Paradisus

– Андрей, посмотри!

Я обернулся на радостный вскрик Марины.

– Зд орово!

Это был автомат – мокрый металл блестел на солнце.

– Выходит, мы здесь пролетали, - сказала Марина, раздумчиво посмотрев в

небо. – Посмотри, лошадь!

В небе клубились, наползая друг на друга, облака, - они словно

соревновались друг с другом в придумывании фигур. И вправду, одно из них было

сейчас лошадью – белогривой, тонконогой, с трепетными ноздрями и чуткими

ушами.

– А вон – ты, Андрей.

«Я» стоял, расставив ноги на ширине плеч, держа автомат у бедра и

настороженно глядя перед собой. Марина смеялась, отыскивая в небе себя.

Никогда прежде я так не смотрел в небо – фантазируя, рисуя что-то; небо было

для меня лишь частью мира, в котором я должен выжить, причем частью

далекой, неважной.

– Вон - ты.

Марина обернулась, посмотрела на облако.

– Андрей, ты мне льстишь.

– Ничуть.

«Марина» сидела в кресле: распущенные мягкие волосы развевались,

доставая едва ли не до самого горизонта, на одухотворенном лице застыла

радостная улыбка.

Подул ветер, и фигуры исчезли. Я вспомнил, что мы в Джунглях и опустил

глаза.

– Надо идти, Марина.

Она вздохнула, поправила рюкзак за плечами.

Мы побрели дальше. Солнце стояло высоко, лучи пробивали макушки

деревьев, заставляли искриться свежий снег.

– Голубь, - ахнула Марина.

Я остановился, пораженный. Неподалеку от нас на стволе поваленного

дерева сидел белый голубь. Он ворковал, раздувая перламутровый зоб, словно

силился что-то сказать. Я никогда не видел в Джунглях птиц.

– Красавец,- прошептала Марина, взяв меня под руку.

Голубь взъерошился, колыхнул крылом, и, наклонив головку, повернулся,

показав нам другой бок. Я почувствовал, как дрогнула Марина: этот бок у голубка

был красно – синим и без единого перышка, кости вздымали тонкую кожу.

– Пойдем отсюда, - сказала девушка.

Она зашагала впереди, автомат болтался у нее на шее, солнце сидело в

волосах. Я отчего-то почувствовал себя виноватым и перед ней, и перед этим

голубем, и даже перед Джунглями.

Показавшаяся впереди железная дорога разом скомкала и отбросила все

сомнения и тревоги. Из хаоса мы вышли к порядку.

Слева, прямо у дороги, торчало полуразрушенное здание, рядом –

невысокая бетонная платформа, испещренная рытвинами, как следами больших

червей.

– Это что - вокзал? – подала голос Марина.

– Похоже на то.

Наши ботинки гулко застучали по бетону. В конце платформы -

искореженная синяя табличка на изогнутых ножках. На табличке - облупленные

буквы. Марина прочитала:

– Об-нинск, - и повторила. – Обнинск.

Обнинск! А ведь я, кажется, кое-что знаю про этот город.

8

ПОДЗЕМНЫЙ ИНСТИТУТ

Заскрежетав тормозами, электричка приблизилась к запруженной народом

платформе. Мимо окошка тамбура замелькали лица – настойчивые, в испарине от

жары и ожидания.

– «Москвичи», - с презрением бросила Анюта, затягиваясь сигаретой, – дома

работы найти не могут.

Андрей смущенно оглянулся: люди, напирающие сзади, ничего не

слышали, думая каждый о своем.

Двери с лязгом распахнулись. Пахнуло нетерпением, п отом, десятки лиц с

неприязнью глядели на столпившихся в тамбуре пассажиров, руки сжимались в

кулаки, подрагивали сердца.

– Скорее, - крикнула полная женщина с двумя сумками в руках.

– Успеете, сядете, - сказала Анюта, выносимая из поезда людским потоком.

Две живые реки пересеклись, матюгаясь. Одна река последовала прочь от

платформы, другая - погрузилась в электричку.

– Следующая остановка – Балабаново.

Нагретый на солнце, перегруженный горячими телами поезд стукнул

колесами, загудел и рванул, отделяясь от платформы.

– Как селедок, - поведя плечом, сказала Анюта. – И так до самой Москвы.

Андрей кивнул. Толпа увлекла их к автобусной остановке. Люди брали

штурмом единственный красный автобус: к желтой стае маршруток пока не

подходил никто, напрасно надрывали голоса зазывалы: «Тринадцатый маршрут»,

«По Ленина». Вот автобус, проседая, отчалил, и тогда стали заполняться

маршрутки – в основном, молодежью: экономные старики будут ждать другого

автобуса.

– Погоди, - Анюта схватила Андрея за руку, - пусть разъезжаются.

Они протиснулись к лавкам, на некоторых спали загорелые дочерна бомжи.

Воняло мочой и семечками. В пивном ларьке маялась от жары продавщица.

– Пива хочешь?

– Можно.

Анюта купила две бутылки «Багбира» и фисташки. Попросила продавщицу

открыть пиво; та с недовольной миной выполнила просьбу.

– Надо же, пиво уже полтинник стоит, - проворчала Анюта, подавая одну

бутылку Андрею. – Фисташки будешь?

– Нет, спасибо.

Андрей жадно хлебнул из бутылки – белая пена брызнула на плащ.

– Почему ты таскаешь плащ в такую жарынь? – без особого интереса

спросила Анюта, хруста фисташками. Бутылку она поставила на скамью, прямо

рядом с пыльной подошвой спящего бомжа. Ее большие груди выглядывали из-

под розовой майки: казалось, Анюта стоит на людях полуголая.

– Не знаю, - пожал плечами Андрей.