Параллельные

— И что, даже темноты не испугался? — удивился Илья.

— Не-а, — покрутил головой Юлькин сын. — Я ничего не боюсь.

Частота его сердцебиения свидетельствовала об обратном, но выдавать его тайну я не стала, посчитав, что мальчики такие мальчики.

— А чего не вышел, когда тебя звали? — всё не унимался Нечаев.

Тут ребёнок всё-таки смутился. И после долгой паузы добавил:

— Тот мужчина… он меня тоже по имени звал.

***

За окном забрезжили первые признаки рассвета, когда мне, наконец-то, удалось уложить Пашку спать. Борис с Ильёй всё это время сидели на кухне, устроив импровизированный «Совет в Филях». Я же старалась пока ни о чём таком не думать, всецело отдавшись заботам о мальчике, рассказывая ему, как рада, что он цел, и убеждая его в том, что он очень храбрый.

Моё появление мужчины встретили молчанием. Я села к ним за стол и устало потёрла глаза. Этот день ощущался бесконечным.

— Мы позвонили участковому, — сообщил шаман. — Он обещал быть с утра.

— А я связался со своей службой безопасности, — подхватил Илья, — они пришлют людей сюда. И проверят прошлое Юли и Пашки.

— Это мог быть её муж, Сергей, — предположила я, вкратце изложив историю жизни своей непутёвой знакомой.

— Думаешь, Паша бы не признал отца? — осторожно заметил Боржом.

— Я… Я не знаю. Но других идей у меня нет.

— А что насчёт другого мужчины? Ну, биологического отца, — это уже был Илья.

— Антон? — уточнил шаман. — Его в здешних местах давно не видели. Я даже не уверен, жив ли он…

Вот и все варианты.

Тяжко вздохнула и опустила голову на стол. Усталость накатывала волнами, оставляя лишь одно желание спать, которое, впрочем, очень быстро прошло, стоило услышать заявление Нечаева:

— Вам нужно будет отсюда уехать. Я вас здесь одних не оставлю…

Глава 19.

Ольхон, продуваемый сентябрьскими ветрами и цветущий буйными красками осени, создавал ощущение иной реальности.

Идея приехать сюда родилась как-то сама собой. Решение Ильи увезти нас из посёлка, вызвавшее во мне волну негодования, оспорить было сложно. И дело тут было вовсе не в его упрямстве или настойчивости — головой я сама понимала, что оставаться здесь нам с Пашей одним небезопасно.

Мысль, что нам нужно отправиться на остров, принадлежала именно мне. Во-первых, давно собиралась, а во-вторых… это было всяко лучше, чем последовать ожиданиям бывшего мужа и отправиться с ним в город.

Если честно, я ожидала, что, скорее всего, он просто увезёт нас из посёлка, а дальше перепоручит нас своей охране, которая в срочном порядке была вызвана к нам с Большой земли. Однако Нечаев не спешил со своим отъездом, чем сильно меня… беспокоил. Между нами установились странные отношения. Мы вроде как больше не ругались и не выясняли отношения, но держались друг от друга на странной дистанции, при этом старательно делая вид, что так оно и должно быть.

На острове мы поселились в уединённом коттедже с панорамными окнами, верандой и шезлонгами на ней. Именно здесь я предпочитала сидеть часами, завернувшись в плед и наблюдая за Пахой, который со всем своим мальчишеским задором носился по берегу, изобретая очередную забаву из ничего. Иногда к нему присоединялся Илья, и они запускали воздушного змея либо же, просто балуясь, небольшой квадрокоптер, который то и дело сносило куда-то в сторону. В эти моменты моё сердце болезненно сжималось: поневоле представляла, что на месте Пашки могли быть наши сыновья. Но эти мысли больше не причиняли мне былых страданий, скорее привнося в душу состояние светлой печали о том, чего так и не случилось.

Утро мы обычно отдавали школьным занятиям. Перед отъездом из посёлка я скрепя сердце и игнорируя стенания своей внутренней отличницы перевела Юлиного сына на дистант. В сельской школе он скорее был номинальный и сводился исключительно к тому, что учитель скидывала нам задания по мессенджеру. Весь остальной процесс полностью лёг на мои плечи. Иногда меня посещали сомнения, надо ли мне это вообще? Так сильно выкладываться ради чужого мальчика. Нутро упрямо подсказывало — да, надо. Вот я и выкладывалась, воюя с Пахой по несколько часов в день в надежде помочь ему стать человеком, чему ребёнок всячески сопротивлялся, и в те моменты, когда я уже была готова прибегнуть к совершенно непедагогическим методам, на выручку (а вернее, на мой повышенный тон) приходил Илья. Он предпочитал проводить всё свободное время торча в своём ноутбуке или же вися на телефоне, вечно кого-то строя на расстоянии, временами даже прикрикивая и грозя всеми смертными карами. В эти моменты он становился собранным и грозным, и я в тайне медленно таяла от одного его вида. Всё-таки сложно оспорить тот факт, что самое сексуальное в мужчине — это ум. Правда, я уже потом непременно начинала презирать себя за все эти лирические отступления от намеченного курса на развод.

Так вот. В моменты, когда Пашкино поведение окончательно выходило из-под контроля и мы уже вместе с ним были на грани сжигания учебника по математике, на сцене появлялся Нечаев, который умудрялся усмирять этого чертёнка одним лишь взглядом, после чего садился рядом и тратил целый час на то, чтобы научить ребёнка складывать столбиком.

А по вечерам весь дом погружался в странное оцепенение, когда патовость нашей ситуации становилась наиболее очевидна. Молчала я. Молчал Илья. Даже Паха, казалось, старался издавать как можно меньше звуков, затихая в своей комнате, обложившись игрушками.

Я пряталась за книгами, делая вид, что крайне увлечена чтением, но отчего-то каждый раз выбирала просторную гостиную, а Нечаев же упорно находил повод очутиться рядом, разжигая камин, работая за ноутбуком или же просматривая новости в телефоне, объясняя это тем, что здесь связь ловит лучше. Я делала вид, что верю. Хотя сама, едва ли не до зубной боли, страдала от желания проверить его компьютер или телефон, дабы убедиться, что не переписывается (или же наоборот, переписывается) с Кариной. Смешно. Но когда мы были женаты, я ни разу не ревновала его ни к одной особе женского пола, может быть, только к работе, но и то не факт. Сейчас же, когда муж фактически уже стал бывшим, я начинала сходить с ума от ревности, что не могло не удручать. Благо что у меня ещё хватало разумности осознавать неправильность сих эмоций.

Мы прожили в таком режиме чуть больше недели, пока я всё-таки не выдержала этой имитации образцово-показательной семьи. На часах была уже почти ночь, когда я выскочила из своей спальни, собираясь постучаться в комнату Нечаева с требованием дать ответы на все вопросы и лишний раз подчеркнуть, как я презираю все его подлые инсинуации и что он может смело валить в свою новую жизнь. Но с разгону врезалась в того же Нечаева, непонятно, что делающего у меня под дверью. Получив резкий удар в лоб, от которого тут же зазвенело в голове, я попятилась назад, но была поймана в плотное кольцо рук.

— Стоять, — непонятно, кому именно из нас скомандовал Илья. Я послушно замерла на месте, потирая ушиб, но потом всё же вспомнила про то, что любой телесный контакт в нашем случае был продлением общей агонии, и попыталась отстраниться.

— Пусти.

Но он не спешил размыкать своих объятий, не мигая рассматривая меня, словно видя впервые.

— Куда-то торопишься?

— Да нет…

Признаться в том, что я собиралась потребовать от него ответов на все свои вопросы, отчего-то было неловко. Легче было сказать, что я как бы просто… «проходила мимо», но Нечаев успел меня опередить, настоятельно предложив:

— Поговорим?

Нервно сглотнула, вдруг ощутив новый прилив паники. Мы оба знали, что стояло за этим «поговорим». И несмотря на то, что ещё минуту назад я сама была готова вломиться в его спальню с требованием того же самого, я вдруг чётко осознала, что боюсь. Боюсь того, что он мне скажет. Или не скажет.

— Я… — запнулась. — Хорошо. Давай поговорим.

Берег Байкала был выбран сам собой. Оставив Пашкино спокойствие на попечение охраны, мы вышли из дома.

***

Илья