Paradisus

Осторожно ступая, я обогнул Марину и вышел в коридор.

Снова этот звук. Прямо из соседнего кабинета…

Подняв автомат, я двинулся по трухлявому ковру.

Заглянув в дверной проем, увидел кучу пепла посреди комнаты, окно,

сугроб, а слева, в углу, – что-то длинное, черное, похожее на сверток. Сверток

пошевелился. Держа автомат наизготовку, я приблизился.

На полу лежала старуха: седые космы разметались вокруг головы, глаза

ввалились, кожа высохла.

Рот, напоминающий пещеру, дрогнул, искривился; за хрипами и стонами я

расслышал:

– Пить.

Этот игрок проиграл. Ему не уберечь свою Теплую Птицу. Приученный за

последние дни к состраданию, я опустил автомат и вытащил из ножен заточку,

собираясь прекратить муки старухи.

– Только попробуй.

Я обернулся: Марина. В глазах - зеленые огоньки. Она подошла вплотную,

и вдруг, коротко размахнувшись, ударила меня по щеке. Я перехватил руку, до

хруста сжал: зверь взвился на дыбы. Марина не поморщилась, спокойно и твердо

глядя на меня. Из ее глаз исходила сила, - и испуганный зверь спрятался в

Джунглях. Я отпустил ее руку.

– Скотина, - негромко сказала девушка, растирая запястье.

Присела на корточки перед старухой, погладила седые волосы.

– Пи-ить.

– Я хотел прикончить ее, чтоб не мучилась,- пробормотал я: щека горела.

– Принеси воды.

Вернувшись в кабинет, я развел костер и стал растапливать снег. Мне было

досадно, что причинил Марине боль и, вместе с тем, почему-то приятно.

Казалось: минуту назад я что-то доказал ей, хотя что именно, не знал.

Вода в шлеме-котелке забурлила.

Марина все так же сидела над старухой, поглаживала похожую на корень

старого дерева руку:

– Не надо бояться – это совсем не больно, - шептала девушка.
– Глаза

закроются – и все.

Старуха, похоже, слушала, приоткрыв белесые глаза.

– Принес воду?

Я подал шлем.

– Еще горячее не мог? Подай, что ли, снега.

Растворив свежий снег в кипятке, Марина принялась аккуратно смачивать

рот старухи, та зашлепала губами.

– Пей, мама, пей.

Мама?

Марина поила старуху, придерживая ее голову рукой.

«Опять заставит хоронить», - пришло в голову, но раздражения я не

почувствовал. Ну, заставит, да, она такая…

Тем временем со старухой начало происходить то, что должно: Теплая

Птица оставляла ее. Дыхание участилось, руки-ноги мелко дрожали.

Едва прикрытая тряпьем, грудь старухи поднялась и стала медленно

опускаться. Из открытого рта шумно и долго выходил воздух, казалось, что сейчас

она вздохнет и поднимется, но, сделав несколько судорожных движений, старуха

замерла.

Марина поднялась. Я подумал – сейчас заговорит о похоронах, но девушка

молчала, глядя перед собой.

– Андрей, еще раз позволишь себе подобное, - произнесла она, так и не

взглянув на меня,- я уйду.

И снова мне стало не по себе:

– Я не хотел хватать тебя за руку...

– Да я не о том,- отмахнулась Марина,- Кто дал тебе право распоряжаться

чужими жизнями?

– Но…

– Не надо! Я думаю, ты все понял. Пошли.

Она подхватила котелок, выплеснула на пол остатки воды и вышла из

кабинета. Я последовал за ней.

Старуха осталась одна в темноте.

Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я

поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.

– Прекрати, – поморщилась Марина, застегивая куртку.

Я ухмыльнулся, отшвырнул запищавшую крысу.

И тут же на улице застрекотал вертолет. В окно ворвался слепящий свет и

крики:

– Рассредоточились!

– Трое сюда, трое туда!

Стрелки. Зачистка!

Я схватил Марину за руку.

– Тише.

– Барух, Семен!
– заорал грубый голос так близко, что сердце у меня

заныло. – Вы че, уснули там, б … дь?

По лестнице застучали ботинки.

– Рассредоточились, мать вашу!

Похоже, мы влипли по-настоящему.

– К стене, – я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в

камень, расширенными глазами глядя на меня.

Бросившись к двери, я встал за отворотом, держа наготове автомат. Тут же

в кабинет ворвался стрелок. Я выстрелил: стрелок завалился вперед, головой в

пепел нашего костра.

– Эй, они здесь, – завопил кто-то в коридоре. Секунда промедления – и мы

погибли.

Согнувшись, я выскочил из-за двери. Раздался сухой перещелк выстрелов,

резкая боль ожгла плечо. Позабыв про автомат, я с разбегу ударил стрелка ногой

в грудь. Он отлетел к стене и, ударившись спиной, съехал на пол. Не теряя

времени, прошил его пулями.

– Скорее, – заорал я, услышав шаги бегущих по лестнице стрелков. Марина

выскочила из кабинета. Автомат в ее в руках дрожал.

Мы бросились по темному коридору. Проклятая западня. Кабинеты

выходили окнами на площадь.

Рой пуль разорвал ковер под ногами. Марина взвизгнула. Ранена? Я упал

на пол и, повернувшись, выстрелил в ответ.

– Сюда.

Я на четвереньках добрался до ближайшего кабинета. Марина ввалилась

следом - вроде цела. Кинувшись к окну, я глянул вниз. По площади сновали

стрелки, стаскивая в кучу трупы. Оказывается, в Калуге не так и мало было

народу.

Западня… В коридоре шаги, шепот – знают, суки, что мы теперь никуда не

денемся.

– Сколько там? – голос снизу, хриплый, властный.

– Двое, конунг, - отозвался кто-то, находящийся в коридоре рядом с нами.
–