрожало моей нации. Но все изменилось. Меня стала раздражать новая упрямая угроза. Эти… сегуле… и беспокойная, хотя к счастью малая, группа их союзников. Это твои друзья, Тук Младший?

— У меня друзей нет, Провидец.

— Даже среди Тенескоури? Как насчет Анастера, Первенца, который однажды возглавит целую армию Детей Мертвого Семени? Он отметил твою… уникальность. А как насчет меня? Я не твой Повелитель? Разве не я покорил тебя?

— Я не могу быть уверенным, — тупо сказал Тук, — кто из вас меня покорил.

При этих словах и тело и сущность в нем подались назад — мелькание форм, ослепившее глаз Тука. Два существа, две твари, таящиеся за мертвецом. Сила приливала, пока не стало казаться, что ветхий труп разорвется на куски. Ноги и руки спазматически дергались. Но через миг необузданные эманации стихли, и тело успокоилось. — Более чем волчий глаз, ты ясно видишь то, чего никто до тебя не смог заметить. О, на меня смотрели колдуны, открывали свои хваленые садки, да ничего не углядели. Моя хитрость была непревзойденной. Но ты…

Тук пожал плечами. — Я вижу, что вижу.

— Чьим глазом?

Он снова пожал плечами. У него не было ответа.

— Но мы говорили о друзьях, Тук Младший. В моей священной власти смертный не чувствует себя одиноким. Как я вижу, Анастер ошибся.

— Я не говорю, что я одинок, Провидец. Я сказал — у меня нет друзей. Среди Тенескоури я един с твоей Волей. Но что касается женщины, идущей рядом со мной, или слабого ребенка, которого я несу, или все этих людей вокруг… едва они помрут, я их съем, Провидец. В такой компании не может быть дружбы. Они всего лишь потенциальная пища.