Певцы Родины

такую бурную реакцию разных кругов общества.

Вернемся в далекий 1863 год. Долгожданный Ге, предваряемый молвой,

прославившей картину, приезжает из Флоренции в Санкт-Петербург. Художника и

его холст немедля доставили в академию. Распаковали "Вечерю", натянули на

подрамник. Почтенные профессора и академики не стали ждать утра, приказали

зажечь свечи... Трепетный свет озарил полотно. Все замерли, пораженные.

Живая встала перед ошеломленными мастерами сцена из древней легенды... Будто

зазвучали под гулкими сводами слова: "Один из вас предаст меня".

Совет профессоров академии тут же торжественно присуждает Ге звание

профессора, что по регламенту было выше звания академика.

Картину выставляют в академии, тысячи петербуржцев вереницей проходят

перед холстом, ставшим в считанные дни легендарным. Но все ли было так

гладко? Вот один из отзывов на "Вечерю". Скульптор Рамазанов в "Современной

летописи" писал: "Ге первый из живописцев намеренно отнял у величайшего из

мировых событий его божественность. Художник сумел угодить ходячим

современным идеям и вкусам... он воплотил материализм и нигилизм, проникший

у нас всюду, даже в искусство".

Однако не подобные отзывы определяли успех или неуспех полотна. Картина

была великолепна, это понимали почти все.

Однажды профессор Тон сказал художнику:

– Вы необыкновенно чувствуете живописную правду, силу. Напишите в моей

церкви в Москве святого Александра Невского, возьмите сколько хотите.

– Я не могу писать теперь такую вещь, - возражал Ге, - я занят другим.

Александр Невский для меня дорогой святой, но я его теперь не вижу, у меня

другие задачи.

– А, я знаю, почему вы не хотите. Вы революционер. Вы антимонархист.

– Не знаю, почему в этом вы видите революционный взгляд?

– В вас верят юноши, вот почему вы не хотите взять этого заказа.

– Я не знал, - отвечал Ге, - что юноши верят в меня, но если это так,

тогда я свято сохраню их веру и не поддамся соблазну...

Стасов так объясняет остроту этого диалога: профессор Тон предложил Ге

написать Александра Невского с лицом здравствующего императора Александра

II.

Есть еще одна важная подробность создания "Вечери". Как стало известно,

художник использовал при поисках образа Христа для картины портрет Герцена.

И это было сделано не случайно, ибо Герцен и Белинский, по свидетельству

самого художника, для него "были самыми близкими по душе и самыми

влиятельными".

Вскоре в Италии Ге напишет портрет Герцена, вошедший в золотой фонд

русской реалистической школы. О его достоинствах лучше всего сказал сам

Герцен: "...по-рембрандтовски написан".

Однажды к Николаю Николаевичу Ге пришел Иван Крамской посоветоваться,

правильно ли взбунтовались четырнадцать выпускников Академии художеств,

отказавшись участвовать в конкурсе на золотую медаль. Ге взволнованно

сказал, что ежели бы он был с ними, то сделал бы то же самое. Так началась

духовная близость двух больших русских художников.

Профессор Тон, назвавший Ге "антимонархистом", после "бунта" в академии

без обиняков заявил Крамскому: "Случись это прежде, вас бы всех в солдаты!"

Прошло семь лет. Ге побывал в Италии, написал там несколько картин, не

имевших успеха, и вернулся навсегда в Россию.

Семидесятые годы... Это было время становления крупнейшего русского

прогрессивного объединения художников - Товарищества передвижных выставок.

Стасов подчеркивает особую роль Ге в его организации: "Мясоедов и вслед за

ним Ге, приехавший в то время назад в Россию, выговорил недостававшее слово,

и все тотчас же встало и пошло, колеса завертелись, машина двинулась могучим

взмахом вперед".

В 1871 году открылась Первая передвижная художественная выставка.

Трудно сегодня переоценить роль этого движения, в котором участвовали такие

мастера русской живописи, как Репин, Суриков, Перов, Крамской, Ге, Саврасов,

Левитан и многие другие.

Первая передвижная имела небывалый успех. Крамской писал: "Перов и Ге,

а особенно Ге, одни суть выставки". И далее в другом письме: "Ге царит

решительно". Ге представил свое полотно "Петр I допрашивает царевича

Алексея", ставшее ныне классикой...

Мастерская художника Ге на его хуторе Плиски. Выцветшее, старое фото

тона сепии.

Большая комната с верхним светом, с высокими окнами, выходящими в сад.

Всюду картины. Огромный мольберт на переднем плане. Холсты, повернутые к

стене, приставленные к шкафам, к мольбертам. На полу толстые веревки (видно,

ими художник привязывал модели, когда писал "Распятие"). Сосуды, драпировки.

В центре мастерской начатое полотно - знаменитая "Голгофа"... Слева в

глубине портрет Наталии Ивановны Петрункевич, настолько живо и сочно

написанный, что кажется реальной женщиной, стоящей у растворенного окна.

Справа на мольберте картина "Совесть"... На одном из огромных подрамников

приколот в углу автопортрет - седой старик со всклокоченной бородой...

Самого хозяина мастерской на фото нет... Возможно, он ушел в один из своих

походов, в простой русской рубахе, поношенном костюме, с котомкой за

плечами.

Ге - человек удивительной судьбы. Прошло много лет с тех пор, как он в

расцвете сил и дарования бросил шумный Петербург, суету и пустословие и

"сбежал" на этот хутор. Он знал, что его ждут трудности. "Лучше в лишениях

окончить, - писал Ге, - но не изменять своей веры и своих убеждений. Я чист

и считаю себя счастливым человеком, а помирать все равно, что на золотом