Письма бойцов

Разведка перебросила своим ходом все четыре плавающих Т-27. С этих машин тросами перетащили через реку первый штурмовой самоход. Когда «Ослик» утвердился на берегу, буксиры отцепили, бронеходчики открыли нижний люк и на пригорок хлынула вода. Головки цилиндров и карбюраторы не залило. Магнето сухое. Моторы завелись с пол оборота. Взрыкнув и выпустив облачко сизого дыма машина под радостные крики пехоты покатила к импровизированной линии обороны плацдарма.

Тросов и канатов на технике нашлось много. Плоты вязали на сухом берегу, через болотину перетаскивали лебедками. Пехота с легким вооружением, навьюченная ротными минометами, пулеметами, патронами и снарядными ящиками шла своим ходом по вешкам. Саперы тут же засыпали ямы и укрепляли промоины фашинами, набрасывали кругляк на хлипких участках. Плоты уже работали как паромы. На плацдарме постепенно накапливались люди.

Дозоры противника не наблюдали. Впереди чистое поле, каменистое пастбище. Шагов через триста щебеночная дорога. Зато далекая канонада красноречиво говорила о тяжелом бое на фланге. Видимо, англичане уперлись, зацепились за железную дорогу и ничего не видели вокруг себя. Оно и к лучшему.

— Не обошлось, — горько выдохнул Иван Дмитриевич.

Очередной танк на переправе качнулся, дернулся, трос лопнул с резким звуком, концом хлестнуло по броне. Сам танк накренился и плавно скатился с песчаной гривы. Над водой осталась только башня.

Саперы и танкисты попытались заново зацепить машину, но их остановил резкий возглас штабс-капитана.

— Отставить! Остановить переправу!

Никифоров заставил людей проверить троса. Забраковали одну почти перетершуюся сцепку. Утопленный танк бросили до лучших времен. После недолгой паузы через брод потащили следующую броневую машину.

Параллельно саперы собрали три больших плота на бочках из-под бензина. На них перекидывали легкую бронетехнику и артиллерию.

Разведка без дела не сидела, в разгар переправы нашли старую гать через пойму. Восстановить ее бревнами и вязанками ивняка для разгоряченных бойцов недолгое дело. Дело пошло быстрее.

Устраивать обед никто в здравом рассудке и не думал. Люди перекусывали сухим пайком на бегу. Хорошо если на ужин развернут полевые кухни. На это надеялись. Хотя, многие больше настраивались на вечернюю винную порцию. После боя или тяжелой работы солдатам полагалась чарка крепленого вина или портвейна. Как раз чтоб согреться. Воскресный день на календаре, но на войне выходных нет. Даже священники службы служат не по дням, а по возможности.

— Сглазили, — сплюнул Чистяков.

Воздух разорвала длинная пулеметная очередь. Передовой дозор таким образом подал сигнал тревоги. Затем пришло подтверждение по радио. Впрочем, вскоре выяснилось, что ничего страшного. По грунтовке маршировала английская пехота численностью около роты. Наткнувшись на русские позиции британцы спешно отступили. Их и не преследовали.

После двух часов по-местному основные силы группы собрались на северном берегу. Саперы перебрасывали через гать механизированные тылы. Для охраны переправы остался взвод пехоты. Остальные силы вытянулись в маршевую колонну и поспешили на звук канонады.

Полковник Манштейн задействовал всю свою тяжелую артиллерию в размягчении вражеской обороны. Через час марша, подвижная группа сбила жиденькую цепочку заслонов и врубилась во фланг английской сводной бригады теробороны. На закате все было кончено.

Саперная рота с тылами и пехотным прикрытием догоняла бригаду уже в сумерках. По всем уставам марш в темноте без передового и флангового охранения запрещен, но кто сейчас смотрит на такие мелочи? Капитан Чистяков как старший офицер оправил в авангард единственный легкий танк, посчитав, что этого за глаза хватит для окруженцев, буде попадутся по дороге. Люди роптали, надежда на ужин не оправдалась. Но и отставать от своих рискованно.

Тактическая карта представляла собой классический слоенный пирог. Наши механизированные части вырвались вперед, пехота и тылы корпуса болтались где-то там черт знает где. Вокруг разрозненные отступающие английские части. Причем, кто-то еще огрызался. Ночь разрывал треск далеких выстрелов, справа частили скорострельные пушки. Темное затянутое тучами небо отражало отблески сполохов пожаров.

Машины шли с затемнением. Свет из узких прорезей фар почти не освещал дорогу, только выхватывал из темноты отдельные фрагменты пейзажей. Водители с остекленевшим взглядом до рези в глазах вглядывались в темноту.

Шофер «Кергесса» зазевался, не заметил, как идущий спереди грузовик резко затормозил. Ефрейтор ударил по тормозу, машину занесло, задний борт и кованный бампер «Ярса» стремительно приближались. В последний момент водитель успел выкрутить руль до упора. «Кергесс» пошел юзом, зацепил бортом бампер грузовика и вылетел в кювет.

— Твою мать! — Иван Дмитриевич успел упереться ногой в переднюю панель.

Штабс-капитана швырнуло вперед. Макушкой чувствительно приложился о крышу машины. Алексей Сергеевич на заднем сиденье громко вспомнил падшую женщину. Машина застыла, уткнувшись мордой в дерн откоса. Из-под капота поднимался пар.

— Простите, ваши благородия! Зевнул, — промямлил водитель.

— Живой?

— Так точно.

— Вот и ладно. Все целы. А машина дело наживное.

Выбравшись из «Кергесса», офицеры закурили. К ним уже бежали саперы. На бедолагу ефрейтора налетел было Адам Селиванов, но капитан Чистяков резко оборвал унтера. Все бывает на марше. На учениях люди тоже бьются, а здесь фронт, все устали как черти.

Неожиданная авария привела к задержке колонны. Машину из кювета выдернули тросами, но дальше ее пришлось тащить на буксире. От удара обломило трубки радиатора и повело подвеску. Обезлошадившим старшим офицерам нашлись места в легковых внедорожниках. Никифоров дальше ехал на «Жуке» в компании ротного фельдфебеля и двух унтеров.

Еще через час колонна пристроилась в хвост артиллеристам. На утро встали на окраине большой деревни. Наконец-то задымили полевые кухни, повара с добровольными помощниками готовили сытный обильный завтрак.

Хоть какой-то отдых. После ночного марша задница одеревенела, спину тянуло. В отличие от с трудом пытающегося проснуться Никифорова, ротный капитан глядел бодро и зло. Чистяков рысью пробежался по машинам, взбодрил людей. Никто не видел, как он брился, но успел ведь. Скорее всего, воспользовался механической бритвой прямо на ходу.

Со стоянки саперы сорвались первыми. Командир батальона по радио потребовал срочно догонять. Еще два часа мучений по разбитым танками и тяжелыми грузовиками, раскисшим под осенними дождями дорогам и на дорожном указателе наконец-то мелькнула надпись: «Бирмингем».

Разведка мехбригады разбежалась дозорами по окрестностям. В сам город не входили. На окраинах замечены укрепления, свежая земля на брустверах окопов, блестели глиной эскарпы и противотанковые рвы.

— Штурм? — обреченно выдохнул полковник Никитин, созерцая в бинокль предместья города.

— Нет. Даже мараться не буду, — усмехнулся Петр Манштейн.

Командир бригады на марше получил пакет со свежими директивами. Делиться новостями с подчиненными он пока не спешил. Видимо прикидывал, выдержат такие радости, или нет? Особым гуманизмом полковник не отличался, потому протянул ровно столько сколько требуют приличия, только затем порадовал людей.