Пьесы для художественной самодеятельности. Выпуск II

Л е о н и д (перелистав одну из своих папок, встает, кладет ее в шкаф; на обратном пути останавливается у стула Малоземова). Все крутишь? Крути, верти, Гаврила!.. Ну-ка, давай цифры, быстро!

М а л о з е м о в. Сто девяносто семь возвести в куб, результат споловинить, умножить на двадцать три.

Л е о н и д. Ясно. Один момент! (Производя в уме вычисления, бормочет.) Сто девяносто семь на сто девяносто семь — тридцать восемь тысяч восемьсот девять… На сто девяносто семь! Гм… гм… гм… Так: куб — семь миллионов шестьсот сорок пять тысяч триста семьдесят три. Половиним! Есть… Три миллиона восемьсот двадцать две тысячи шестьсот восемьдесят шесть и пять десятых… На двадцать три! (Закрыл глаза. Пауза. Громко.) Записывай! Одиннадцать миллионов четыреста шестьдесят восемь тысяч ноль пятьдесят девять и пять десятых!

М а л о з е м о в (записав, продолжает вертеть ручку арифмометра. Кричит). Верно! Одиннадцать миллионов четыреста шестьдесят восемь тысяч ноль пятьдесят девять и пять десятых! Ф-фу, руку отмотал… Ты дьявол, Ленька! Нет, честное слово, ты гениален!

Л е о н и д. Заткнись! Работай, бездельник!

Я к о р е в а (появляясь на пороге). Привет, народы!

Л е о н и д. А-аа… Нянюшке советского спорта!

Я к о р е в а. А что, именно нянюшка! С вами забот — полон рот! (Пожимая руки, покровительственно.) Ну, как вы тут поживаете, товарищи? Все в порядке — настроение, самочувствие?

А н н а Г е о р г и е в н а. Спасибо, Антонина Павловна, не жалуемся.

Л е о н и д. Товарищ заведующая… То есть, виноват, товарищ директор стадиона! Рапортуем: настроение бодрое, самочувствие бодрое, выполнение плана…

Я к о р е в а. Все зубоскалишь, Леонид Петрович? Ты лучше к олимпиаде как следует готовься, не за горами дело. (Присаживаясь.) На минутку зашла. Интересуюсь: когда и куда наш чемпион отдыхать собирается ехать? Путевочку надо добыть. Куда тебе? Хочешь — на Южный берег Крыма, хочешь — на Кавказ: в Гагры, в Сочи…

Из кабинета Адамова три звонка.

А н н а Г е о р г и е в н а. Игорь, вас Артемий Николаевич зовет! Игорь!

М а л о з е м о в (отрываясь от работы). Что? Меня? (Звонки.) Адам зовет… (Взглянул на часы.) Точен, дракон: ровно пятнадцать тридцать. (Отобрав чертежи, проходит в кабинет Адамова.)

Я к о р е в а. Как же решаешь, Леонид Петрович, а?

Л е о н и д. Крым… Южный берег… А много в завкоме путевок в Крым?

Я к о р е в а. Много ли, мало — для тебя добьюсь. Один поедешь или парочку путевок хлопотать? Нажму! Что смутился… Ты, дорогой товарищ, раз навсегда запомни: и помышлять нечего куда-нибудь из наших краев. Лучше нигде не будет. Значит, с путевками все ясно, так?

Л е о н и д (усмехаясь). Ясно. Грубый подкуп, да еще при свидетелях.

Я к о р е в а. Что — подкуп, какой подкуп? Леня Ручьев — звезда спорта, наша слава, наша гордость! Весь завод это понимает. Давай заказывай — куда, когда…

Л е о н и д. Большое спасибо, Антонина Павловна. Но если все так мило складывается, вопрос о поездке мне надо согласовать кое с кем…

Я к о р е в а. Ладно! Согласовывай! Только особенно не тяни. (Уходит.)

М а л о з е м о в (выходя из кабинета Адамова). Ну, братцы, Артемий Николаевич сегодня — само благодушие! Отец родной! Кому что надо — идите, не откажет.

А н н а Г е о р г и е в н а. Мне полцарства нужно.

М а л о з е м о в. Даст.

Л е о н и д. А побольше? У меня глаза завидущие.

М а л о з е м о в. Отвалит! Мне во всяком случае совершенно твердо обещал в конце месяца отгул за переработку отдать.

А н н а Г е о р г и е в н а. О-оо, даже до таких щедрот дошло дело?!

Стук в дверь. На пороге появляется Н а д я.

Н а д я. Здравствуйте! Извините, пожалуйста, может быть, я помешала…

М а л о з е м о в. Извиним ее или нет? Как, товарищи?

Л е о н и д. Извиним.

Н а д я. Я из цеха холодной штамповки, сверловщица.

М а л о з е м о в. Очень приятно.

Н а д я. Я о серьезном деле поговорить с вами хочу…

М а л о з е м о в. Еще более приятно.

А н н а Г е о р г и е в н а. Игорь!.. Садитесь, девушка.

Н а д я (садясь, Малоземову). Вы всегда такой… (Постучала себя пальцем по лбу.) или это вы только со мной так разговариваете?

Л е о н и д прыснул.

М а л о з е м о в (сконфуженно). Резко, девушка, резко! Я ведь шутил.

Н а д я (сердито). А я не для шуток сюда пришла, я уже предупредила! (Помолчав, Анне Георгиевне.) Вот вы — отдел главного механика — придумали защитное приспособление у штампа. А у нас в цехе прессовщики вашим устройством почти совсем не пользуются.

А н н а Г е о р г и е в н а. То есть как не пользуются? А что смотрит мастер, начальник цеха?

Н а д я. Ну эти корят, ругаются, но все равно — пренебрегают рабочие.

М а л о з е м о в. Что за нелепость — «пренебрегают»… Разве не понимают, чем это может кончиться?

На реплике Малоземова в дверях кабинета появляется собравшийся уходить А д а м о в. Незамеченный останавливается, слушает разговор.

Н а д я. Понимать-то понимают, но… как бы вам сказать… Невыгодна ваша придумка рабочим. При штамповке, при подвижке листа каждый раз включай и выключай устройство, включай и выключай… Много времени теряется в течение дня, бьет по выработке. Вот взяли и плюнули: рискуют! А несчастье в любой момент может произойти. Знаете, с какой силой падает пуансон.

Л е о н и д. Ты тут при чем? Ты ведь на сверлильном станке работаешь?

Н а д я. А я ни при чем. Просто рядом стою и вижу. Глаза у меня есть.

М а л о з е м о в (Леониду). Мое устройство! Я его проектировал, когда ты в командировке был. (Наде.) Ничего иного не придумаешь: какое-то время приходится терять; с опасностью надо считаться!

Н а д я. А рабочие не считаются.

М а л о з е м о в. За это жучить надо! Наказывать! Где у вас дисциплина? А еще цех коммунистического труда называется.