Первая в списке
Шрифт:
– Каролина Рыбиньская. – Я протянула ему руку. Он встал (высокий!) и протянул мне свою.
– Марек Станиславский.
– Вы лечите мою подругу, – начала я.
Доктор посмотрел на Каролу.
– Да. Пани Патрицию Шафранек.
– Не могли бы вы сказать мне… каковы прогнозы?
– К сожалению, я не вправе затрагивать эти темы в разговоре с вами.
– Но…
– Мама согласна, – попыталась спасти ситуацию Каролина.
– Хорошо, я поговорю с вашей мамой. Если она действительно ничего не имеет против, я предоставлю любую информацию.
Я смотрела на него в ярости.
– Пожалуйста,
Не, это чё такое, это вообще как называть? Наглость просто. Мужик явно меня бортанул, а я к такому обращению не привыкла. Последнее слово всегда и везде оставалось за мной!
– Карола. Я сегодня переночую у вас, ладно?
– Само собой. С Майкой познакомишься и с бабушкой Зосей.
– Вот именно – с Майкой. К ребенку с пустыми руками не ходят… Есть что-нибудь такое, что ей нравится?
– Пони. Во всех вариантах. Но больше всего, кажется, принцесса Селестия. Раскраски, книжки, фигурки. Наверняка в киоске что-нибудь будет.
Прежде чем мы покинули больницу, я еще раз успела взглянуть на Патрицию. Она спала. Мне не хотелось ее беспокоить. Увижу завтра… Да, завтра я буду во всеоружии: надену короткое платье и еще раз зайду к этому доктору. Я решила подружиться с ним. Ради Патриции. И боже упаси, никакого флирта, ну разве что самую малость. У каждой девочки есть свои любимые игрушки: у Майки – пони, у меня тоже были свои любимые игрушки.
В доме Патриции я чувствовала себя как в своем собственном. В том, который был у меня двадцать лет назад. Меня накормили картошкой, котлетами и салатом из тертой моркови.
– Как в детском саду, – улыбнулась я.
– Нет, в детском саду не вкусно, – поморщилась Майка. – Вкусный только смурфиковый суп.
– Я такого не знаю, – улыбнулась я в ответ.
– Тогда, тетя, пойдем со мной завтра в садик. Может, как раз он будет.
Всего два дня потребовалось на то, чтобы вернуть себе подругу и стать членом ее семьи. Любимой тетей, которая приносит подарки и отводит ребенка в детский сад.
– Я провожу тебя, обещаю. А потом мы сходим к маме.
– Мама заболела. Но она поправится. Она никогда не бросит нас. Она мне так сказала.
Сколько сил было в этом маленьком человеке. Говоря это, она смотрела на меня своими карими глазами, полными доверия ко мне и веры во все лучшее. Она схватила меня за руку и потащила в свою комнату, где мы провели чудесный вечер, играя в пони. Ах, если бы меня сейчас видел главный редактор!
На следующий день я снова поехала в больницу. Конечно, сначала в меня впихнули сытный завтрак. Бабушка Зося чувствовала себя призванной откармливать всех, кто не дотягивал до габаритов борца сумо. Потом, как мы и договорились, я отвела Майку в детский сад. Мне не хотелось возвращаться домой, поэтому я взяла такси и поехала прямо в больницу.
– А не могли бы вы поехать через улицу Флориана Цеиновы?
– Это ж Олива. Крюк придется сделать.
– Знаю, знаю. Мне нужно кое-что увидеть.
Мы ехали по Грюнвальдской, потом свернули в маленькую улочку. Справа стоял бабушкин дом.
– Остановитесь на минутку, – попросила я. Вышла из машины.
Посмотрела на калитку: как раз выходил молодой парень. Калитка скрипнула знакомым голосом. Я улыбнулась.– Хотите войти? – спросил он.
– Нет, нет. Просто я жила здесь раньше. Замечательное было время.
– Это потому что дом замечательный. Папа говорит, что у него хорошая энергетика.
– Наверняка. Берегите его.
– Мы бережем, заботимся. Мы живем здесь всего два года. Но практически ничего не меняли.
– Я вижу. Даже калитка скрипит, как раньше, – улыбнулась я.
– Мне нравится этот скрип. По крайней мере, известно, когда кто-то идет.
На этот раз я улыбнулась про себя. Эта скрипучая калитка несколько раз спасала нас с Петром – прежде чем нас успевали застукать на ковре в столовой. От скрипа до появления гостя обычно проходило пятнадцать секунд. В течение пятнадцати секунд человек мог полностью одеться, включая шнуровку мартинсов. Проверено – я не раз убеждалась в этом.
– Ты прав. Скрип часто оказывается полезным. Пока.
Я помахала парню и села в такси.
– Теперь на Приморье, пожалуйста. Ягеллонская.
Таксист ни о чем не спрашивал. Он поехал вдоль самого длинного жилого дома, который здесь называют кто волнорезом, кто волной, потом свернул у аптеки в небольшую улочку. На этот раз я не выходила из машины. Посмотрела на приоткрытые окна на третьем этаже. Поток воздуха вытянул занавеску наружу. Сквозняк, не иначе. Мама не любила сквозняки. Здесь что-то не так… Достаточно было выйти из машины, позвонить по домофону на номер девять и сказать: «Здравствуй, мама, здравствуй, папа, это я, ваша дочь, приехала к вам в гости».
Если бы это было так легко, я бы сразу побежала. К сожалению, тогда мне это казалось невозможным.
Когда я приехала в больницу, обход уже завершился. Я снова постучалась в кабинет доктора Станиславского.
– Здравствуйте, – прошептала я голосом маленькой девочки, но мое глубокое декольте, казалось, шептало что-то совсем другое.
– Добрый день. Я ждал вас. Пожалуйста. – Он указал на стул напротив себя.
Я села, закинув ногу на ногу. Конечно, я осознавала свои сильные стороны и очень часто ими пользовалась.
– И какие же прогнозы?
– Трудно сказать. – Доктор начал просматривать документы. – В лечении острого миелоидного лейкоза мало что изменилось за последние двадцать лет. Нам повезло, что пани Патриция молода. Гораздо лучше лечение проходит у людей молодых. У подавляющего большинства больных достигается многолетняя выживаемость. В принципе, ее можно лечить фармакологически. Однако в ее конкретном случае лучше было бы сделать пересадку костного мозга от донора. При том что мы продолжим фармакотерапию.
– Вы уже нашли донора?
– Пани…
– Ина. Каролина.
– Пани Каролина, пока рано говорить об этом.
– Значит, есть кто-то?
– Я сказал вам – говорить об этом пока рано.
– А когда мы сможем говорить об этом? Когда будет донор?
– Понимаете… Когда донор пройдет тщательные обследования и мы поймем, что он подходит, мы обязательно начнем готовить пани Патрицию к этой процедуре.
– Вы сказали «когда донор пройдет тщательное обследование», – не отступала я. – Значит, он уже нашелся?