Паутина миров
Шрифт:
– Беги, Сашенька!
– бабушка уже рыдала вовсю.
– Каждая секунда дорога.
– Баба Аня осенила внука крёстным знамением.
– Беги, и не оглядывайся.
Попрощавшись наспех, Сашка выбежал на задний двор. Там его уже ждал Сергей с охотничьим ружьём, с ножом на поясе и топором за поясом.
– Дай мне что-нибудь!
– взмолился Алекс.
– Что, пострелять захотелось?
– Серёга зарядил ружьё.
– Но, как мне защищаться?
– Я ни в кого стрелять не собираюсь, и тебе не позволю. А ружьишко - это так, для острастки, чтоб на расстоянии удерживать.
– Сергей!
– Я
– А жаль!
– Что?!
– Ваську Изольдова собственными руками удавлю.
– Вот руками и дави, но только не здесь и не сейчас.
– Сергей!
– Всё! С этой секунды все мои команды выполнять со скоростью молодого солдата. Понял!
– Понял!
– Ладно, племяш, не дрейфь, выкрутимся.
– Я не боюсь. Я просто хочу знать, кто...
– комок застрял у Сашки в горле, в носу защипало, на глаза навернулись непрошенные слёзы.
Серёга положил свою огромную ручищу Саньки на плечо.
– И я хочу. И все хотят. И Васька Изольдов, поверь, хочет. И если он найдётся, я тебе гарантирую: до суда эта мразь не доживет. Порвут к чертям собачьим. Ну, а пока, если не хочешь, чтобы разорвали тебя, беги за мной.
С этими словами Сергей рванул в сторону леса.
Ранецкий последовал за ним, но едва он добежал до первых деревьев, как услышал позади себя истошный вопль Васьки Изольдова.
– Вон он!!! Лесом уйти хочет!
– У!!!
– услышал Санька самосудный приговор озверевшей толпы.
Алекс не оборачивался, чтобы не тратить сил. Он бежал на последнем издыхании, и понимал, что пробежка внутри яйца забрала слишком много сил. Однако он осознал вдруг и другое, оценив глубину иронии сложившейся ситуации. Он понял неожиданно, что существует единственное место, где он сможет спрятаться от озверевших глуховчан. И местом этим являлось яйцо, которое он покинул менее часа назад.
Серёга, стреляя в воздух, пытался увести погоню в сторону, что ему, в общем-то, удалось.
– Каррр!
– услышал Алекс знакомую аббревиатуру.
– Каррр!
– набравшись наглости, ответил он древней птиц.
– Прошу!
– неожиданно галантно пригласил ворон, указывая на раскрытые створки крылом.
Видя Сашкино замешательство, ворон высказал такую мысль:
– Во всяком случае, тебя там не забьют до смерти палками.
– А что сделают?
– поинтересовался Ранецкий.
– Съедят? Высосут кровь? Порвут на части?
– А это будет зависеть от того, как ты себя там поведёшь.
– Что с курицей?
– логично поинтересовался Алекс.
– Она же меня заклюёт!
– Я берусь уладить этот инцидент.
– Даже так?
– искренне удивился Ранецкий.
– О! Я многое могу!
– хвастливо прокаркала древняя птица.
– Я имею большое влияние на курицу.
– Каким образом, если не секрет?
– А я отец яйца!
– сказав это, ворон горделиво выпятил грудь.
– Да! Да!
– и добавил.
– Ты ведь слышал уже: здесь всякое возможно!
– А что теперь у мамы яйца со здоровьем?
– едко поинтересовался Алекс.
Либо пропустив иронию, либо не заметив её, ворон ответил.
– Конечно, моя милая курочка до конца жизни останется хромой. Однако даю слово, она тебе не тронет.
–
Почему?– Слишком много вопросов!
– строго каркнул ворон.
– Заходи!
Санька полез в сумку за сигаретами, и неожиданно обнаружил в ней свою старую, ещё ТЕХ времён, рогатку со свинцовыми шарами в качестве снарядов. Грозное оружие для пернатых. Далее Ранецкий не спешил. Он достал сигареты и закурил, оправдывая тем своё копание в сумке. А вот когда он клал сигареты обратно, и бдительность ворона дошла до нуля, Саня стал медленно вытаскивать рогатку из сумки, стараясь её одновременно и зарядить.
Ворон ни о чём не догадывался. Он кряхтел, чистил перья и поучал Алекса голосом Зиновия Гердта.
"Ну, сучий потрох, держись!"
Ранецкий молниеносно вытащил уже заряженную рогатку из сумки, натянул упругую резину, и прицелился.
Ворон замолчал, замахал крыльями, зашуршал когтями по дереву, но было поздно. Санька слыл мастером в этом виде стрельбы. Свинцовый шар угодил древней птице прямо в грудь. А далее Сашка увидел ворох куцых перьев, глухое падение неуправляемого тела, и традиционное "Каррр!" после далеко не мягкого приземления.
Деревня Глуховка, 2000-е годы.
Воспоминания полностью затмили разум, и Алекс не заметил, как дождь закончился. Память ни в чём не обманула, и Ранецкий, будто вновь пережил события более чем двадцатилетней давности. Сквозь тучи выглянуло вечернее солнце, и в прорезиненном плаще стало жарко. Сашка сбросил плащ, и в который раз залюбовался фотографией Насти. Юная красавица спустя годы не отпускала сердца Алекса. Она вся находилась там. И потому не виновата бывшая жена, что взаимоотношения не сложились. И не виноваты дети, что не любят папочку. И бывшая жена не настраивала их против него. Просто он сам всё делал так, чтобы его возненавидели. И Настя тоже не виновата, что до сих пор занимает весь объём его сердца, хотя знакомы-то были всего лишь сутки. Никто не виноват.
– Так что же случилось с тобой в реальности, Настя Соболева?
Уже много позже, после проведения официального прокурорского расследования и многочисленных медицинских экспертиз, Сергей написал Александру подробное письмо. Оказывается, Настя не была изнасилована и убита. В тот вечер и ночь она имела долговременную интимную связь, но это был один человек, ибо экспертиза спермы во всех её анатомических отверстиях указывало на то, что мужчина был один и тот же, и насилия не было, а имела местно страстная любовь. И страсть эта была направлена на одного человека, Алекса Ранецкого. Конечно, в протоколах об этом не было указано, но Сашка-то знал, что Настя весь вечер и всю ночь того рокового дня занималась любовью только с ним.
И ещё. Никаких следов насилия и убийства на теле Насти также обнаружено не было. Ни единого. Как гласило медицинское заключение: у девушки произошла остановка сердца. У Насти остановилось сердце от наслаждения и удовольствия. Сердце не выдержало такого количества счастья и остановилось. Врачи сказали, что так бывает. Очень редко, но бывает. Настя умерла от любви к Алексу. Сердце девушки не выдержало оргазма, и остановилось. Вот такой диагноз.
– Значит, - Ранецкий в очередной раз посмотрел на фото Насти Соболевой. Фото девушки, которую любил всю жизнь.
– Значит, это я тебя убил, Настенька!