Песок из калифорнии
Шрифт:
Звякнула машина, настиравшись вволю, звякнула и перестала гудеть. Кончилась одна сторона кассеты и маг сам, без приказу свыше, погнал другую сторону... Да, клевое времечко было, Моби, и клевые френды у тебя были, жаль только - умерли, этот мажор в белых носках явно не Сэм, хотя вроде и похож, и вроде радуется...
Потом Моби сидел, на кухне и жрал все подряд, прямо из распахнутого настежь холодильника. Сыр, колбасу, консервированные омары, сосиски и финики, черную икру и апельсины, запивая все это пивом, белым французским вином и двенадцатилетней выдержки настоящим виски... В животе тяжелело, в голове мутнело, хотелось почему-то плакать... Из магнитофона несся совершенно незнакомый музон, а из комнаты:
– ...По двести?
За окном садилось солнце, садилось за сталинские дома, освещая Москву дикого капитализма. В кухню ворвался, как ураган, Сэм, когда-то добрый френд:
– Ты че, кислый? Холодильник надо закрывать - лед нарастает...Сейчас ринганем герлам... Омары зря раскрыл, все равно не ешь, ну да ладно...Устроим факсейшен, как бывало! А?!
– Слышь, Сэм, тебя вмазаться не тянет?
– совершенно неожиданно для себя, спросил Моби.
– Нет. Я твердо слез. А у тебя что, с собой? Ты же вроде тоже слез?..
– Слышь, Сэм, я с утра тебя спросить хочу... У тебя теперь и трузера белые?
Моби потрогал джинсы - слегка влажные, но терпимо. Хорошая машина...Кто же знал, что этот бизнесмен трахнутый, так неадекватно отреагирует на в общем-то невинный и простой вопрос... Вот тебе и найт, вот тебе и факсейшен, вот тебе и бывший френд. Как говорят в Париже - се ля ви... А не махнуть ли мне в Питер? Вроде бы там еще есть фейсы непротивные... А что! Клевый расклад, клевая идея, катим Моби в Питер, на хрен нам сдалась Москва квислинговая, да френд бывший с белыми носками и кто его знает какого цвета трусами!. .У-у-у, загудел как паровоз Моби и круто развернувшись, чуть не сбив своим рюкзаком какую-то парочку, устремился к призывно горевшей в дали букве «М».
В метро было по вечернему пустынно и тихо, какой-то обоссаный бомж оживлял картину, на перроне стояла очкастая герла, ни чего герла, в порядке, и читала книжку по-английски, то есть книжка была английская, а как она там у себя в голове читала, один бог знает. Моби с ходу подвалил к ней:
– Сори! Ю спик инглиш?
Герла удивленно вскинула карие глаза поверх очков, дернула плечиком:
– Я в метро не знакомлюсь!
Моби не остался в долгу:
– Так я не знакомится, как насчет факсейшена?
Побелевшая от наглости длинного хипаря, герла не смогла произнести ни слова.
– О'кэй, молчание знак согласия, здесь перепихнемся или предлагаешь скипнуть?..
Герла скипнула в первый попавшийся поезд, так кстати примчавшийся ей на выручку. Моби вздохнул:
– Вот и говори после этого приятное людям...
Ленинградский вокзал был по обыкновению пуст. Или полупуст. Какие-то иностранцы стояли и терпеливо ждали объявления о посадке на «Стрелу», хотя она уже как полчаса томилась у перрона, двое бомжей явно норовили прилечь, но все время с испугом вглядывались в даль, боясь прихода полисов. Посередине зала приком торчал лысый камень, то есть членом блестящим возвышался памятник В.И.Ленину... Какой грузин в огромной кепке-аэродроме разглядывал его и качал головой, то ли одобряя, то ли осуждая. Моби с ходу подвалил к нему, так как в кармане было пусто:
– Послушайте, вы не могли бы меня выручить, я режиссер-постановщик с Ленфильма, у меня украли деньги...
Невежливый грузин перебил;
– Вай! Какой-такой режиссер-мажиссер?! Я в Сухуми живу, твой брат, ублюдок волосатый, каждый лето под окно вижу! Все мандарины сожрал, как гусениц!.. Не дам денег, не дам!..
Моби отошел, да, неудача, неужели так и придется пустым ехать, дорога дальня Может быть у иностранцев попробовать... Чем черт не шутит...
– Сори! Ю спик инглиш?
– Йес!
– О'кэй! Ай хеф уан проблем. Ай биг хангри энд ноу мани... Ю йес мани?
– Йес!
–
заулыбались иностранцы дикому английскому и внешнему виду Моби, сразу видно вежливые иностранцы,
сразу видно из Калифорнии Моби прикатил... Не бомжара... Мс соловьем дальше:– Сори! Плис литл мани фор ми! Ай спик сенкью вери мач... иностранцы стали выворачивать карманы и совершенно легко, без проблем, расставаться с мелкими купюрами.
– О сенкью, сенкью вери мач! Ю вери бьютефел пипл! Ю фром? Вер ар ю фром?
–
догадался наконец-то поинтересоваться Моби и получил ответ:
– Мы есть из Риги. У нас есть тоже хиппи. На Домской площади. Мы были экскурсия.
И Моби получил легкий шок...
В Питер он добрался только к вечеру. Следующего дня и это было естественно, так как выписывали Моби из поездов аж шесть раз! Но бог держал над безбилетником мозолистую, от трудов, длань и вот он на Невском.
У «Огрызка» какие-то пионеры совместно с панками распевали противными голоса про алюминиевые огурцы, люди спешили по своим делам и хотя оккупация коснулась и Питера, но все вместе было не так гнусно, как в Москве. Около пассажа «памятники» ругали евреев, ряженные под казаков звали брать штурмом Смольный, а какой пьяный люмпен выкрикивал лозунги несколько летней давности, явно первомайские:
– Да здравствует союз, интеллигенции и всего советского народа! Сплотим дружбу народов вокруг партии! Держите крепко знамя борьбы за правое дело!.. Моби вертел головой, пытаясь ухватить взглядом все признаки капитализма - над красивым старым домом на другой стороне проспекта краснеет «Кока-кола», огромный плакат призывает вкладывать куда-то деньги, но не в сберкассу, тех у кого они есть...В остальном Питер был узнаваем и приятен.
Возле бывшего Казанского собора, а затем долгое время бывшим музеем атеизма, не было ни кого. Это несильно удивило Моби, ведь и на Гоголях в Москве в последнее время тусуется лишь пионерия домашняя да бомжи, пиплов почти не видно. Но немного обидно - приехал Моби, а ни одной знакомой морды...Ни одного приятного фейса...Пришлось плестись до автомата и еще аскать пятнашку. Наконец какой-то добрый дед смилостивился и Моби набрал, довольно таки с опаской, знакомый номер.
– Алло!
хриплый голос Джона был как всегда беспечен и весел.
– Алло! Смольный на проводе, у аппарата Дзержинский. Почему молчите,
это кто?
– Моби, -
кратко отозвался беглец из белокаменной и получил ответ, прямо в уши:
– Моби! Ура пиплы, Моби прикатил! Моби, вали быстро, мы тебя ждем!..
Еще полчаса тряски в трамвае, грозящем сойти с рельсов на поворотах, за окнами дома девятнадцатого века, так и мерещится в сумерках Распутин с крестом или Раскольников с топором, фонари приличных форм, куски булыжной мостовой, Моби все больше и больше узнавал Питер, Питер своей молодости, ведь они тогда, после винта на Плешке, на всякий случай скипнули с Ремкой в Питер, к ее френдам, там то Моби и научился мульку варить, на дербан ездить и шмыгатся... Рэмка была плановая-торчковая, наркомша со стажем и френды были у ней соответствующие. Потом Рэмка кинулась от передозняка, Моби вернулся в Москву, с Сэмом скентовался, а там и с иглы слез, подвязал с этим темным делом, но когда катил в Таллинн или в Ригу, всегда заезжал по старой памяти к френдам - Джону, Оксане, Кэру, Нильсу, Ого...
– А, привет Моби, заждались!
–
Джон, все такой же веселый, на пороге коммуналки питерской, бедные соседи, чего они только не видели, чего они только не вынесли...
– Дай я обниму тебя, пипл! Рад, рад!
– Ты вмазаный?..
– Не-е Моби, мы теперь на другом зависаем, улет! Проходи - познакомлю, угостим...
Длинный коридор со всякой дрянью по стенам, описанный во множестве романах и показанный во множестве фильмах, хмурые двери, за каждой другая судьба и... дверь расписанная во все цвета радуги, а посередине надпись славянской вязью - Ментам вход воспрещен! Ба, все знакомо, как будто и не было двух лет после прошлого приезда... Разлуки...