Петербургское действо
Шрифт:
XVI
Прохавъ площадь по направленію къ церкви Сампсонія, государь обернулся къ Жоржу и Гольцу, которые галоппировали около него, впереди остальныхъ генераловъ.
— Нтъ, лучше подемъ на кирасирскій плацъ. Т подождутъ: имъ длать нечего; все равно вдь дома такъ сидятъ, да просвиры дятъ…
— Не ловко, ваше величество, замтилъ Жоржъ. — Они съ утра дожидаются, съ ними и главный членъ синода.
— Что за важность, подождутъ! Да и вамъ, баронъ, прибавилъ государь, интересне посмотрть успхи офицеровъ, чмъ старую и разваливающуюся церковь, построенную въ память того, какъ одинъ мой ддъ побдилъ другого моего
И черезъ нсколько минутъ государь со свитою былъ уже въ кирасирской казарм. Въ манеж были собраны офицеры гвардіи для присутствованія на испытаніи тхъ офицеровъ разныхъ полковъ, которымъ фехтмейстеръ Котцау началъ уже давать уроки.
Государю принесли кресло, онъ слъ, свита помстилась кругомъ него, принцу Жоржу подали тоже стулъ, государь попросилъ его садиться, но Жоржъ упрямо отказывался и не захотлъ ссть предъ такими стариками, какъ Трубецкой и Минихъ, остававшимися на ногахъ, такъ какъ государь не попросилъ и ихъ садиться.
Котцау и его два помощника по-очереди вызывали изъ рядовъ разныхъ офицеровъ, затмъ сами ученики между собой фехтовали. Нкоторые оказались уже очень искусны, другіе совершенно ступить не умли. Государь внимательно слдилъ за зрлищемъ, то гнвался, то, нетерпливо вскакивая съ мста, выговаривалъ нкоторымъ офицерамъ очень рзко. Иногда же онъ весело хохоталъ. Въ особенности приходилось ему смяться, когда въ числ офицеровъ попадались люди уже пожилые, подполковники и бригадиры, которые, не смотря быть можетъ на все свое стараніе, все-таки не могли воспользоваться уроками прусскаго фехтмейстера.
Особенно много хохоталъ государь надъ двумя офицерами, Бибиковымъ и Талызинымъ. Одному же офицеру, Пушкину, досталось особенно. Стариковъ государь все-таки не журилъ, а неумніе въ молодыхъ людяхъ его сердило.
При вид стройной фигуры Пушкина, государь ожидалъ ловкости, но оказалось, что Пушкинъ не иметъ никакого понятія о томъ, какъ владть шпагой. Государь вдругъ неожиданно вспыхнулъ, какъ бывало. часто, и поднялся. Подойдя къ офицеру, онъ выговорилъ гнвно:
— Когда офицеръ владетъ шпагой, какъ баба ухватомъ или кочергой, то онъ теряетъ право носить ее!
Онъ приказалъ отобрать шпагу Пушкина и прибавилъ:
— И въ примръ прочимъ, покуда не выучишься фехтованію, ступай подъ арестъ. Или нтъ!… Лучше оставайся на свобод и ходи по столиц безъ шпаги; это будетъ очень красиво, будетъ напоминать собаку, которой отрубили хвостъ.
Офицеръ, блдный какъ полотно, отдалъ шпагу и дрожащими губами пробормоталъ что-то, обращаясь къ государю.
— Простить! взвизгнулъ Петръ едоровичъ. — Пустяки!
— Я не прошу…. ваше величество…. Не простить, ясне выговорилъ Пушкинъ. — Я прошу дать мн срокъ выучиться. Я былъ боленъ и взялъ только два урока…. Господинъ Котцау знаетъ самъ….
— Ходи, ходи безъ хвоста! смясь, воскликнулъ государь и прибавилъ:- Ну дале, вызовите кого-нибудь изъ старыхъ воиновъ, они лучше молодыхъ умютъ…. Э-Э!… Да вотъ одинъ молодецъ! прибавилъ громче Петръ едоровичъ. — Квасовъ, выходи!
Акимъ Акимычъ, стоявшій въ числ прочихъ офицеровъ, явившихся въ качеств публики, не ожидалъ вызова для себя. Онъ слегка смутился, вышелъ и выговорилъ:
— Ваше величество, я еще и совсмъ мало обучился. Осрамлюся.
— Пустое, становись…. Какъ умешь, такъ и дйствуй.
Квасову тоже дали въ руки большой и тяжелый эспадронъ, нагрудникъ и перчатку. Котцау, котораго ни одинъ офицеръ не могъ,
конечно, тронуть, хотя бы вскользь, фехтовалъ только съ одной перчаткой.Квасовъ, ставъ на мсто, скрестивъ эспадронъ съ профессоромъ, слегка измнился въ лиц и, косясь на свиту государя, онъ закусилъ верхнюю губу; по всему видно было, чтоАкимъ Акимычъ старается затушить ту бурю, которая поднялась у него въ груди.
Разумется, не прошло нсколькихъ минутъ, какъ Котцау разъ десять довольно сильно зацпилъ Акима Авиныча безъ всякаго старанія съ своей стороны… Онъ заране называлъ русскимъ ломанымъ языкомъ разныя части тла, куда онъ сейчасъ попадетъ и затмъ кололъ или довольно сильно билъ плашмя по тому мсту, которое называлъ. Котцау зналъ, что иметъ теперь дло съ первымъ и отчаяннымъ нмцедомъ всей гвардіи и захотлъ потшиться.
— Пліешо, грутъ, нога, рука, восклицалъ Котцау и билъ.
Однажды, когда Акимъ Акимычъ, выведенный изъ терпнія, собрался было ударить Котцау противъ всякихъ правилъ плашмя по плечу, пруссавъ искуссно отпарировалъ ударъ и, чтобы весело закончить поединокъ, надумался позабавить и себя, и государя, и публику.
Лейбъ-компанецъ, налзая на Котцау, неосторожно становился часто къ противнику боле чмъ въ профиль. Котцау сдлалъ вольтъ и плашмя ударилъ Квасова по самымъ чувствительнымъ мстамъ. Разумется, государь, вся свита и даже нкоторые изъ офицеровъ, ненавидвшихъ гордаго выскочку изъ мужиковъ, расхохотались отъ неожиданной штуки фехтмейстера.
Гулъ отъ смха сотни голосовъ огласилъ манежъ.
Акимъ Акимычъ побагровлъ отъ гнва и съ лицомъ, которое стало такъ же пунцово, какъ обшлага мундира, яростно ползъ на Котцау. Фехтмейстеръ тотчасъ же замтилъ, что его неумлый противникъ разсвирплъ. Въ сущности пруссакъ вовсе не желалъ возстановлять противъ себя офицеровъ гвардіи и пріобртать все большее количество непримиримыхъ враговъ въ русскомъ лагер; поэтому онъ тотчасъ же сказалъ своему ближайшему помощнику, Шмиту, который понималъ по-русски:
— Довольно. Пускай другой выйдетъ.
Помощникъ перевелъ это Акиму Акимычу, но лейбъ-компанецъ, разставивъ ноги на песк и поднявъ эспадронъ, будто приросъ къ мсту и, сверкая глазами на Котцау, озлобленно выговорилъ:- Небось, небось! Я въ долгу….
Оружіе скрестили снова. Котцау показалось, что Квасовъ шепчетъ слово «швейнъ». Чрезъ мгновеніе тотъ же вольтъ и отъ же ударъ по Квасову произвелъ уже взрывъ хохота.
Квасовъ оглянулся на весь манежъ почти дикими, кровью налившимися глазами, но не отступилъ, а лзъ еще яростне и Котцау уже, ради удобства фехтованія, приходилось отступать. Посл нсколькихъ вольтовъ и насъ государь что-то такое крикнулъ по-нмецки. Котцау, не принимая эспадрона, обернулся на голосъ государя, но въ ту же секунду неискуссный, но довольно сильный ударъ Акима Акимыча, хотя и плашмя, оглушилъ нмца по голов. Лейбъ-компанецъ не честно воспользовался минутой разсянности!!..
Котцау не ахнулъ отъ боли, но видимо взбсился страшно и ршился примрно поквитаться съ матерымъ лейбъ-компанцемъ, чтобы проучить его. Но, вроятно, пруссакъ или слишкомъ разсвирплъ, или слишкомъ на себя понадялся, и черезъ минуту, желая непремнно и поскоре снова хлопнуть лейбъ-компанца въ третій разъ по тмъ же мстамъ, но только гораздо сильне… онъ вдругъ совершенно раскрылся… Ударъ его дйствительно попалъ по мсту назначенія, но въ то же мгновеніе Квасовъ, собравъ свои послднія силы, со всего маху такъ треснулъ фехтмейстера по голов, что Котцау вскрикнулъ и, отступивъ, схватилъ себя за голову.