Пётр и Павел. 1957 год

– Значит, Георгий жив? – тихо спросил он.

– Когда мы с ним расставались, был жив… Правда, было это… почти пять лет назад. Даже чуточку больше: пять лет и три месяца… Он вам письмо написал.

– Авто, возьми у Семёна Михайловича письмо отца и дай мне, – попросил внука Ираклий. – Прочитать слова, которые в нём написаны, я не смогу, но очень хочу конверт в руках подержать.

– Увы, Ираклий Багратионович!.. Письма у меня нет, – остановил Автандила Семён.

– Как нет?! – изумился старик. – Ты его потерял?!..

– Не потерял. Его у меня при обыске вертухаи отобрали. Но вы не волнуйтесь, меня Георгий попросил, чтобы я письмо наизусть выучил… На всякий случай…

– Вот и прочитай нам… это письмо. Надеюсь, ты его не забыл? – старик хотел казаться спокойным, но ему это плохо удавалось: голос Ираклия дрожал.

– Я не мог забыть то, о чём меня просил Георгий, – тёзка Будённого поднялся со стула, откашлялся, затем набрал полные лёгкие воздуха и стал читать торжественно, с выражением, как это делают пятиклашки на уроке литературы.

– "Дорогой отец! Дорогая мама!.. Родные мои – Кэто, Реваз, Симон, Тициан! Мальчик мой Авто и нежно любимая Лёка! Очень хочу верить, что все вы живы и находитесь в добром здравии. Я знаю, вы устали ждать от меня вестей, но, поверьте, я никак не мог дать знать о себе. Там, где я всё это время находился, почта работает из рук вон плохо. Да и сейчас мне не очень верится, что Семёну удастся доставить письмо по адресу. Но попытка не пытка. Авось, повезёт. Представляю, как вы все переживали, когда я так таинственно и необъяснимо исчез. Дело в том, что меня "мобилизовали". Так мне гэпэушник объяснил, когда брал с меня подписку о неразглашении государственной тайны. Но на самом деле это был обыкновенный арест. Правда, ходим мы не в арестантских робах и спим не в камерах, а в тесных каморках два с половиной на полтора. Зато у каждого своя, отдельная. Мы эти каморки "кельями" называем. Много написать не могу: слишком мало бумаги. Но, если повезёт и Семён до вас доберётся, он вам всё расскажет обо мне. Очень люблю вас всех и скучаю без меры. Будьте здоровы и постарайтесь меня дождаться. Ты слышишь отец? Я совсем недалеко от вас и, может быть, скоро всех вас обниму. Я в это очень верю. Надеюсь, до скорого. Ваш Георгий".

Семён помолчал, потом прибавил.

– У него в самом деле было очень мало бумаги. Нам нельзя было её иметь. Но Георгий стащил из мусорной корзины два обрывка измятого ватмана, и были они с мою ладонь, – он показал руку. – Вертухаи за этим строго следили: ни один клочок не должен был пропасть. Когда мы уходили из лаборатории или с объекта, нас всех обыскивали. Очень тщательно. Но Георгий сумел их перехитрить. Он вообще был очень умный. Замечательный человек!..

– Погоди, – остановил Семёна Ираклий. – Ты сказал "был"?

Неловкая пауза возникла за столом. Тёзка Будённого низко опустил голову и замолчал.

– Скажи мне всю правду, – потребовал старик. – Не надо со мной в поддавки играть!.. Ты меня понял, Семён?

Тот молча кивнул головой.

– Говори, жив Георгий?..

– Боюсь, нет, – Семён поднял голову и отважно посмотрел прямо в незрячие глаза Ираклия. – Я, конечно, ничего утверждать не могу, но, если бы он выжил, вы бы давно уже с ним увиделись.

– Рассказывай, Семён Михайлович, – попросил старший Гамреклидзе. – Всё рассказывай, ничего не бойся. Только ложь убивает, да и то лишь слабых духом, а правда, даже самая горькая, только закаляет. Рассказывай, мы все тебя слушаем. Павел Петрович, объясни ему.

Троицкий попытался ободрить растерявшегося Семёна:

– В этом доме не любят вранья. И вы не смотрите, что хозяин скоро вековой юбилей справит. Он любому из нас сто очков вперёд даст.

Семён понимающе кивнул.

– Я познакомился с вашим сыном в тридцать втором. Меня, как и его, тоже тогда "мобилизовали". "Они", – он указал в потолок, чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, кто такие "они". – Так вот, "они" тогда собирались строить секретное метро от Кремля до сталинской дачи, и Георгий был "им" позарез нужен, потому что он инженер от Бога. Замечательный инженер! Я бы даже сказал, выдающийся. Ну, а я считался неплохим чертёжником. Обо мне по Москве слава ходила, будто я, к примеру, могу без циркуля вычертить круг любого диаметра, при этом погрешность составит всего лишь какие-то доли миллиметра… Да, что правда, то правда, мог, – он невесело усмехнулся. – Вот ведь какой парадокс: некоторые за этой капризной дамой всю жизнь гоняются, надеются с её помощью птичку счастья за хвостик поймать… Я "славу" имею в виду… А меня эта вздорная тётка заставила двадцать пять лет в "шарашке" отмотать. А там все, как я. Такие же ненормальные.

– "Шарашка"?.. Первый раз такое слово слышу, – удивился Ираклий.

– Тот же самый лагерь, но… Как вам сказать?.. Режим в нём специальный. Туда забирают только высококлассных специалистов, и те за пайку белого хлеба создают для "них" уникальные вещи. Поэтому их кормят настоящим супом с мясом, на третье даже компот дают, перед сном позволяют гулять по территории лагеря без охраны, разрешают читать не только специальную литературу, но и беллетристику тоже. Представляете?.. Я, например, мог по каталогу выписать из "Ленинки" любую книжку… Но, конечно, главное преимущество шарашки – это общение. Туда сажают только интеллектуалов, и, сами понимаете, с ними есть о чём поговорить. Само собой, не обходится без трений и конфликтов… Увы!.. Это неизбежно в любом общежитии, но все эти частные неурядицы – сущая мелочь в сравнении с тем безпределом, что на обычной зоне творится. Думаю, товарищ, – он кивнул в сторону Павла Петровича, – может подтвердить.

"Как странно! – подумал Троицкий. – Очевидно, мы отныне даже в тысячной толпе будем безошибочно отличать друг друга".

– С Георгием мы сразу сошлись. Сначала по работе, а потом просто подружились. Он тоже любил Блока, и мы на вечерних прогулках наперебой читали друг другу: "Рождённые в года глухие пути не помнят своего. Мы, дети страшных лет России, забыть не в силах ничего…" И я не в силах забыть то время, потому что… Хотите верьте, хотите нет, но я в шарашке был по-настоящему счастлив… Как ни странно это может вам сейчас показаться… На первый взгляд…

Семён замолк, тихонько откашлялся: в горле что-то запершило. Сделал несколько глотков воды из стакана, что стоял перед ним на столе. Его никто не торопил, не подгонял. Все терпеливо ждали, когда он продолжит.

– Подумать только, четверть века прошло! – он жалко улыбнулся и покачал головой. – Простите, очень уж сентиментальным с годами становлюсь… никак не могу с нервами справиться… Верный признак старости.

– Семён Михайлович, вы про отца подробнее расскажите, – попросил Автандил. – И главное… Почему вы думаете, что он… что его нет в живых?..

– Это очень длинная история.

– Если ты, дорогой Семён, никуда не торопишься, нам тоже спешить некуда, – успокоил его Ираклий. – Авто, налей нашему гостю вина. Перед долгим рассказом надо сил набраться, а что в таком случае может лучше помочь, как не "Мукузани" моей драгоценной сестрицы Нино?..

– Боюсь, охмелею, Ираклий Багратионович, – попробовал возразить тот, но старик не стал его слушать.

– Выпей, а следом и мы твоему примеру последуем. Пей, пей, хуже не будет, я знаю. На моих глазах не одно застолье прошло.

После того, как чаша с вином совершила полный круг, и все сидящие за столом выпили тёмное терпкое "Мукузани", Семён продолжил свой рассказ.

– Первое правительственное задание, которое мы получили: построить на ближней даче Сталина, в Кунцеве, пятнадцатиметровый подземный бункер. По тем временам этот объект был чудом инженерной мысли, и главная заслуга в этом, безусловно, принадлежит Георгию. Я видел бункер только в чертежах. Иосиф Виссарионович почему-то не позвал меня к себе на дачу, чтобы показать, какая красота из моих чертежей получилось в натуре. Но Георгий мне всё подробно описал. Снаружи никто не мог бы его обнаружить: маленькая дверь в стене и узенькая лесенка вниз. Скромненько так и малоприметненько. Но внутри всё было устроено по-царски, как в Кремле: те же деревянные панели на стенах, те же ковровые дорожки, та же мебель… А для вождя даже лифт соорудили. Всё политбюро по лесенке спускалось-поднималось, а "сам" – на лифте катался. И пол в этом лифте знаете, какой был?.. Паркетный. Представляете?.. Мне Георгий лично рассказал. Всем казалось, что после завершения этого грандиозного строительства нас всех освободят. Как бы не так!.. Бункер построили, а мы по-прежнему сидели в своих каморках, по утрам отправлялись на работу, и отпускать нас на волю никто не собирался. Даже "спасибо" не сказали. Пока бункер строили, мы проектировали подземную дорогу к нему. Самое настоящее шоссе с двухсторонним движением, только под землёй. От приёмной Минобороны на Мясницкой, через Кремль, в Кунцево. В дальнейшем планировалось построить ветку метро от "Площади революции" до "Киевской" и дальше к Поклонной горе. Но возникала одна проблема: строительство должно было вестись таким образом, чтобы никто не смог заподозрить, что под землёй что-то происходит. То есть ни на мгновение нельзя было закрыть движение поездов Арбатско-Покровского радиуса. Задача практически невыполнимая… для всех, но не для Георгия!.. Вы знаете, что он придумал?!.. Предложил построить двойной тоннель!.. Понимаете?.. Тоннель в тоннеле!.. Обычное метро более узкого диаметра поместить в тоннель большего диаметра, по которому и каталось бы наше политбюро во главе… К примеру, вы спокойно едете на Киевский вокзал от Арбатской площади и не знаете, что буквально в метре от вас, за стенкой, идёт строительство правительственного метро!.. Гениально!.. За это предложение Георгия наградили бутылкой самого настоящего "Варцихе"! Какой замечательный коньяк!.. После ужина мы забрались в его "келью" и тихо отметили это события. В узенькую клетушку набилось больше десяти человек, сидели друг у друга на головах, но никто не жаловался. Веселились до утра!