Paradisus
Шрифт:
Я ожидала этого вопроса и, если бы его не последовало, мне пришлось бы
самой узнавать у них, где мне жить на период экзаменов. Эти трое сидели передо
мной, как жрецы древнего культа, они – я почему-то не сомневалась, - все были
москвичами, и, закончив принимать абитуриентов, разойдутся по своим уютным
квартирам.
Мне хотелось сказать «не нуждаюсь», но, представив холодную ночную
улицу города либо зал ожидания на вокзале, где кругом – менты и бомжи, я
проговорила:
– Да, нуждаюсь.
Небо
– Хорошо, - сказал Нектарий. – Адрес общаги знаешь? Вот с этой бумажкой –
к коменданту…
Между двумя утрами: тем, когда я впервые увидела памятник Михайло
Васильевичу, и еще одним июльским утром, когда я стояла у этого же памятника
со следами слез на лице, не знающая, куда пойти и что делать, - прошло
пятнадцать дней. Мне казалось, что первые дни в Москве я жила по своему
собственному, изюминскому, времени. Времени – октябрьской мушке,
привезенной мною из родного городка в сумке и застрявшей в моих волосах. Но
московское время – паук, одним броском умерщвляло октябрьскую муху и
вступало в свои права, заставляя дни лететь подобно оперённой стреле.
В суетливой дымке экзаменов я не замечала ничего вокруг; приходила в
общагу, валилась на продавленную, нечистую кровать, едва успевая
перемолвиться парой фраз с соседками по комнате: Татьяной и Дарьей. Татьяна
приехала покорять Москву с Кубани, со станицы с веселым названием Задорные
Дворики. Дарья - из Новосибирска, города, судя по ее рассказам, многолюдного и
перспективного, в котором есть метро, пусть не такое, как в столице, но все-таки…
– Новосиб – столица науки, - говорила Дарья, поглядывая на меня и Татьяну,
– По количеству живущих в нем кандидатов намбер ван в России.
Она бахвалилась своим городом так часто, что Татьяна, наконец, не
выдержала:
– Если твой Новосиб такой намбер ван, то чего ты сюда приехала?
Дарья не нашла, что ответить.
« ЭКЗАМЕНАЦИОННЫЙ ЛИСТ
Книппер Марина Александровна
Сочинение – хорошо.
История – удовл.
Английский язык – неуд».
Последняя строчка, как приговор. Я разжала кулак – ветер подхватил
клочок бумаги и, кружа, понес в сторону Кремля. Быть может, ветер бросит листок
под ноги седеющему, но все еще привлекательному президенту, тот поднимет его
и, прочтя, с досадой покачает головой: «Эх, не поступила Марина. Не могла
английский сдюжить».
Воспоминание об экзамене по английскому было мучительно: My name is
Marina. I was born in Izuminsk. My mother is a teacher. My father is a fireman и т. п. В
Изюминске мне этого хватало, а здесь…
«Прощай», - шепнула я
юноше Михайло и, выйдя за ворота, пошла вверх поулице, носящей мягкое, совсем не подходящее ей название: Моховая.
Поезд на Изюминск каждый день подходил к утреннему перрону, забирал
пассажиров, ждал меня, и отправлялся, так и не дождавшись.
В журнале, обнадеживающе-толстом, с простым, всем понятным названием
«Работа и зарплата», я нашла вакансию: «Продавец-консультант. Зарплата 30
тысяч рублей. Жилье предоставляется».
Жилье – это однокомнатная квартира в Свиблово, заставленная кроватями,
завешенная тряпками. Здесь уже жили три девушки, и я должна была стать
четвертой.
– Хозяйка просит двадцать восемь,- сообщила Ирина Мухамедовна,
представившаяся директором компании.
– Двадцать восемь на четыре – семь
тысяч. С первой зарплаты рассчитаешься.
– Хорошо, Ирина Мухамедовна, - сказала я.
– Ну, устраивайся. Девочки помогут. А я побежала.
Хлопнула металлическая дверь.
Девочки смотрели на меня настороженно. Одна – высокая, стройная, с
открытым красивым лицом, обрамленным русыми волосами, вторая –
полнокровная толстушка, в моем городке ее бы назвали бой-бабой.
Из кухни вышла третья, с виду несколько старше своих товарок, худая и
плоская.
– Проходи, чего стоишь, - сказала она. – Не бойся, мы не проститутки.
Ее подруги захихикали, я растерянно молчала.
– Меня Илана зовут, - представилась самая старшая.
– Это, - кивнула на русоволосую красавицу, - Ольга. А это, - Жанна.
Толстушка кивнула.
– Тебя, рыжая, как звать?
– Марина.
– Откуда ты такая?
– Из Изюминска.
Девчонки снова захихикали.
– Ой-ой, как смешно, - одернула их Илана. – Сами-то откуда? Ты, Марина,
как я погляжу, совсем еще ребенок.
– Почему?
– По кочану и кочерыжке. Тебе очень повезло, что здесь не бордель, а Ирина
Мухамедовна – не мамочка - сутенерша.
– Иланка, да она, похоже, и слов-то таких не знает, - сказала Ольга. У нее
был несколько тонковатый, но приятный голос.
– Каких слов?
– Ну, бордель, сутенерша…
– Не знаешь?
Илана посмотрела на меня.
– Нет, - призналась я.
Три товарки уставились на меня, как на розового слоника.
– И вправду, сущее дитя, - проговорила толстушка, у которой голос, как и
положено, был низкий и грудной.
– Сколько тебе лет? – спросила Ольга.
– Восемнадцать, - соврала я: на деле тогда мне едва исполнилось
семнадцать.
Жить в Свиблове было легко и беззаботно. Девочки опекали меня,
особенно Илана, у которой (мне по секрету сообщила Ольга) в забытой Богом
липецкой деревне осталась дочка одного возраста со мной. Вообще, все три мои
соседки приехали из медвежьих углов широкой нашей страны.