Пьесы для художественной самодеятельности. Выпуск II
Шрифт:
Н а д я. Ну как же… Про феодалов я все знаю: сюзерен, вассал, война Алой и Белой розы… Я Вальтер Скотта всего прочитала.
Л е о н и д (с легкой иронией). О, ты у меня образованная!.. Так вот, помнишь, в те ужасные феодальные времена были рыцарские турниры. Дамы перед боем дарили своим избранникам шарфы — и каждый рыцарь шел сражаться, повязав шлем шарфом своей дамы. У меня, к сожалению, шлема нет, но я могу положить сюда… (Рванул ворот рубахи, прижал шарф к сердцу.) И выйти с ним на соревнование, на турнир, на встречу с противниками. Хочешь?
Н а д я (ахнув). С этим моим шарфиком?
Л е о н и д. В нем кусочек твоего тепла, девочка. А оно мне куда дороже, чем все шелка
Н а д я (она очень растрогана). Ленечка!.. Леня! А я… Ох, вот не умею я ничего такого сказать. Я тупица — ничего не умею; ни песни петь, ни стихи сочинять… Ты брось меня. Леня, правда, зачем тебе такая?
Л е о н и д. Брошу, конечно. (Обнял ее.) Увы, стихи я тоже писать не умею.
Н а д я. Ты не умеешь?! Неправда! Ты все, все на свете должен уметь! Ты — чудо! Ей-богу, все так считают!
Л е о н и д. Ну, если все — подчиняюсь. (Рассмеялся). Чудо-юдо-рыба-кит!.. Нет, вообще-то бесспорно, Леонид Ручьев кое-что умеет делать. Но это касается главным образом техники, математики, лингвистики, музыки, спорта…
Н а д я. «Бурлю, бурлю, бурлю»… Только красной бородки не хватает.
Л е о н и д. Ты что себе позволяешь, а? С кем ты меня сравниваешь? Получай за это! (Крепко обнимает ее.)
Н а д я. Все равно — Леню люблю, а индюков не люблю, Леню люблю, а индю… Ой!
Л е о н и д (поспешно отпуская ее). Прости, маленькая! Больно, да?
Н а д я (с трудом переводя дыхание). Ничего, продолжай. Кажется, еще три ребра осталось.
Л е о н и д нежно ее целует.
Н а д я (спрятав лицо у него на груди, после паузы). Знаешь, Леня, вот я сейчас подумала: у нас часто говорят — проклятый капиталистический мир и так далее. А ведь феодальный мир — он еще страшнее был. Верно? Но все-таки что-то и тогда было красивое. Рыцари… турниры… цвета своей дамы… Наверно, нам нехорошо так думать, да? А по-моему, и сейчас должны быть рыцари! Всегда они должны быть! Рыцарь — это честный, благородный человек, защитник слабых и угнетенных… (Прижала руку Леонида к щеке.) Ленечка! Рыцарь!..
Кабинет А д а м о в а. А д а м о в и Ш е в л я к о в. Оба необычайно взволнованы.
Ш е в л я к о в (шагая по комнате, продолжает рассказ). …Вот как же? Вот так же: немного замешкался парень — и вся недолга! Шестьдесят тонн как ахнет на руку… Правда, он сам виноват, работал без ограждения. Но вы-то, вы-то ведь знали, что старым ограждением рабочие не пользуются, вы взялись сделать новую защиту! Почему же до сих пор не выполнили заказ? (Вынув трубку и хлопая себя по карманам.) Где я, к шуту, табак свой оставил? А пропади он пропадом!.. Дай папиросу! (Крошит поданную Адамовым папиросу в трубку, закуривает.)
А д а м о в. Н-да, сюрпризец, ничего не скажешь.
Ш е в л я к о в. Ну нет, сказать кое-что вам все-таки придется! Отдел не меньше виноват, чем сам рабочий! Черт вас не поймет. И ведь трудились вы все время вроде неплохо, отлично даже трудились! (Кричит.) Что случилось? Объясни, почему замариновали такое важное задание? Губы кусаешь… Имей в виду, ты в первую голову ответишь, Артемий Николаевич!
А д а м о в (угрюмо). Шишки на Макара валятся: старая истина.
Ш е в л я к о в. Кто непосредственно выполнял заказ штамповки, кому ты его поручил?
А д а м о в (совсем мрачно). Ладно. Разберусь во всем, доложу и тебе, и Крутову. Принято!
Ш е в л я к о в (гневно). «Доложу, доложу»… Доложить ты сумеешь, не сомневаюсь! (Уходит.)
А д а м о в, выждав секунду, несколько раз резко нажимает кнопку настольного звонка. Входят А н н а Г е о р г и е в н а и М а л о з е м о в.
А д а м о в. Садитесь! Где Ручьев?
М а л о з е м о в. Не приходил еще. (Быстро.) Кажется, у него с утра какая-то тренировка за городом.
А д а м о в (свирепо). За городом? Чудесно! Я ему покажу «за городом»… Известно ли вам, уважаемые, что случилось в цехе штамповки?
М а л о з е м о в. Да. Звонили оттуда. Клянут нас на чем свет стоит.
А д а м о в. Клянут… Это еще только цветочки, ягодки впереди. (Кричит.) Под суд идти придется, не думайте! Не шутка! Человека искалечило!.. Из-за кого, я спрашиваю, из-за кого!.. Р-работнички милые! (Гремит.) Где Ручьев? Почему не вижу Ручьева? Ему дана работа над новым защитным устройством для штампа, а он не является?!
А н н а Г е о р г и е в н а (поднимаясь, медленно). Не кричите, Артемий Николаевич. Ручьев здесь ни при чем. Я виновата, я не выполнила задание.
А д а м о в. Вы? То есть как это — вы? Насколько я знаю, дело поручено ему, а не вам. Ваша фамилия Сербова, а не Ручьев. Не так ли?
А н н а Г е о р г и е в н а. Да. Я Сербова, Анна Георгиевна. И тем не менее во всем виновата именно я.
М а л о з е м о в (удивленно). Анна Георгиевна?
А н н а Г е о р г и е в н а (быстро). Ага, вы тоже вспомнили, Игорек… Это было уже давненько, Артемий Николаевич. Леонид некоторое время отсутствовал в отделе, а тут запрос за запросом из цеха… В общем, я предложила Леониду… Леониду Петровичу: мол, могу взять это задание на себя. Принцип устройства мы обсудили, договорились… Постойте, постойте, чему вы удивляетесь? Ведь передача заданий в связи с тренировками Ручьева у нас нередко практикуется! Так было и на этот раз! Готовится к олимпиаде…
А д а м о в (пристально глядя на Анну Георгиевну). Интересно! А почему же я об этой передаче ничего не знаю?
А н н а Г е о р г и е в н а. Тут, пожалуй, повинен Леонид Петрович. Мы условились, что он сам об этом вам сообщит.
Стук. Дверь приоткрывается.
Л е о н и д (на пороге. Он весел, оживлен). Алло, стучусь: можно? Что за неожиданный сбор? И от меня в секрете… Реорганизация? Новые задачи?
А д а м о в (хмуро). Садись! (Помолчал.) Вот что, Леонид Петрович, беда стряслась. Новое защитное устройство для штампа мы не спроектировали, и в результате в цехе тяжко пострадал рабочий.
Л е о н и д (опешив). Что? Как пострадал? Не может этого быть!
А д а м о в. Да, произошло несчастье. (Пауза.) А кто виноват, что так случилось, как полагаешь, дорогой?
А н н а Г е о р г и е в н а (вскакивая, возмущенно). Это запрещенный прием, Артемий Николаевич! Некрасивый, подлый прием! Это похоже на провокацию! Леонид Петрович, конечно, попытается выгородить меня, заявит, что ничего подобного не было… (Леониду, резко.) Воздержитесь от разговоров, Ручьев. Я достаточно самостоятельна, чтобы отвечать за свои поступки! (Адамову.) Снова и снова повторяю: Леонид Петрович мне передал задание, а я его не выполнила! Должна была сделать — и не сделала, моя вина. Все! На этом будем считать вопрос окончательно выясненным! А теперь… прошу вас, разрешите мне уйти домой, Артемий Николаевич. Согласитесь, я имею некоторое основание нервничать, волноваться и… и мне просто необходимо побыть сейчас одной. (Повернулась, ушла.)