Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая

Долгорукий: Так сие, батюшка, исключительно из почтения к вам. Кто он нам такой?! Вам еще жить и жить, а рядом с вами он мелочь.

Петр: Какой я тебе батюшка? Мы одних с тобой лет.

Долгоруков: Так сие по-старинному, по семейному, верноподданно.

Петр: Вот закваска московская: одет по самой последней европейской моде, а спесь боярская и привычки боярские, прадедовские. Ну да ладно, хватит о прошлом.

Как и предполагал Долгорукий, гроза постепенно прошла. Успокоившись, оглаживая все еще острые усы и сизую колючую щетину, царь выслушал доклад о текущих посольских делах, больше хозяйственных, сделал ряд дельных замечаний и указаний.

Что говорят о России? Зазорного, интересного?

Долгорукий: Зазорного ничего. Поляки немного хмурятся, что войска русские стоят.

Петр: Еще бы им не хмуриться.

Долгорукий: Некоторое брожение в войсках насчет жалованья.

Петр: Да, с тем плохо. Денег в казне нет. Что говорят амстердамские жиды насчет кредиту?

Долгорукий: Жмутся, Петр Алексеевич. На армию не хотят давать. Видно, на них влияет и Париж, и Лондон. Разведка работает вовсю, по всем каналам давят. Им наша армия в Померании – кость в горле.

Петр встал, прошелся по кабинету, думая о чем-то своем. Потом обернулся к Долгорукову:

–– Еще раз говорю об одеже, Григорий Федорович. Роскошь – сие, по-моему, признак слабости, телесной и душевной. А мы должны выглядеть деловыми людьми. Я почему хожу в потертом сюртуке? Да потому, что за мной армия висит тучей над Европой. И каждый сие понимает. Но с другой стороны, я не могу сюда приехать всем двором в андреевской ленте и с алмазной звездой на груди, а потом просить багинеты, компасы, инженеров и прочее.

Приедем сюда приватным лицом – покажем русскую ширь и что мы тоже не лыком шиты. А пока походим в приказчиках, нас от сего не убудет. Доказывай банкирам, что ни одного гульдена не уйдет из их страны. На кредитные деньги мы закупим продовольствие, сукно, пушки. Соглашайся на повышенный процент. Ежели нужны будут гарантии, я лично подпишу договоры. А ты уж постарайся, Григорий Федорович, действуй и кнутом, и пряником, ежели потребуется – согнись в три погибели, а в другом случае грюкни кулаком, найди аргументы. Токмо везде меру знай. Мера – превыше всего. С голодной армией шутки плохи: и нам, и им. В крайнем случае, пригрози, что в безвыходном положении армия может и сама найти себе пропитание. Усвоил?

Успокоившийся Долгорукий отвечал теперь более уверено и толково:

–– Тяжеловато с ними говорить, Петр Алексеевич. Никаких реальных угроз мы им создать не можем. Надо обещать послабления в России для голландцев и евреев.

–– Обещай, настаивал Петр.– Послабим везде, где сие будет возможно. Что еще?

–– Пророчествуют нам скорую победу над шведами. Похоже, Карла вовсе выдохся. До сих пор с восторгом необыкновенным говорят о вашей победе при Гангуте.

Петр самодовольно: Не о моей, а о российской.– И вдруг без всякого перехода. – Слышал что-нибудь о царевиче Алексее?

Долгорукий сдвинул плечами, изображая на лице глубокое удивление:

–– А что я должон слышать? – хотя был одним из немногих, кто знал о побеге Алексея от своего брата, бывшего на короткой ноге с царевичем.

Петр тоже сделал безразличное лицо и говорил, как бы между прочим:

–– Поехал в Европу развеяться после смерти супруги, да и запропастился. Видимо, загулял по-молодецки. А отцу переживай. Коль услышишь о нем что-то, немедля докладывай. Подключи своих шпиков. Токмо осторожно. Алексей шибко сердится, ежели я как-то ограничиваю его. Будут спрашивать о царевиче должностные лица, отвечай, как я тебе сказал. Ну ступай с богом.

Долгорукий вышел, и на вопрос коллеги насчет настроения царя буркнул:

–– Как видишь, цел.

Глава девятая. Разговор с Веселовским

Веселовский знавал царя не по слухам. Он был и денщиком у него, и секретарем до Макарова. Адам знал, что настроение царя неисповедимо, особенно по утрам, потому и спорил с Долгоруким, пытаясь пропустить его вперед. Теперь он все же приободрился, повеселел, хотя и выглядел испуганным. Он тоже давно усвоил, что перед начальством надобно изображать трепет и страх, однако, сердце держать холодным. Он научился отличать настоящую опасность от мнимой. Но сейчас положение было непонятным даже для него, опытного дипломата и дельца.

Вот и сейчас венский резидент хладнокровно ждал, пока царь сам позовет его, хотя сие могло закончиться плачевно.

–Заходи, Абрам, заходи, – нетерпеливо кликнул Петр.

Веселовский несмело, бочком, вошел в комнату, дрожа, как после холодной воды, и показывая, что он дрожит.

Невысокого росту, пухленький, розовенький, уже почти лысый в свои тридцать пять лет, но с живыми, лукавыми глазами, мастер на острое словцо, продувная бестия, обладатель счастливого умения залезть в любую щель, втереться в доверие к нужному человеку, Веселовский умел добывать ценнейшую информацию, умел представить проигрышную позицию России, как чуть ли ни успех или какой-то хитроумный маневр, и потому его работу очень ценил Петр, хотя и знавал корыстные свойства своего резидента.

– Ванька! – бросил царь в дверь, – никого ко мне не пущать, даже в приемную. И сам не торчи под дверью. Кликну, ежели понадобишься. Уяснил?

– Так точно, Ваше величество, – с готовностью ответил Орлов.

– Здоров будь, Абрам, – царь вышел из-за стола, подошел, пожал руку. Веселовский облегченно вздохнул.

– Как здоровье моего брата Карлы?– спросил Петр по традиции.

–Божьей милостью здоров, Ваше величество, – бодро ответил резидент.

– Сам ты, как вижу, пышешь здоровьем, – не без легкой зависти заметил царь, – даром, что придуриваешься, будто дрожишь, как пес после купания. Есть причины?

Никак нет, Ваше величество. Токмо в присутствии Вас завсегда страх является.

– Честные люди, Абрам, страху не имут, – назидательно произнес Петр, возвращаясь за стол. – Кстати, давно у тебя хотел спросить, чем занимается батюшка твой?

Вопрос был каверзный, не сулящий ничего хорошего. Веселовский навострил уши, опять тревожно екнуло в груди. Он знал, что царь осведомлен о его семье.

– Ваше высочество, мой батюшка содержит ювелирную лавку в Варшаве, –с показной робостью ответил резидент.

– И сколько же годового доходу имеет? – опять последовал ехидный вопрос.

– Рублев пятьсот будет, Ваше высочество,– неуверенно ответил Веселовский, теряясь в догадках. »Наверно что-то пронюхал», – мелькнуло в голове.

– А может, сам ты подрабатываешь в Вене? Нотариусом али изумруды продаешь? Али еще на кого работаешь? – зло допытывался царь.

– Никак нет, Ваше величество. Часу не хватает, все службе отдаю.

– Так за какие такие шиши дворец себе отгрохал? – вдруг взорвался Петр.