Панцирь

Если и были украшения, то достаточно примитивные, скорей всего организованные домочадцами: дешевые серые стяги с черным ликом, что глядел на мир тремя сиреневыми глазами и криво нацарапанные геометрические символы Всетворца.

Под ногами дощатый настил, вокруг поилки для животных, простенькие лавки и террасы — все из типового эрзац-дерева.

Людей в сравнении с Верхними Кругами на улице почти не видно.

Оглядевшись вокруг, спросил:

— Яла, знаешь где-нибудь место хорошее с комнатами, где нас не сожрут?

— Знаю.

— Веди.

Путь занял не больше пяти минут.

Три раза я видел вооруженные промысловые группы, торопящиеся по своим делам. По виду, обмундированию и предположительной подготовке — нечто среднее между сероформенными и синими.

Один раз за мной увязались детишки в громоздких масках. Детвора кричала и приветливо махала руками. Сплошь доброжелательность и интерес. Наверное, дхалы для них пока еще добрая сказка.

Вскоре им наскучило, и они принялись играться с трехногим корсуном — местным жителем улицы: серым и разжиревшим. Зверёк из последних сил терпел ласки, бил хвостом и пучил глаза.

— Насколько же человеческий концепт детства недальновидный, — пробормотала Желчь.

Одобрительно хмыкнул.

Пришлось пройти по хлипкому мосту на другую сторону Изота, придерживаясь за веревочные перила. Дрянь такая раскачивалась и модам пришлось поработать.

Волнительно, — нечего сказать.

Яла указала на псевдо-фасад, выделенный тяжелой тканевой вывеской красного цвета.

Сверху золотом вышито, судя по всему, название. Ниже диагонально-расположенное серебро мушкета, дальше элементы шли по вертикали: белесая кость, серый череп и разделочный нож-тесак.

Точно место для промысловиков — не перепутаешь.

Яла указала на буквы и произнесла:

— Izza.

— И что значит?

Она задумалась, поправила маску и с сомнением произнесла:

— Долг.

Зашли внутрь.

В заведении просторно, сумрачно и пустовато. Хтоновые лампы по углам освещали зал бледно-серым. Запах свежеприготовленной пищи создавал ощущение уюта. Чем пахло в заведениях на Первом Круге даже перечислять не хочу.

Массив барной стойки — смесь эрзац– дерева, полос примитив-металла и костяных плашек.

Позади нее — стена трофеев: на полках угрожающие рога, громоздкие черепа, деформированные природой, и костяки неведомых тварей. По бокам бочонки с бронзовыми кранами, а с края полки гребенкой свисали засушенные бардовые полосы мяса с белесыми и серыми пятнами приправ. Людей на весь большой зал семеро: управляющий и шестеро промысловиков, те занимали крайний левый столик.

Все взгляды устремились на нас.

Яла сняла маску. Я бы охарактеризовал ее так: щекастая, улыбчивая, с сильно суженным подбородком.

От мусорщиков ей остался синяк под глазом и ссадина на скуле.

Жить можно.

Управляющий встречал нас, сложив руки на груди. У него невзрачное лицо, подчеркнутое аккуратной бородой, чёрной как уголь. Под правым глазом шрам, оставшийся от рваной раны. Судя по всему, из-за него он чуть щурился.

— Ты говоришь на торговом? — спросил его с ходу.

— А батар на батарьем мычит? — меланхоличным тоном ответил он.

— Я без понятия. А мычит?

Он хмыкнул:

— Мычит. Чего хотел то?

— Нужна комната с двумя кроватями на сутки. Возможность помыться. Еда, слабый алкоголь, одну порцию пищи в комнату, одну за стол.

— Все есть.

— Сколько?

— Двадцать.

— Пустышек?

Бармен посмеялся:

— Если хочешь можешь и дхарм дать. Я не против, а так да — пустышек.

Протянул Яле кошель. Она выцепила две монеты и аккуратно положила деньги на стойку.

Управляющий отстегнул ключ от кольца на поясе и протянул ей.

Я сказал рабыне:

— Иди, отдыхай.

— Я… — она кинула взгляд на промысловиков.

— Иди, — спорить с ней не собирался.

Яла, загруженная вещмешком и мушкетами, похромала к лестнице на второй этаж.

Длинноствольное оружие здесь, в случае чего мне не сильно поможет.

Уселся за центральный стол, так чтобы лицом оказаться прямо перед группой. Думаю — это ускорит ход событий. Как любили говорить кханники: “Тянуть время — раздражать Всетворца”.

Промысловики все вооружены. Рядом с ними невысокий узкий стеллаж — там еще масса длиноствольного, кобуры, свисающие на ремнях, и маски.

Их лидер — мужчина, практически старик, с пышными седыми усами и бусинами модулей на переносице. Носил большую широкополую шляпу с зажимом-застежкой в виде пламени.

Обилие возрастных морщин у рта, на щеках и под глазами соединялись с мелкими шрамами и все это выглядело как месиво глубоких ран. Создавалось жуткое впечатление.

Носил он кирасу, отливающую рубиновым цветом. На плечах — кольчужная защита.

Я кивнул ему.

В приветствии он поднял правую руку. В локтевой сустав был вмонтирован темно-синий протез.

Выбор сделан. Как бы не закончился сегодняшний вечер — все мы приняли решение.

Лица большинства, напряженные и серьезные, излишнего оптимизма не вызывали.

Похоже заведение сугубо для своих: гостей не ждали. По их меркам, я считаться своим явно не мог. Да и как гость так себе. А еще кхун. И дхал. И обнуленный. И фактически безоружный.

Свежее мясо в городе.

Блестяще.

Куда уж деваться.

Во всем этом долбанном Изоте похоже не найдется заведения, где у костевиков ко мне не будет претензий. И тут меня осенило — кочевники же упоминали место, где они собирались: “Оседлый фуркат”.

Сжал зубы.

Мысль явно запоздала. Выдохнул, заработали моды, и я смог усмехнуться своим размышлениям.

Как же закостенел шаблон.