Пьесы для художественной самодеятельности. Выпуск II

А д а м о в (ехидно). Виноват, кто это мы, «осатанелые поклонники»?

Ш е в л я к о в. Ты, директор, Якорева… Много вас, идолопоклонников, на заводе, черт бы вас драл!

А д а м о в (усмехаясь). Так точно, много! Между прочим, если прямо говорить, не мешало бы в число идолопоклонников включить и секретаря парткома завода — Шевлякова Василия Сергеевича. (Быстро.) Ни слова! Я свидетель, как ты на стадионе стучал ногами и орал: «Браво, Леня! Замечательно!»

Ш е в л я к о в (несколько смутившись). Да, это есть, я тоже ору и стучу… Аллах его знает, психоз какой-то овладевает нами во время соревнований… (После паузы.) Ну, ладно, что мне, то мне, а что тебе, то тебе! Кстати, не скажешь ли, дорогой, почему Ручьева нет сейчас на работе?

А д а м о в. Как нет на работе? (Потянулся к звонку, но тут же отдернул руку.) Ах, да, я и позабыл, я же его отправил с поручением.

Ш е в л я к о в. Наверно, давно отправил, а? Прошу к телефону — его нет, прихожу — его нет… «Поручение»… Ох, чую, бить тебя нужно, Артемий Николаевич! И не только за тон разговора с Соловьевой!

IV

Комната конструкторов отдела. Около трех часов того же дня. На своих местах, за столами, М а л о з е м о в и А н н а Г е о р г и е в н а. Леонида нет.

А н н а Г е о р г и е в н а (работая, негромко). Это правда, Игорек, он не болен?

М а л о з е м о в. Здоров, как бык. Валяется на тахте, кругом журнальчики… По-моему, просто в растрепанных чувствах товарищ. Поругались вы с ним, что ли?

А н н а Г е о р г и е в н а. Нет. Не из-за чего нам ругаться. (Улыбаясь.) Да и негде. Служба не очень подходящее для этого место.

М а л о з е м о в. А я, кстати, меньше всего имею в виду служебные часы.

А н н а Г е о р г и е в н а (опустив голову, тихо). Этого давно уже нет, Игорек. Три недели. (После паузы.) Он расстроен? Удручен?

М а л о з е м о в. Я бы не сказал, что удручен. Он довольно-таки бодро послал меня к черту «за лицемерное проявление заботы о людях»… Вот гусь! Это я-то лицемер! Поворачивается язык у человека!

А н н а Г е о р г и е в н а. Вы, кажется, начали рассказывать о его состоянии…

Малоземов Ах, да, простите… Состояние… Ну что же, не очень оно такое критическое, но меланхолия определенно чувствуется. Не черная меланхолия. Скорее, я бы сказал, лирическая меланхолия, знаете, этакая помесь: грусть и мечта… На лице грусть, а в глазах мечта.

А н н а Г е о р г и е в н а (небрежно). Вон как? О чем же он мечтает? Или, правильнее спросить, о ком он мечтает, а?

М а л о з е м о в. То есть? (После паузы, мягко.) Ну-ну, не выдумывайте. Никого у него нет. Он меня хоть и часто посылает к черту, но все же мы с ним настоящие друзья. Я бы знал.

А н н а Г е о р г и е в н а (не поднимая головы). Извините меня, Игорь, я отвратительная: из-за меня вы не пообедали сегодня.

М а л о з е м о в. Ох, «из-за меня»… А почему вам не предположить, что и других могло заинтересовать отсутствие товарища? Не вышел человек на работу… В чем дело? Что случилось?..

В дверях своего кабинета появляется А д а м о в. Постоял, мрачно оглядел комнату, ушел обратно к себе.

М а л о з е м о в. Чего это наш Адам выскочил? Что-то ему нужно было…

А н н а Г е о р г и е в н а (обеспокоенно). Уж не трезвонят ли, из штамповочного? Я Артемию Николаевичу ничего не говорила.

М а л о з е м о в. И я не говорил. Не нервничайте. Ленька придет в себя — наверстает.

Пауза.

Л е о н и д (появляясь на пороге). Привет, дорогие сограждане! Вы по мне скучали? Я здесь!

А н н а Г е о р г и е в н а (не отрываясь от работы). Надо полагать, чувство было взаимным, уважаемый согражданин!

Л е о н и д. Безусловно. Я потому и явился. (Идет к своему месту.)

А н н а Г е о р г и е в н а (сухо). Из цеха штамповки ретиво запрашивают. О защитном устройстве беспокоятся, ждут.

Л е о н и д (садясь за стол). Ладно, столько ждали — еще потерпят. (Вынимает и раскладывает на столе папки с материалами.)

А н н а Г е о р г и е в н а (после паузы, Малоземову). Леонид Петрович что-то у нас не в рабочем настроении последнее время…

М а л о з е м о в (поспешно). Ну, самочувствие в работе конструктора — великая штука! (Делает укоризненные знаки Анне Георгиевне.) Разумеется, задание есть задание, тут ничего не попишешь. Я вот пыхчу, пыхчу…

Л е о н и д (перебивая, ледяным тоном). Мне, конечно, очень приятно, что некоторые так пристально наблюдают за моим настроением. Но настроение — это сугубо личная вещь и…

А н н а Г е о р г и е в н а (быстро). Посторонним до него нет дела, это вы хотите сказать?

М а л о з е м о в. Посторонним? (Встал.) Вы что… вы кому это говорите, Анна Георгиевна?

Л е о н и д (зло). Садись, ты… «пыхтящий» мужчина! (Пауза. Вдруг рассмеялся.) Ха-ха-ха… Чур не рычать, чур не набрасываться, Анна Георгиевна! Как-никак я вроде больной, не в себе, меня баловать надо… (Хлопая Малоземова по плечу.) Вот он, мой настоящий заступник. Силен! Грудью встал!

М а л о з е м о в, отстранившись, молча садится на свое место.

Л е о н и д (всплеснув руками). Пожалуйста, и этот обиделся! У вас определенно портится характер, друзья. Если дальше так пойдет, в один прекрасный момент вы меня просто живьем слопаете.

А н н а Г е о р г и е в н а (улыбаясь). Легко уйти от такой опасности: избегайте общества людоедов — только и всего.

Л е о н и д. Аусгешлоссен. Исключается. Это не в моих силах.

А н н а Г е о р г и е в н а. Не в ваших силах? Но почему же не в ваших силах? (Она все так же улыбается, но чувствуется, что напряженно ждет ответа.)