Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая

–А ну сюда его, – как-то ребячливо, словно обрадовавшись, приказал Петр.–Сейчас мы его сделаем храбрым, более бояться не будет. Приволокли беднягу, зачитали приговор военно-полевого суда, согласно которому солдат приговаривался к смертной казни за малодушие и неподчинение приказу.

Виселицу в полевых условиях соорудить не было возможности, штатных палачей в армии уже не было в целях экономии средств, и в сих условиях царь сам вызвался привести приговор в исполнение. Пока дезертира раздевали, готовили колоду, царь с молодецкой удалью поигрывал топором для разделки свиных туш, будто он на веселых игрищах каких.

Так же широко посмехаясь, царь отмахнул голову рекруту. Солдаты, не раз побывавшие в кровопролитных боях, насмотревшиеся смерти вдоволь, были потрясены тем, с какой легкостью государь расправился с рекрутом, проявившим извинительную для молодого солдата робость в первом для него бою. Такое случалось со многими, которые потом становились бравыми вояками. Всех поразила смерть, совершенная шутя.

Солдаты смотрели сурово и грозно. Петр опомнился, заметив перемену настроения, бросил наземь окровавленный топор и смущенный взглядами исподлобья, усмехался более по инерции, чем взаправду. Усмешка как-то сама собой переросла в растерянность – он вдруг ясно вспомнил такие же лица во время стрелецкого бунта 1682 года. Сейчас, как и тогда вокруг не было никакой защиты.

Его передернуло от мгновенного ужаса, и только огромным усилием воли царь сохранил видимое спокойствие. Нарочито зычным, но задрожавшим голосом Петр сказал:

–Похороним его как солдата. Я его избавил от вечной трусости, от смерти позорной. Семье дадим пенсион. Р-р-а-зойдись! – сел торопливо в карету и с немногочисленной свитой укатил в расположение генерала Вейдле, где почувствовал, наконец, себя под надежной защитой.

Все то мгновенно пронеслось в голове Румянцева, пока он держал руку в ожидании царской помощи. Да, почетно, знатно служить при государе, но и башку можно потерять запросто.

Наконец Петр нашел нужный пузырек с каким-то снадобьем.

Жир гагары, – сказал царь, гордящийся тем, что он и лекарское дело зело знает.–Через два дни образуется корка, а затем и вовсе заживет.–Петр смазал руку, потом другую, рванул два куска холстины, вынутой из того же несессера, перевязал туго, до боли и хлопнул по плечу.– Езжай под руку Веселовского, никому и слова из того, что он тебе скажет. Слушайся его, как меня. С пустыми руками не возвращайся – пойдешь прямо в солдаты, в лучшем случае. Шагай, капитан. Вперед, за наградами. Не обижу.–Румянцев опять парадным шагом вышел вон, не проявляя никаких чувств. Петр продолжал расхаживать по комнате, мучительно пытаясь что-то вспомнить, царь даже заглянул в свою записную книжку, но, видимо, не нашел нужной записи и продолжал морщить лоб. Через некоторое время он все-таки вспомнил и чуть ли ни радостно крикнул:

– Орлов!

Офицер возник из небытия.

––А ну ходи поближе, – почти со сладострастием приказал Петр.

– Орлов, зная, что сие не к добру, стал подвигаться боком и так медленно, как заяц перед удавом. Когда денщик приблизился на расстояние вытянутой руки, царь живо схватил его за ухо и потянул к стулу, где висел царский сюртук. –Сие что такое, стервец? Я вас, четверых дармоедов, для чего содержу тут? Чтоб в грязном сюртуке ходить?

Орлов присел, глянул исподнизу на сюртук и увидел, что на сем сюртуке засохла и стала светлой, а потому и видимой на темном сукне, большая царская сопля.

––Ваше высочество, – морщась от боли, оправдывался внизу денщик – Вы совсем поздно легли спать, она была незаметной, а теперь высохла и стала заметной. Вы так скоро проснулись, что я ничего не успел сделать.

–Так потому я должон в загаженном виде выезжать? – Царь еще сильнее накручивал ухо.– Ты, мразь, червь, будешь мне портить репутацию? Царю русскому!

– Ваше высочество, больно, – стонал денщик, – я сейчас все поправлю, почищу.

–Ты, сукин сын, почистишь? Отнимешь у меня драгоценный час, холоп ты непотребный! – Петр трепал несчастного чуть ли не по всей комнате, едва ни выворачивая ушную раковину и наслаждаясь стонами денщика. Наконец красное ухо с порванным хрящом было отпущено.

Царь получил свою порцию удовольствия, а Орлов, не обращая внимания на резкую боль, кинулся искать щетку и воду, чтобы смыть позорное пятно с царской одежды. Царь не унижал себя пользованием носового платка, при сморкании пользовался двумя пальцами. Учитывая быструю походку и любовь царя к встречному ветру, на его верхней одежде часто приземлялись остатки благородной слизи, что заставляло часто фыркать иностранных дам, а своих втихомолку посмеиваться.

Денщикам, которых в царском штате числилось аж четверо, давно пора было бы привыкнуть к такой особенности царского поведения и вовремя устранять отходы государева производства, но они по своей молодости продолжали наступать на одни и те же грабли, к тому же затурканные постоянными претензиями и побоями.

У Румянцева было сломано ребро, у Орлова не разгибались два пальца левой руки, перебитые дубинкой, у Татищева был потерян нюх из-за частого рукоприкладства, Нартов потерял три зуба, выбитых вследствие какой-то промашки. Но все то было пустяками. Главное, не попасть в серьезную разборку. А сие значило не разболтать что-то из того, что происходило при дворе и в личной жизни царя, потому как мелочей в жизни царей не бывает. За всем зорко следят иностранные послы и лазутчики.

Зато, прослужив при государе несколько лет, денщики сразу назначались воеводами, высокими армейскими офицерами, чиновниками высоких рангов в министерствах, послами в европейских государствах. Государь свято верил, что он выращивает преданных до гроба слуг. Румянцев Александр Иванович ушел в отставку полковником и воспитал выдающегося российского полководца–генерал–фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева, прозванного Задунайским за ряд блестящих побед при Дунае.

Но частенько царь и ошибался в своих определениях. Так, Нартов Андрей Константинович, самый «бесперспективный» из денщиков, пошел по линии отца-механика и стал выдающимся русским изобретателем в области металлорежущих станков и оружия. Станки Нартова намного превосходили аналогичные зарубежные образцы и успешно экспортировались в европейские страны–первые конкурентоспособные изделия российской промышленности.

Петр, для которого главными были способности в армейском или флотском деле, считал Нартова неспособным к серьезной деятельности. Версия о безошибочном определении Петром способностей человека выдумана верноподданными царедворцами и такими же историками. Татищев впоследствии служил в министерстве, проворовался, но сумел выкрутиться и был отправлен в отставку с приличным состоянием, став предком замечательного русского историка.

Более всего не повезло Орлову, который сейчас лихорадочно чистил царский сюртук. Он будет замешан в деле девицы Гамильтон и сослан в Сибирь, из которой, однако, будет отозван и принят в гвардейский полк. Фамилия Орловых прогремит на всю Европу лишь полвека спустя. Теперь же Иван Орлов чуть ли не со слезами изводил царскую соплю.

–Ну что, скоро ли? – нетерпеливо спросил царь.

–Самая малость осталась,– Орлов остервенело возил щеткой по сукну, но ничего не помогало. Тогда он стал выщипывать затвердевшие кусочки слизи.

–Готово, Ваше высочество,– денщик боязливо подал сюртук государю. Тот внимательно осмотрел работу.

–Что ж ты, растяпа, делаешь? Эдак скоро дырка будет впереди.

–Дак не первый раз чищу, Ваше величество.

–Смотри, чтоб не в последний. Сколько я вас, дураков, буду учить: снял государь одежду – сразу же осмотри и почисти. В последний раз учу. Сошьешь новый сюртук за свой кошт. Карета готова?

–Так точно, Ваше величество. Уж давно дожидается.

–Поехали. Бери с собой записывать. Я буду занят, а ты смотри в оба. Поедем смотреть, как будут новый корабль спускать. Чем более запишешь любопытного, тем лучше.