Paradisus

дальней стене – герб: золотой двуглавый орел. Посреди стола на листе металла

полыхает костер.

– Снегирь, гаси свет. Генератор посадишь, – крикнул кто – то.

Во главе стола, прямо под двуглавым орлом, в кресле с высокой спинкой

сидел подросток. Мальчик лет четырнадцати. Я никогда не видел в Джунглях

детей и с изумлением уставился на него.

Но тут погасло электричество. Пока мои глаза привыкали к тусклому свету

костра, Киркоров сообщил:

– Учитель, мы привели дикого.

– Я же просил не называть меня учителем, Киркоров, - голос мальчика был

не по-детски хриплым. – И, тем более, не нужно называть диким нашего гостя.

Присаживайся, Андрей.

Он показал рукой на ближайшее ко мне кресло. Я уже не удивлялся: здесь,

похоже, все знали мое имя.

– Снимите с меня наручники, – сказал я, глядя в глаза мальчика, в которых

отражался огонь костра. Он спокойно выдержал мой взгляд и кивнул Киркорову.

– Сними.

Киркоров заколебался.

Мальчик повторил приказание. Вздохнув, одноглазый подчинился. Потирая

запястья, я примостился у стола.

– Меня зовут Христо, - представился мальчик.

Морщины на лбу, седина на висках. Но, особенно, - глаза: усталые,

равнодушные, холодно-мудрые... Как две бездонные пропасти. Нет, это не

мальчик. Пожилой мужчина, неведомой силой заключенный в теле ребенка.

– Что это за место?

Христо широко, по-мальчишески, улыбнулся. У него не было ни единого

зуба – плоские изжеванные десны.

– Подземный бункер. Называется Кремль – 2. Отсюда власти бывших

намеревались управлять страной в случае Дня Гнева. Но … не успели спрятаться.

Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, кто не спрятался, я не виноват.

Христо то ли издал смешок, то ли кашлянул. За моей спиной захохотал

Киркоров, которого сразу одернула Букашка.

Я пожал плечами.

– Ну, допустим. Но я – то здесь причем? И … где Марина?

– Ты прав, Андрей, – сказал Христо.- Без Марины мы не должны ничего

обсуждать с тобой. Букашка, позови всех.

Букашка подошла к темному пролому в стене. Я догадался, что раньше это

была шахта лифта, курсирующего от первого Кремля, общеизвестного, ко

второму, тайному, подземному. Что скажешь, вымысла бывшим не занимать…

– Все к учителю. Учитель зовет!

Глухое эхо потащило слова сквозь землю наверх.

– Букашка, - поморщился Христо. – Я же просил…

Марина присела в кресло напротив. Одета в серый комбинезон, белая

шапочка надвинута на лоб, рыжие пряди волос разметались по плечам. Сцепив

пальцы у подбородка, я исподлобья посмотрел на нее. Она отвела глаза.

– Все в сборе, - удовлетворенно сказал Христо. – Познакомься, Андрей. Это

Снегирь.

Над столом приподнялся широкоплечий краснолицый детина с окладистой

бородой.

– Кисть потерял по пьяной лавочке.

– Спасибо за пояснение, Христо, - пробасил Снегирь и салютовал мне

обрубком правой руки.

– Вовочка.

Мне улыбнулся щербатым ртом старичок с подвижными глазами.

Морщинистое личико его обрамляли седые, похожие на паутину, волоски, каким-

то чудом держащиеся на висках. Макушка Вовочки была блестящая и ровная, как

яйцо, окунутое в масло, и в ней отражалось пламя костра.

– С Киркоровым и Букашкой ты уже знаком. Ну и с Мариной, конечно.

– Кто вы такие? – спросил я, обращаясь к Христо.

– В первую очередь, мы просто люди, - ответил тот, задумчиво глядя на

огонь. – Во вторую, - мы возрожденцы.

– Возрожденцы?

– Да.

– Что это значит?

– Андрей, это трудно, почти невозможно объяснить тому, кто не знает

всполохов.

– Он знает, - произнесла Марина.

– Да, - кивнул Христо. – И потому ты здесь, Андрей. Марина, кажется, уже

говорила с тобой на эту тему?

– Нет, - соврал я, с удовольствием увидев, как лицо девушки краснеет.

– Ну что ж, - спокойно продолжил Христо. – Тогда я скажу тебе. Мы все

видим всполохи, тот, кто утверждает, что не видит их, – лжет. Это проблески

истины, отголоски прошедшей грозы. День Гнева одолел человека, однако ему не

удалось до конца истребить память. Память бессмертна, как бы кому-то не

хотелось обратного.

– Мне хотелось бы.

– Понимаю, Андрей. Я сам поначалу боялся всполохов, и не желал быть тем,

чей образ предлагала мне память. Христо Ивайловым, сыном советника

болгарского посольства, избалованным мальчиком, больше всего в жизни

любящим ночные клубы, девочек и таблетки экстази. Или вот, Вовочка…

Всполохи больше всех донимают его. В мире бывших он был важной шишкой,

настолько важной, что мог бы предотвратить День Гнева. Во всяком случае, ему

так кажется. Я прав, Вовочка?

– Прав, - отозвался старик. – Страх помешал мне…

– Ну, не расстраивайся, - мягко сказал Христо.

– А я не хотел быть Олегом Снегиревым, - произнес Снегирь. –

Коррумпированным полицейским, за взятку пропустившим на футбольный матч

женщину, оказавшуюся террористкой.

– Вот именно, - кивнул Христо. – А Киркоров не хотел петь глупые песни и

носить блестящие одежды.

– Упаси Бог, - ужаснулся Киркоров.

– Букашка не желала быть Ольгой Букашиной, секретарем приемной

комиссии, а Марина…

– Нет, Христо.

Марина резко выпрямилась, глядя на учителя вспыхнувшими глазами.

– Хорошо, - спохватился Христо. – Так вот…

– Если вы так страшитесь прошлого, - перебил я, посмотрев на Марину, – то

какого же дьявола вы намерены возрождать?

Лицо Христо просияло:

– Ты не ошиблась, Марина. Похоже, он как раз тот, кто нам нужен.

Можно подумать, что вы нужны мне.

– Мы намерены возродить человека, Андрей. Не мир, в котором он жил, ибо