Певцы Родины

На семейном совете было решено; "Что там думать, прелестный человек,

отличный художник, поэт, музыкант, да это прелесть".

Вскоре появляется Федотов. Ответ готов: согласны. Жених в восторге,

ухаживает за невестой и умоляет, чтобы вечером было обручение. Счастливый,

он отправляется купить кольца.

И вот часы пробили девять часов. Родственники, близкие друзья,

священник - все в сборе! Проходит час, другой, третий... Жениха нет как нет.

Бьет час ночи.

Откуда было знать бедной невесте, что ее жених еще с утра заказал себе

гроб, затем заехал в несколько домов, где также сделал предложения, а в час

ночи в Царском селе отставной гвардейский капитан Федотов объявил себя...

Христом!

Так начался последний путь художника. Сперва платное лечебное заведение

Лейдендорфа, а затем ввиду бедности академик императорской Академии

художеств Павел Федотов, "страждущий умопомешательством", был перемещен в

больницу Всех Скорбящих.

Иногда Павел Андреевич приходил в себя. Так, по прибытии в больницу он

заполнил "Скорбный листок", где на вопросы об образе жизни и привычках

ответил:

"Постоянно работал... Жизнь воздержанная, даже очень". Сколько лишений,

невзгод и неприкрытой нищеты скрывалось за этими словами!

Известно, что больной порой рисовал, узнавал приходивших к нему друзей.

В одном из воспоминаний рассказывается, как при прощании Федотов прошептал:

"Как меня здесь мучат! Если бы вы могли помочь". Но помочь уже никто не мог.

За два дня до смерти он пришел в себя и, подозвав Коршунова, не

покидавшего его ни на один час, попросил созвать близких друзей. Но злая

судьба и тут поиздевалась над несчастным. Служитель, посланный с письмами,

по дороге зашел в кабак, а затем попал в участок.

Сутки просидел в кресле одинокий художник, дожидаясь друзей, но так и

не дождался. Он умер на руках верного слуги 14(26) ноября 1852 года "от

грудной водяной болезни". Художнику было 37 лет...

За бедным, ничем не покрытым гробом шел рыдающий Коршунов, а рядом с

ним солдат в балахоне нес чадящий факел. Мелкий, холодный дождь гасил пламя.

Федотова похоронили. О его кончине в печати не появилось ни слова.

И только много лет спустя Крамской написал о трагической смерти

художника: "Федотов был явлением... неожиданным и единым. В то время из

официального мира никто не давал значения этому явлению; когда же Федотов...

стал угрожать величию... на него восстали, и он был раздавлен".

Николай Ге

Несчастье рано вошло в судьбу маленького Коли Ге. В трехмесячном

возрасте он лишился матери. Всю жизнь благодарная память художника будет

сохранять образ доброй няни, заменившей ему самого близкого человека.

Тридцатые годы прошлого века. Крепостное право...

Никогда Николай не забудет, как однажды отец подкатил к дому на бричке.

И среди вещей, в мешке - маленький мальчик Платошка. Отец купил его за

двадцать пять рублей...

Николаевский режим. Он оставил глубокие следы в памяти будущего

живописца: "Еще одно тяжелое воспоминание: сижу я с няней у окна, против

дома площадь, на ней учат солдат. Солдаты... ходят правильными квадратами,

линиями, и вот вдруг выносят одного. Что с ним? Его страшно били и потом

вынесли замертво".

Палки, кнут, розги - с ними встретился Николай Ге и в гимназии.

Зрелый мастер через многие годы пишет с чувством горечи: "В наше время

один из известных литераторов, наверное, незлой человек, соболезновал, что

нельзя сечь или что мало секут".

Было бы неверно вообразить, что маленький Ге не ощущал красоту природы,

не замечал хороших людей, окружавших его. Он видел все. Его записки рисуют

нам светлую сцену детства: "Рано утром я проснулся. Маленькая

комната-спальня вся залита солнцем. Дверь растворена прямо в садик.

Канарейки поют во весь голос".

Спустя полвека с лишним, накануне смерти, он снова так же остро,

по-детски первозданно увидит природу. И напишет полотно, ставшее жемчужиной

Третьяковской галереи, - женщину у отворенного в сад окна. Картину, в

которой выразит свой безмерный восторг перед радостью бытия.

Николай Ге рисовать начал рано. У колыбели юного таланта стоял

преподаватель рисования в гимназии. Через много лет, будучи обладателем

золотых медалей Академии художеств, Николай проездом заглянет к старому

учителю в Киев... Состоится трогательная встреча. "Он мне сказал грустным

голосом: "Я знал, что ты будешь художником, я тебе не говорил этого, я

боялся тебя соблазнить. Нет больше горя, как быть художником!"

К счастью, Ге все же стал художником. В этом ему помогли добрые люди, и

среди них его няня, крепостная женщина.

"Добрая, милая няня, равной тебе не встречал я более. Никогда тебя не

забуду. Ты своей чистой, кроткой народной любовью осенила мое младенчество и

завещала мне чуткость к чужому горю".

Слезы няни, страдания крепостных, свист кнута и розог. Зти видения

отрочества рождают в душе художника протест против насилия, любовь к народу,

что найдет отражение в полотнах гневных и страстных. Художник станет черпать

сюжеты из легенд далекой древности, но его картины будут волновать

современников, поражая остротой композиции и глубиной философских проблем.

"Тайная вечеря". Больше ста лет отделяют нас от того дня, когда молодой

Ге окончил это полотно. И, глядя сегодня на картину, трудно понять, почему

этот классический по форме, удивительно гармоничный по колориту холст вызвал