Петербургская Коломна

Интеллигенция возмущалась тем, что в таком хорошем месте находится тюрьма. Это Литовский замок с громадными сумрачными башнями.

Нередко у нас в семье в присутствии гостей отец с возмущением произносил: „Бастилия"! Не раз слышала я и такие стихи:

Как пойдешь по ОфицерскойТам высокий серый домПо бокам четыре башниИ два ангела с крестом».

Гуляя как-то с отцом, Лариса Мамонтовна остановилась рядом с башней Литовского замка, и он указал ей на крест и двух склоненных к нему ангелов.

– А зачем здесь ангелы? – спросила дочь.

– Ангелы оплакивают заключенных в этой башне, – ответил отец.

В феврале 1917 года Литовскому замку пришел конец. Этот день навсегда запомнила Лариса Дальская: «Мне было 4 года, и я хорошо помню, что в тот день была какая-то кутерьма, и на меня никто не обращал внимания, велели сидеть в детской и не подходить к окнам. А за окнами, на полупустых улицах происходило что-то тревожное и опасное. Отец, уходя из дома, сказал, что идет брать Бастилию. Вернулся он возбужденный, в пальто, но без шапки, глаза его блестели. Оглядев домочадцев, он вынул из кармана тюремные ключи и рассказал о случившемся. На следующий день Литовский замок загорелся. Говорили, что его подожгли и выпустили на волю всех арестантов. Горел он несколько дней. Обгоревшие башни его еще долгое время стояли неразрушенными. Видно, строили его надежно. Живописные развалины замка несколько лет, до середины 30-х годов, „украшали“ улицу Декабристов. На его прочном фундаменте перед войной возвели большой жилой дом № 29.».

Ключи Литовского замка долгое время находились в семье Дальских и всегда демонстрировались гостям. Кто-то посоветовал вдове артиста отдать ключи в Музей революции, но она этого не сделала. В результате легендарные ключи от петербургской Бастилии, забытые в ящике старинного буфета, стоявшего в одной из комнат особняка Княжевича на Офицерской улице, так и остались в разоренной брошенной квартире. Дочь великого актера не могла себе простить, что не сохранила эту историческую реликвию как память о страшной тюрьме.

Революцию М.В. Дальский воспринял как гигантскую сцену, на которой собирался сыграть главную роль из драмы Ф. Шиллера «Разбойники». Его неукротимая натура требовала приключений, романтики, авантюризма. В 19171918 годах Мамонт Викторович пережил сильное увлечение идеями анархизма. Он стал одеваться под анархистов: появлялся в общественных местах в наглухо застегнутом черном плаще (реквизит Гамлета) с прикрепленным на нем огромным красным бантом. Он по-своему играл эту роль, и при этом его фантазии не было предела при сочинении про самого себя самых невероятных легенд и историй о руководстве мифическим отрядом боевиков-анархистов. Слушатели с интересом узнавали новости о действиях актера при захвате барских особняков и актах экспроприации.

О Дальском писали довольно часто – он всегда привлекал к себе внимание газетчиков. Используя «охотничьи» рассказы артиста, пресса Петрограда в буквальном виде оперативно перепечатывала их на страницах своих газет, совершенно не задумываясь над тем, что некоторые эпизоды рассказов трагика как две капли воды походили на содержание популярных сцен драмы Ф. Шиллера «Разбойники».

25 мая 1917 года «Петроградский листок» опубликовал заметку о том, что актера Мамонта Дальского не допустили в один из элитарных игорных клубов. Однако после его выразительного монолога, произнесенного громовым басом, и гневного заявления о том, что он представляет анархистов и никаким правилам не подчиняется, распорядители беспрепятственно пропустили Дальского в игорное заведение.

Проиграв все деньги, он поздравил своих более удачливых партнеров и пригласил всех к себе домой, на Офицерскую, распить бутылочку шампанского.

Своим рассказам о лихих набегах анархистов под его непосредственным руководством Дальский, по-видимому, обязан также тому, что все газеты Петрограда приписали именно ему организацию захвата особняка герцога Лихтенбергского в Коломне. Захват дворца действительно произвели, причем очень профессионально, так как при его взломе работали члены самых известных в Петрограде грабительских шаек, они, используя свой уголовный опыт и универсальные инструменты, технически грамотно вскрыли и очистили все сейфы и бронированные комнаты особняка.

Создание газетчиками Мамонту Дальскому имиджа лидера анархистов крайне обеспокоило действительных вождей этой организации, большинство коих в то время находилось в печально известных Крестах. Они составили от имени группы известных членов партии свободных анархистов открытое письмо-протест, в нем заявили о самозванстве Дальского и о его непричастности к членству в их партии, а также к актам экспроприации, о которых писали тогда петроградские газеты. Руководство русских анархистов категорически заявило, что «актер Мамонт Дальский к делам их партии не имеет никакого отношения».

Мало того, известные анархисты просили руководителей издательств петроградских газет уведомить население города о том, что «Мамонт Дальский никакого прямого или косвенного участия в наших делах не принимал. Его мы знаем только как артиста и не знакомы лично, а потому появившиеся заметки есть плод низкой клеветы разваливающейся буржуазной клики, пущенной в целях провокационных».

Сидящие в тюрьме лидеры свободных анархистов в этом же письме просили своих товарищей на воле не только поддержать их глубокое возмущение наглым поведением анархиста-самозванца, но и принять «особые» меры к разгулявшемуся артисту, «компрометирующему своим поведением и поступками святые идеи анархии».

Поверил «газетным уткам» и писатель А.Н. Толстой, облекший в рамки уголовного детектива образ лихого вожака анархистов Дальского в романе «Хождение по мукам».

Выразительно описаны Алексеем Николаевичем захват московского купеческого клуба и пламенный призыв Дальского к народу «об абсолютной свободе, условности моральных принципов и права каждого на все».

Этот образ, сплетенный писателем из многочисленных газетных публикаций, ярок и необычен. Плохо лишь одно – материалы газет и рассказы «очевидцев», на основании которых романист создавал образ анархиста Дальского, оказались вымышленными, не содержащими ни одного правдивого факта.

Артистом, естественно, заинтересовались и компетентные органы новой власти. По решению Исполкома райсовета рабочих и солдатских депутатов 18 ноября 1917 года в квартире 1, занимаемой гражданином Мамонтом Дальским в доме № 46 по Офицерской улице, в присутствии понятых милиция произвела тщательный обыск. Результаты обыска и последующие судебные расследования всех случаев грабежей и взломов квартир и особняков состоятельных лиц показали полную непричастность к ним артиста Дальского.

Оказалось, что одним из главных организаторов операции захвата анархистами дома герцога Лихтенбергского был не трагик Дальский, а комиссар Коломенского подрайона, некий Харитонов, приговоренный судом (за активную помощь анархистам и уголовным элементам в захвате особняка, а также за кражу драгоценностей), к нескольким годам тюремного заключения в «Крестах». Тем не менее перепуганный обыском актер вынужден опубликовать в петроградских газетах письмо, где он сообщал, что «.я не захватчик и не налетчик. Картинами из Зимнего дворца не любовался. Картин на квартире не имею. Никогда не арестовывался в Петрограде и не хранил у себя на квартире награбленные анархистами драгоценности и предметы искусства.».

3 июня 1917 года «Известия Совета рабочих и солдатских депутатов» опубликовали следующее опровержение: «Военно-Революционный Комитет заявляет, что все газетные сообщения об аресте известного артиста Мамонта Дальского и якобы производящемся о нем следствии являются вымышленными. Никаких дел в следственной комиссии нет, и Военно-Революционный Комитет приказа об аресте Дальского не отдавал».

Осенью 1917 года Дальский уезжает в Москву, где, забыв петроградские неприятности, продолжает играть не только на сцене, но и вне ее. Он примыкает к группировкам, поддерживающим идею свержения Советской власти.