Пасхальные стихи русских поэтов

2

У людей пред праздником уборка. В стороне от этой толчеи Обмываю миром из ведерка Я стопы пречистые Твои. Шарю и не нахожу сандалий. Ничего не вижу из-за слез. На глаза мне пеленой упали Пряди распустившихся волос. Ноги я Твои в подол уперла, Их слезами облила, Исус, Ниткой бус их обмотала с горла, В волосы зарыла, как в бурнус. Будущее вижу так подробно, Словно Ты его остановил. Я сейчас предсказывать способна Вещим ясновиденьем сивилл. Завтра упадет завеса в храме, Мы в кружок собьемся в стороне, И земля качнется под ногами, Может быть, из жалости ко мне. Перестроятся ряды конвоя, И начнется всадников разъезд. Словно в бурю смерч, над головою Будет к небу рваться этот Крест. Брошусь на землю у ног распятья, Обомру и закушу уста. Слишком многим руки для объятья Ты раскинешь по концам Креста. Для кого на свете столько шири, Столько муки и такая мощь? Есть ли столько душ и жизней в мире? Столько поселений, рек и рощ? Но пройдут такие трое суток И столкнут в такую пустоту, Что за этот страшный промежуток Я до Воскресенья дорасту.

1949

На Страстной

Еще кругом ночная мгла. Еще так рано в мире, Что звездам в небе нет числа, И каждая, как день, светла, И если бы земля могла, Она бы Пасху проспала Под чтение Псалтири. Еще кругом ночная мгла. Такая рань на свете, Что площадь вечностью легла От перекрестка до угла, И до рассвета и тепла Еще тысячелетье. Еще земля голым-гола, И ей ночами не в чем Раскачивать колокола И вторить с воли певчим. И со Страстного четверга Вплоть до Страстной субботы Вода буравит берега И вьет водовороты. И лес раздет и непокрыт, И на Страстях Христовых, Как строй молящихся, стоит Толпой стволов сосновых. А в городе, на небольшом Пространстве, как на сходке, Деревья смотрят нагишом В церковные решетки. И взгляд их ужасом объят. Понятна их тревога. Сады выходят из оград, Колеблется земли уклад: Они хоронят Бога. И видят свет у Царских врат, И черный плат, и свечек ряд, Заплаканные лица — И вдруг навстречу крестный ход Выходит с Плащаницей, И две березы у ворот Должны посторониться. И шествие обходит двор По краю тротуара, И вносит с улицы в притвор Весну, весенний разговор И воздух с привкусом просфор И вешнего угара. И март разбрасывает снег На паперти толпе калек, Как будто вышел человек, И вынес, и открыл ковчег, И все до нитки роздал. И пенье длится до зари, И, нарыдавшись вдосталь, Доходят тише изнутри На пустыри под фонари Псалтирь или Апостол. Но в полночь смолкнут тварь и плоть, Заслышав слух весенний, Что только-только распогодь, Смерть можно будет побороть Усильем Воскресенья.

1946

Алексей Плещеев (1825–1893)

***

Он шел безропотно тернистою дорогой, Он встретил радостно и гибель и позор; Уста, вещавшие ученье правды строгой, Не изрекли толпе глумящейся укор. Он шел безропотно и, на Кресте распятый, Народам завещал и братство и любовь; За этот грешный мир, порока тьмой объятый, За ближнего лилась Его святая Кровь. О, дети слабые скептического века! Иль вам не говорит могучий образ тот О назначении великом человека И волю спящую на подвиг не зовет? О нет! не верю я. Не вовсе заглушили В нас голос истины корысть и суета; Еще настанет день… Вдохнет и жизнь и силу В наш обветшалый мир учение Христа!

1858

Легенда

Был у Христа-Младенца сад, И много роз взрастил Он в нем. Он трижды в день их поливал, Чтоб сплесть венок Себе потом. Когда же розы расцвели, Детей еврейских созвал Он; Они сорвали по цветку, — И сад весь был опустошен. «Как Ты сплетешь теперь венок? В Твоем саду нет больше роз!» – Вы позабыли, что шипы Остались Мне, – сказал Христос. И из шипов они сплели Венок колючий для Него, И капли крови вместо роз Чело украсили Его.

1877

Христос воскрес!

Как солнце блещет ярко, Как неба глубь светла, Как весело и громко Гудят колокола! Немолчно в Божьих храмах Поют: «Христос воскрес!» И звуки дивной песни Доходят до небес.

Яков Полонский (1819–1898)

Молитва

Отче наш! Сына моленью внемли! Все-проникающую, Все-созидающую, Братскую дай нам любовь на земли! Сыне, Распятый во имя любви! Ожесточаемое Оскудеваемое Сердце Ты в нас освежи, обнови! Дух Святый! Правды источник живой! Дай силу страждущему! Разуму жаждущему Ты вожделенные тайны открой! Боже! Спаси Ты от всяких цепей Душу проснувшуюся И ужаснувшуюся Мрака и зла и неправды людей! Вставших на глас Твой услыши мольбу, И цепенеющую, В лени коснеющую Жизнь разбуди на святую борьбу!

Между 1855 и 1860

Пасхальные вести

Весть, что люди стали мучить Бога, К нам на север принесли грачи… Потемнели хвойные трущобы, Тихие заплакали ключи… На буграх каменья обнажили Лысины, покрытые в мороз… И на камни стали капать слезы Злой зимой очищенных берез. И другие вести, горше первой, Принесли скворцы в лесную глушь: На Кресте распятый, всех прощая, Умер Бог, спаситель наших душ. От таких вестей сгустились тучи, Воздух бурным зашумел дождем… Поднялись – морями стали реки, И в горах поднялся первый гром. Третья весть была необычайна: Бог воскрес, и смерть побеждена! Эту весть победную примчала Богом воскрешенная весна. И кругом леса зазеленели, И теплом дохнула грудь земли, И внимая трелям соловьиным, Ландыши и розы зацвели.

Степан Пономарев (1828–1913)

Из «Палестинских впечатлений»

Передо мной Голгофские ступени: Душа моя, опомнись и вздохни! Здесь первое движенье – на колени; Здесь первая молитва – помяни!.. Перед Крестом, перед Распятым зримым, Дрожа, творю я знаменье креста, И, скованы стыдом неодолимым, Молчат мои бессильные уста. Кто я и где?.. Волненью нет предела… Как в пламени стоишь – где распят Бог! И скорбь души, и содрогание тела, И тайный страх, и тяжкий-тяжкий вздох… Мне видятся раскрытыя объятья; Мне слышатся удары молотка; Мне чуются мучителей проклятья И Матери бесслезная тоска. И больно мне, и страшно беспредельно Лицо Его и в мысли созерцать — Кровавое, поникшее смертельно, Но полное желанья пострадать. Так, Сам Он, Сам принял венец терновый, Он Сам взошел на этот страшный Крест, И распростер… <текст утерян> Обняв врагов и грешников всех мест. Но кто сочтет моих падений меру! Но кто мне даст, хотя на краткий миг, Разбойника раскаянье и веру, Чтобы вздохнуть о немощах своих! Как подойти, коснуться покаянно К подножию воздетого Креста! Где взять мне сил вести себя сохранно В присутствии распятого Христа! Как мне поднять глаза на этом месте! Скажу ль Ему, что я Его люблю? Иль дам обет, без страха и без лести, Что я Его вперед не оскорблю?.. Где взять мне слез – излить благодаренье, Сокрытое в душевной глубине, За всю любовь, и милость, и спасенье, С Креста Его дарованныя мне! Вот – молятся и тихо плачут братья, Их ясен взор, им на сердце тепло, А я один, смущенный у Распятья, Вздыхаю лишь тревожно, тяжело. Спаситель мой! не в силах я молиться… Прими одно желание мое! Будь милостив, дай плачучи склониться На крестное подножие Твое…

9 мая 1873. Иерусалим

Голгофа

Не раз к тебе я восходил, Гора всемирного спасенья; Но слова я не находил, Достойно высказать моленья. Нет, есть слова, молитва есть, Да я сказать их не умею, Изнемогаю я, хладею: Ты Сам дай силу произнесть — Простри ко мне свои объятья, Коснися сердца моего, Да у подножия Распятья, Среди народа Твоего И славословящего лика, Паду, рыдая об одном: О, помяни меня Владыко, В Небесном Царствии Твоем! Ах, здесь ли место многословью: Вот след Креста, разлом скалы; Здесь истекал Спаситель кровью, Средь злобы, смеха и хулы. Еще ли нужно дополненья? Во прах! – и больше ничего… Как тут сказать свое моленье! Хотя бы выплакать его, Хотя б единою слезою, Хотя бы вздохом передать, Как нищ и жалок я душою И как нужна мне благодать! Не презри горестного клика О недостоинстве моем И помяни меня, Владыко, В Небесном Царствии Твоем! Нельзя глядеть места твои, Места неслыханных страданий, Места наслыханной любви. Даруя всем залог спасенья, Здесь распят был Спаситель мой: А я остывшею душой Ценю ли тайну искупленья? Благодарю ли за него? Не часто ль здесь стою как зритель?.. Спаси еще меня, Спаситель, Но от меня уж самого: Твое могущество велико И беспредельно благ ты в нем: О, помяни меня, Владыко, В Небесном Царствии Твоем! Благослови мне помолиться О тех, кто верою водим, Просил меня здесь преклониться, Перед Распятием Твоим. Их скорби, слезы воздыханья Слагаю к Твоему Кресту: Возри к ним полный состраданья, Дай сердцу мир и чистоту; Пусть капля крови драгоценной Их освежит в земной борьбе; Обрадуй их, Господь вселенной, Внемли тоскующей мольбе… Тебе не нужно слез и крика, Раздастся вздох – и Ты при нем; О, помяни нас всех, Владыко, В Небесном Царствии Твоем!

Иерусалим. Март 1873

Вифлеем

I

Итак, о чем мечтал когда-то, О чем молился я порой, Что душу радовало свято, — То вот я вижу пред собой! Твержу себе неумолимо И сам не верю между тем, Что я у стен Иерусалима, Что я вот еду в Вифлеем!.. Так много памятных явлений Встает пред бедною душой, Так много сразу впечатлений, Что я подавлен их толпой: Теснятся в душу быстро, смутно, Едва слежу их в тишине, И грусть, и радость поминутно Чредой сменяется во мне… Ерусалим – одно кладбище; Идем на родину Христа! Здесь путь ровней, и зелень чище; И веселей кругом места. А древность снова обступает! Смотри, живая голова: Цепь Моавитских гор сверкает; Над Мертвым морем синева; Там длинный слой густого пара Повис вдоль гор и берегов, Как мгла от древнего пожара Пяти библейских городов. Наш путь идет, то поднимаясь, То опускаяся слегка, Между горами, опираясь На их отлогие бока. Здесь и по камням, по стремнинам Побеги зелени висят, И чуть не рощи по долинам В глаза мне весело глядят. А по бокам все эти горы Каймой широкою идут; Они и ныне, как в те поры, К вертепу путников ведут. Благочестивые преданья Сопровождают каждый шаг И будят в нас воспоминанья О днях чудес и дивных благ. Вот – ныне полный запустенья — Колодезь памятный сердцам, Как место нового явленья Звезды восточным мудрецам. И что-то веет пред душою И тихо шепчет мне: «Смотри — Какой влечешься ты звездою, Какие ты несешь дары!» Молчу… Ильинская обитель На горке высится над всем; Отселе разом видит зритель Ерусалим и Вифлеем. Здесь ангел некогда пророка Воздвиг уснувшего: «Восстань! Тебе идти еще далеко, Восстань и ешь: вот Божия дань!» И встал пророк, и укрепился, И сорок дней он шел, пока Его душе Господь явился В дыхании кротком ветерка… И мнится мне, что будто кто-то Вдруг на меня слагает длань И, весь проникнутый заботой, Зовет найсточиво: «Восстань!.. Восстань, объятый сном греховным! Очнись, опомнись: близок срок, — И пред тобой, рабом виновным, Господь в вертепе недалек!» И слышит сердце все внушенья, И знает – истине укор; Но… жадно ловит впечатленья Окрестных мест, далеких гор… Вон – по горе – в Хеврон и Газу Верблюды тянутся гуськом; Так ясно видимые глазу С своим зыбучим седоком. А здесь – любимая дорога Евреев грустных: вот они Идут в кругу своей родни Призвать Иаковлева Бога, Святого Праотца почтить, Взглянуть на памятник Рахили, У ней поплакать на могиле, Прошедшим душу освежить. С горой подушек и с узлами, Перину кинув на осла, На нем и боком и верхами Сидят еврейки без числа… С душой, прискорбием объятой, Спешу скорей их обогнуть И между зелени богатой Я продолжаю тихий путь. О, дай Бог кончить благодатно И не смущаяся ничем! Уже глядит светло, приятно Изжелта-белый Вифлеем. Ему подножием далеко Рельефно выдалась гора; Кругом террасами широко Вся опоясана она; За нею тесным полукругом Дома приветливо встают И, поднимаясь друг над другом, К себе как будто бы зовут. Я в группе зданий беспрерывной Вертеп стараюсь угадать: «Не вот ли он? не там ли дивный?» И развлекаюся опять. В краю, что небо возлюбило, Откуда царственный пророк И Сам Господь его – все мило, И дорог каждый уголок. По белокаменной дороге За нами весело следят И вифлеемец босоногий, И куча смугленьких ребят, И их товарищ неразлучный В отважном беге по горам, Барашек крашеный и тучный, Как бы приросший к крутизнам. Вот с перламутровым издельем Нас окружает молодежь, Шумя с рассчитанным весельем: «Москов хорош! купи, хорош!» Но крепче их, по горным склонам Сады, красуяся, манят И светло-палевым лимоном, И нежным яхонтом гранат. Там, под смоковницей широкой, Глядит так ласково, с сынком, Лицо арабки черноокой, В ее хитоне голубом… В таком же, может быть, наряде Текла по этому пути Пречистая, чтоб в малом граде Спасенье миру принести… И этот город предо мною: О, здравствуй, тихий Вифлеем!.. Я собираюся душою, Но весь взволнован я и нем…

II

Прочь гордость, зависть, раздраженье! Прочь – все дурное из души! Ах, сердце, жданное мгновенье Достойно встретить поспеши К Тому, кто сам Младенцем малым В вертепе плакал и терпел, Иди и ты дитей бывалым, Как он любил, как Он велел. И там, где хор духов небесных С святою радостью парил И пел о милостях чудесных, Явитесь хором, полным сил, Ты – свет души – живая вера, Ты – радость жизни всей – любовь! Явитесь: вот близка пещера, Вот сонмы Божиих рабов, Пришельцев дальних и соседних, Идут, теснясь, в пещеру ту, — Меня же хоть в числе последних, Введите к Господу Христу… Невольно внутренне я каюсь, Молю прощения себе И тихо, следуя толпе, В вертеп все глубже опускаюсь. Там словно ангелы с небес, Мерцают светлые лампады, Как бы глася: «Младенец здесь! И он и Матерь всем вам рады; Дары Им больше не нужны, Лишь веры ждет от вас Создатель: Войди – из дальней стороны, Войди – окрестный обитатель; Войдите, бедный и богатый; Явись с любовью, верный раб, Пади со вздохом виноватый!» И богомольная толпа, Крестясь, целует стены, двери, Целует место Рождества И самый пол святой пещеры. Забыт весь путь, беды и грозы, И слышны вздохи от души, И полились живые слезы На помост мраморный в тиши; Одна бежит, другая блещет; Тот пал – и медлит отойти; Так хочет свечку поднести, А жжет ее – рука трепещет! И долго-долго предо мной Толпа святыню заслоняла, И за живой ее волной Душа невольно наблюдала. Здесь вера дышит на тебя Так просто, ласково, семейно: Арабы молятся любя, Войдут в вертеп благоговейно И на коленях пред святым Сидят и смотрят бесконечно: Здесь все так близко им, сердечно, И Бог-Младенец ближе к ним. С заметным чувством благодати, Теснятся малые туда ж И о Спасителе-дитяти Как будто думают: он наш! И перед яслями Младенца, И перед местом Рождества, Кругом священного столпа Обвились ленты, полотенца, Чтоб, прикоснувшися к нему, Хоть на единое мгновенье, Понесть с собою освященье И радость дому своему… А я… смотря на вид прекрасный, На эту веру ко Творцу, С чем я паду, с чем я, несчастный, Явлюся Божию лицу? Дел добрых нету за душою, Труда пути не испытал: Что ж ныне я Тому открою, Кто за меня вот здесь лежал?!.. Одни намеренья благие Я разве выскажу пред Ним? Надолго ли?.. как в дни былые Они рассеются как дым… Молитву ли в душе тернистой Затеплю ныне я?.. увы! Ведь нет елея – веры чистой, Огня нет – пламенной любви… Мелькают в сердце, словно грезы, Слова и вздохи чередой: Ах, что слова! что наши слезы! Порыв мгновенный и пустой! И сознаю я понемногу, Что я в холодности окреп: Не так молиться нужно Богу! Не так являться в сей вертеп! Не так!.. и тяжко я смутился, Поник от немощи своей… Зачем я раньше не явился, Когда я веровал теплей!.. Вот тот вертеп передо мною, Вот ясли те я увидал, О коих детскою душою Я в церкви Божией слыхал, Чему в рождественские Святки, Бывало, радовался я: Где ж веры той хотя остатки? Где радость прежняя моя?.. Что ныне? скорбь одна, томленье; Душа болит от дел моих, И горько, страшно охлажденье На этом месте в этот миг!.. В таком затмении плачевном, Как я хотел бы пасть во прах И в сильном трепете душевном Разлиться в пламенных слезах И воплем огласить пещеру: «О Иисусе! возбуди Опять младенческую веру В моей хладеющей груди! О Иисусе!.. я в волненьи, Я падаю: Спаситель мой, Дай руку!.. Вспомни день рожденья И радость Матери святой. И здесь, где Ты родился, ныне Меня духовно возроди, И сам, как мать, в тиши святыни, В свои объятья огради, Уйми сердечную тревогу, Спаси, как ведаешь, меня, Спаси, да с радостью и я Воскликну: слава в вышних Богу!»…