Paradisus

тот мир был ужасен. Мир похоти и злобы, мир тела, бесконечной погони за

комфортом и совершенного забвения души. День Гнева был неизбежен и

необходим, как дождь в снедаемом зноем городе. Но человек не заслужил столь

глубокого падения. Человек, при наличии воды, умывается так же легко, как

пачкается. Мы хотим дать человеку воду и построить новый мир с умытым

человеком.

Тихий голос Христо сливался с шумом костра. Мне казалось, что со мной

говорит ожившее пламя.

– Новый чистый человек построит мир света. Мир без политики, денег,

религии, без всего того, что повлекло либо могло повлечь День Гнева.

Я расскажу тебе небольшую историю, Андрей.

В мире бывших была война - одна из бесконечной вереницы. Осажденный

город медленно умирал, но в нем боролась за жизнь хрупкая девушка. Ее соседи

по лестничной клетке погибли от бомбежек, холода и голода, и ей казалось, что

она совершенно одна в огромном доме. Пережить один день – это была цель,

сопоставимая с полетом на Марс.

У девушки осталось всего одно полено, прочное и красивое с виду: кора

ровная, жесткая, древесина янтарная, обещающая тепло. Но когда, собрав

остатки сил, девушка ударила по нему топором, полено разлетелось на мягкие

ошметки, так как было оно совершенно трухлявое.

Девушка легла в холодную постель и стала ждать смерть, как вдруг до нее

донесся детский плач. Ей показалось, что она ослышалась. Но плач повторился.

Где-то наверху плакал ребенок.

И она встала и пошла, несмотря на боль и отчаяние.

В квартире на верхней площадке была настежь открыта дверь и на пороге,

вытянувшись, лежала мертвая женщина. Почувствовав приближение смерти, эта

женщина пыталась позвать кого-то, давно умершего, но ей не хватило сил.

Перешагнув через мертвую, девушка вошла в квартиру и увидела стоящую

на кровати девочку.

– Мама, – прошептала та, дрожа от холода.

– Мама, - отозвалась девушка. – Но почему ты стоишь? Чтобы согреться,

нужно лечь, накрыться с головой одеялом…

Но девочка продолжала стоять. Тогда девушка подошла к ней, обняла,

стала согревать собственным дыханием. Накрывшись одеялом и старой шинелью,

крепко прижавшись друг к другу, они смогли пережить ту страшную ночь.

Христо умолк. Языки костра бросали на стены причудливые тени. Я вдруг

вспомнил стопку журналов, найденную на чердаке школьником Островцевым.

Среди прочих там был журнал «Огонек», а в нем, - репродукции картин. И в

память школьнику Островцеву, а значит и в мою, больше других запала «Тайная

вечеря». Сын Божий - в окружении учеников, уже знающий о собственной судьбе,

и о том, кто предаст Его.

– Христо, но что с ними случилось потом?

Голос Букашки дрожал.

– Я не знаю, Бука.

Христо обвел взглядом собравшихся, улыбнулся застенчиво.

– Я не знаю.

– В чем смысл этой истории? – спросил я.

– Тоже не знаю, - Христо засмеялся. – Вернее, каждый понимает по-своему,

и совершенно ни к чему навязывать кому-либо собственное понимание. Однако

мы не в праве окончательно хоронить то, что заставляло эту девушку,

услышавшую плач ребенка, подниматься по ледяным ступенькам, на грани

обморока, и цепляться за обмороженные перила. И в этом нам можешь помочь

только ты, Андрей.

– Я?

– Да. Впрочем, довольно. Полагаю, мы все, - Христо окинул собравшихся

взглядом, - должны оставить Марину и Андрея наедине. Им есть, что сказать друг

другу…

2

ДВОЕ

Христо ошибся. Оставшись наедине, мы молчали. Я смотрел на двуглавого

орла, в золоте которого переливались красные отблески костра.

Отчего-то мне стало грустно: то ли подземелье угнетало, то ли так

подействовал рассказ Христо.

– Андрей, - тихо сказала Марина.

Я посмотрел на нее.

– Прости меня.

Она просит прощения!

Язвительно усмехнувшись, я сказал, что не могу доверять человеку,

исподтишка вколовшему мне в шею шприц.

– Это был не мой план, - горячо заговорила Марина. – Это был план Христо.

Он послал меня в Джунгли за диким…

– За диким? И диче меня, конечно, не нашла?

– Андрей, прошу тебя, не надо.

– Что не надо?

– Не надо язвить и кричать. Когда я впервые увидела тебя на Поляне, я

сразу поняла…

– Что ты поняла?

Марина дышала тяжело, как затравленная лисица.

– Я поняла, что остановлю свой выбор на тебе, и пройду с тобой через

Джунгли, не ради Христо и возрожденцев … а ради себя. Ты мое возрождение,

Андрей…

Я молчал.

Марина поднялась; обойдя стол, приблизилась ко мне.

– Ну, посмотри на меня, Андрей, – попросила она. – Не притворяйся

жестоким, я ведь знаю, ты не такой.

Каждое слово Марины понемногу вымывало из моей души остатки

Джунглей.

Я посмотрел на нее.

Марина обняла меня. Рука девушки заскользила по моей шее, тонкие

пальцы нащупали бугорок, оставшийся от укола.

– Прости, Андрей.

Ее губы коснулись бугорка.

– Ты простишь?

Снова поцелуй.

– Марина.

Мои руки сомкнулись на ее талии.

Я поцеловал Марину, сквозь ткань комбинезона чувствуя биение ее сердца.

Белая шапочка упала на пол, освободив водопад рыжих волос. Моя рука сама

собой нащупала молнию на комбинезоне, потянула вниз. Марина повела

плечами, и комбинезон упал к ее ногам. В свете костра тело Марины казалось

бронзовым.