Песнь Пророка

– Он мало супа ел, - объяснил Варрик.
– Но он на пути. Глянь, сколько у него.

– А вы принцесса?
– повернулась она к Кордуле. Гномка подавилась от неожиданности. Ее выручать никто не собирался, поэтому ей пришлось выкручиваться самой.

– Принцесса гномов, мы выглядим немного иначе, - сказала она.
– Но у меня есть корона. Правда, она пока очень маленькая.

– Я тоже хочу корону!
– заявила любительница сказок, несясь к дедушке.
– Мне две, две миски!

Кормик едва заметным кивком поблагодарил Эсмильду, вручая Малике ее плошку с большой резной ложкой. Девочка села рядом на мешок и, болтая ножками, принялась уплетать суп.

– Деда, ты еще порассказывать обещал, - напомнила она.

Гном завздыхал, но, увидев, что на него тут же все посмотрели в ожидании еще чего-нибудь интересного, отставил миску.

– Ну, например, история про тевинтерскую магессу, - принялся вспоминать он.
– Ее называли Ледяное Сердце. Говорят, это все произошло в незапамятные времена, когда у ушастых было свое государство, а по Глубинным тропам могли гулять дети. Она была не обыкновенной колдуньей, но еще и первой красавицей во всей Империи, если не во всем Тедасе.

– Прямо, как я, - вставила Малика, хлюпая супом.

– Да, моя маленькая. Веяния Орлея в ту пору были особенно сильны, и их любимое развлечение, балы, устраивали везде и всюду. И самый необычный бальный зал был во дворце Ледяного Сердца. Все его стены были сделаны из зеркал, чтобы она могла любоваться собой, где бы ни танцевала. На каждый бал к ней съезжались женихи со всех королевств: тут были и богатые дворяне, манерам с пеленок обученные, и чудные ушастые эльфы - тонкие, как искусные мечи, - гномы родовитые, властью над подземельями наделенные, и разбойники простые, швыряющие к ее ногам награбленные драгоценности. Да только искала магесса достойного красоты ее, чтоб не хуже был и так же пленил ее, как она его. А тех, кто не по нраву ей был, она превращала в лед. И заполнялся ее зал скульптурами холодными и мрачными. Только их она считала красивыми, замершими в единый момент. Лишь в зеркалах они людьми живыми отражались, уродливыми.

И помощник у нее был, слуга из простых: не худ, да и не хорош. Во всем ее слушался, не перечил. Помогал, как положено. Служил он у Ледяного Сердца многие годы, а красота ее все эти годы и не меркла. Зеркальный зал доверху наполнился скульптурами, уже танцевать негде было, а женихи все съезжались, словно и не слыша о том, что еще никто не добился ее милости.

И приехал к ней как-то эльф, из тех, что в леса раньше всех подался. Она даже не взглянула на него: смешным показалось, что такой, как он, на что-то претендует, да и обратила его в ледышку. Разгневались его сородичи, прокляли ее, сказали, что найдет она того, кто ей нужен будет, да поздно станет. Но не обратила Ледяное Сердце на них внимания: с ней ее скульптуры были, прекрасные и недвижимые. Казалось, она и искать перестала, как только зал оказался уставлен страшными изваяниями замершей красоты.

Много лет минуло, а сердце ее все не таяло. Уже те приезжали, кто первым в дети годился, а места для них не осталось. Приказала тогда Ледяное Сердце верному слуге, чтобы он самые старые скульптуры на двор вынес, да на солнце поставил. И ослушался он ее впервые. Вне себя от ярости колдунья была, превратила и его в лед - да некрасивая из него статуя вышла. Удивилась Ледяное Сердце, в зеркало глянула. И увидела, как прекрасен он был, а она сама - уродлива. И поняла, в чем проклятье эльфа лесного было, да время уже прошло. Не могла она содеянное назад повернуть, оживить не смогла его и зарыдала от горя. Вокруг все оттаивать начали, и гномы, и эльфы, и люд простой. Не могли они вспомнить, как оказались тут, не могли понять, что за дурная баба рядом слезы льет. Все оттаяли, кроме слуги любимого. Пропал он куда-то, а на месте его лишь вода осталась.

Кормик замолчал, глядя в свою плошку. Его суп давно остыл - впрочем, не только его. Заслушавшись сказкой, почти все прекратили есть. Лишь Гаррета мало интересовал рассказ: он успел съесть свой суп и теперь украдкой черпал у Андерса, задумавшегося о чем-то своем.

– В чем же мораль этой сказки?

– спросил Натаниэль.
– Не связывайся с эльфами, которые могут проклясть?

– Ты ничего не понял, - покачала головой Бетани.
– Красота снаружи не говорит о красоте изнутри - вот в чем смысл.

– А мне показалось, что главная идея в том, что твое счастье рядом совсем, - пожала плечами Кордула, глядя на Кормика.
– Ну, и кто из нас прав?

– А? Что?
– переспросил гном.
– Да я забыл уже.

– Вы так хорошо рассказываете человеческие сказки, - заметила Эсмильда.
– Откуда вы их знаете?

– Да так, то там, то сям слышал, - ответил тот.
– Я грамоте не обучен, книг не читаю, да на земле уже давно, на слух все ловлю, жаль, записать некому. Хотя вот, внучка их лучше меня уже знает.

Малика довольно закивала, принимаясь за вторую плошку супа.

– Да вот только наши сказки, - продолжила храмовница, - не рассказывают о магах. А из тех времен, когда люди еще не знали, насколько маги опасны, сказок совсем не сохранилось.

– Они могут быть тевинтерскими, - вступился за гнома Андерс, отодвигая от Хоука свою тарелку. Гаррет с сожалением облизал ложку.

– Не все собираются забывать свою культурную историю только потому, что кому-то захотелось искоренить все сказки, где маги не безжалостные тираны, которых надо усмирять после того, как проявится сила, - сказал целитель, хмурясь.

– Давайте о чем-нибудь хорошем поговорим, - попробовала вставить Бетани.

– Да, у меня сказка и о немагах есть, - закивал Кормик.
– А, может, и не сказка…

Все вновь обернулись к нему. Варрик тихо зашуршал бумагой, готовясь записать следующий рассказ.

Хоуку, ввиду того, что не мог больше наслаждаться ужином, пришлось присоединяться ко всем, слушая еще одну выдумку старого гнома.

– Жил однажды воин, родом он был из Ферелдена, заморского государства, войсками Орлея плененного. Храбр он был и смел, не желал мириться с захватчиками и верность хранил только своей королеве. Родителей у него не было, только братьев трое, да и жениться он не собирался, не до того было или какие-то еще причины - об этом история умалчивает. А жил этот воин со своими братьями в маленькой деревне, на самой окраине страны, куда орлесианцы еще не пробрались. Да настали времена темные, подходить все ближе начало войско иноземное, по приказу узурпатора штурмом деревню брать собралось. И не было им числа. Не знал тут воин, что же делать и отправился к мудрецу местному.

– Опять маг, - вздохнула Эсмильда, но больше не прерывала.

– И сказал ему мудрец все, как лежит. Чтобы взял воин с собой брата старшего, да дал ему меч из кости драконьей, гномами закаленный, рунами зачарованный. И выстоит деревня перед напастью, да только там и смерть брата лежит. Скрепя сердце, принял воин решение. Взял у мудреца меч, да отдал брату первому. И была битва - земля побагровела от проливаемой крови, - многих она унесла. В числе их и брат воина был. Но деревня цела осталась, не поддались они Орлея нападению. Велика была радость воина, да и велико было горе его. Девять дней и ночей проплакал он безудержно.

Но ненадолго беда деревню Ферелдена миновала. Собрали новую армию орлесианцы, в их числе и шевалье заграничные, умудренные опытом, не чета деревенским защитникам. Не знал воин, что делать, и отправился вновь к мудрецу.

– Он не учится на своих ошибках, - шепотом заметила Кордула.

– И сказал ему второй раз мудрец, чтобы взял воин брата среднего, да дал ему меч драконьей кости, гномами закаленный, рунами зачарованный. И выстоит деревня перед шевалье, да только братом пожертвовать придется, погибель его там лежит. Слезами горючими воин умылся, да взял меч, отправил второго брата на битву. Была она страшнее первой, кровопролитие на многие годы запомнила деревня. Пало много людей, и брат средний.