Плачь обо мне, небо

— Бросьте свое стеснение, Катрин, — чуть склонив голову, чтобы эти слова слышала лишь его дама, в бледности почти сравнявшаяся с идеальной белизной воздушных кружев, обрамляющих линию декольте, усмехнулся Николай, — здесь слишком мало особ королевской крови, чтобы составить равные пары. Мадемуазель Мещерская уже второй раз танцует с Александром и ничуть не тревожится за это. Берите с нее пример.

Кажется, в глазах напротив промелькнул вызов, на что Катерина лишь сощурилась, сохраняя все ту же гордую посадку головы и прямой взгляд, направленный на кавалера. Если Наследник Престола стремился поддеть ее, ему это не удалось — она совершенно не стеснялась. Ее чувство было иного рода.

— Мадемуазель Мещерская грезит о роли фаворитки Вашего брата — она согласится даже вальсировать с ним весь вечер. Да и Его Высочество, как я могу судить, имеет интерес к ее особе.

— Хотите сказать, что желали бы видеть тот же интерес с моей стороны к Вам?

Благодаря Всевышнего за подаренную ей выдержку, что не позволила сбиться с такта, Катерина постаралась, чтобы легкая заминка, предшествующая новому шагу, укрылась от внимания цесаревича. Его взгляд и без того настораживал, не давая возможности сказать ясно, к чему весь этот разговор — только лишь обычный обмен короткими шпильками, или же стоит искать тайный смысл.

— Хочу сказать, что менее всего желаю примерить роль фаворитки, Ваше Высочество.

Николай намеревался было что-то сказать, но их диалог, не должный развиваться во время танца, был прерван адьютантом Его Величества, осмелившимся обратиться к Наследнику Престола во время вальса. Если бы не срочный приказ Императора, с которым явился его посыльный, враз помрачневший цесаревич напомнил бы о недопустимости подобных действий офицеру. Откланявшись даме, которую был вынужден оставить, едва выведя из круга танцующих, он на мгновение задержал взгляд на ее лице, где проскользнуло беспокойство — вряд ли государь просто так вызвал сына со всей срочностью, — и проследовал за посыльным.

Оставшаяся в одиночестве Катерина сделала еще несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы выровнять сбившееся в танце дыхание, и раскрыла кружевной веер, до сего момента висевший на запястье и не соскальзывающий с оного лишь потому, что в той же руке был зажат подол платья. Взгляд не желал сходить с вытянутой в струнку фигуры цесаревича, приблизившегося к императорской чете: бессмысленно было напрягать слух или пытаться прочесть по губам, тем более что Николай стоял спиной к ней, да и заслонял лицо Александра Николаевича, но все равно ее будто облекли в камень, не позволяя изменить положения. Что, если всему виной этот танец, поспособствовавший появлению подозрений у Императора? Однако погрузиться в эти мысли ей не дали — неизвестный офицер, вполне возможно, что из свиты Его Величества, предложил продолжить вальс, и все еще недоумевающая касаемо причины срочного разговора Его Высочества с государем Катерина как-то потеряно кивнула, давая свое согласие.

Кладя ладонь на плечо новому кавалеру, княжна с трудом заставила себя перевести взгляд на него. Мимо проплывали пары в роскошных туалетах, сливались воедино зажженные свечи в огромных позолоченных многоярусных хрустальных люстрах, а в голове тот же безумный вихрь закручивали тягостные мысли. И ни красоты живых цветов на фоне белого искусственного мрамора, ни изысканности гризайльной живописи, сдержано расписавшей потолок, ни величия монументальных колонн коринфского ордера с лепниной на антаблементе — почти единственной детали, задающей торжественный тон сдержанному интерьеру, она не замечала.

Впрочем, не одна лишь Катерина была задумчива: Николай, представший перед родителями (хоть и вызвал его к себе только отец, а мать лишь сопровождала супруга, как и полагалось), тоже с трудом вникал в адресованные ему фразы. Вопреки предположениям княжны, разговор никоим образом не касался интереса Наследника Престола к фрейлине Ея Величества, хоть и это не укрылось от императорской четы. Дела государственной важности не отпускали Императора даже сейчас, и именно они потребовали срочной беседы с сыном. И в первую очередь виной тому стал внезапный донос из Москвы, адресованный лично Наследнику Престола и потребовавший от него временно удалиться из заполненного гостями зала. А стоило ему вернуться спустя четверть часа, как его вниманием пожелал завладеть статс-секретарь Милютин, в очередной раз напоминающий о своем предложении по наделению польских крестьян землей. Именно он сейчас и стоял подле императорской четы, и с легкой руки цесаревича надеялся ускорить подписание и обнародование Высочайшего указа, а также возвращение к Крестьянской реформе. Не сказать что бы Николай считал, что это не способно подождать хотя бы до завтрашнего дня (все же, торжественный прием ему не виделся местом решения государственных вопросов), но открыто выражать недовольство не осмелился, тем более что это выставило бы его в неверном свете. Если уж Император решил, что после побеседовать никак нельзя, так тому и быть.

Милютин откланялся лишь спустя несколько минут, добившись своего и окончательно перемешав все мысли в голове Наследника Престола, вполне сознательно и четко дающего ответы и участвующего в беседе, но продолжающего следить за Катериной. Мария Александровна с понимающей улыбкой лишь бросила короткий взгляд на сына — ничего предосудительного в этом она не видела, предпочитая дать тому возможность самостоятельно разобраться с этим до того, как Дворцу будет представлена официальная невеста. Государь же, от которого отсутствующее состояние сына также не укрылось, заметив, что цесаревич не сводит глаз с небезызвестной фрейлины, вновь кружащейся в последних тактах вальса, и явно намеревается украсть барышню у всех возможных её кавалеров, подошел к нему со спины.

— Николай, если Вы еще раз пригласите на танец княжну Голицыну, Вам придется жениться на ней. Хотя сомневаюсь, что, пребывая в трауре по погибшему графу, она даст Вам свое согласие.

Ироничная усмешка потонула в пышных царских усах, в то время как цесаревич, кажется, и глазом не моргнул, продолжая наблюдать за танцующей Катрин.

— Что ж, papa, готовьтесь к мезальянсу — вместо укрепления связей с иностранными державами мы покажем этим браком близость к народу. Не о том ли должен радеть истинный монарх?

Александр хоть и знал, что сын выдвинул свою идею в шутку, всё же напрягся: ему еще порой вспоминалась собственная юность, наполненная мыслями одна другой безумнее, когда он был готов то отречься от престола, то искать невесту не из иностранных принцесс. Хвала железному характеру покойного батюшки — не дал совершить ошибку.

Хотя ошибку ли? Император любил супругу: той нежной, восторженной любовью, в которой океан уважения и благодарности к ней, такой чистой и светлой, заботливой, понимающей. Он был готов преклонить колени пред святостью Мари, и лишь в ней он видел истинную государыню и мать своих детей. Но того ли желала неспокойная натура русского царя? Того ли искала в редких коротких интрижках, что ничем не оканчивались, но давали возможность заполнить маленький пустующий уголок внутри, излить нерастраченную и прорывающуюся наружу страсть.

Когда-то, когда Император был еще в статусе Наследника Престола, в шутливой беседе со своей тогда еще невестой, вопрошающей его о возможных изменах, он заметил, что лучше всего об этом позаботились восточные ханы — создали официальные гаремы, и никто не укорит их в сторонней от супруги связи, и стоит взять с них пример. Мари тогда, помнится, дня два предпочитала с ним не видеться, а при встречах лишь церемонно приветствовала и коротко отвечала на заданные вопросы. Но всё же, когда Александр явил ей искреннее раскаяние в необдуманных словах и пообещал боле не шутить на подобные темы, простила, однако к этому разговору предпочла никогда не возвращаться.

Даже спустя много лет, в день, когда узнала о встречах супруга с какой-то юной фрейлиной, лишь одарила его взглядом, полным боли, но ни словом, ни жестом не укорила. Уже тогда она знала — Императрица должна быть сильной. И для правителей узы брака — не гарант верности одному супругу, даже если он шепчет нежные слова любви, полные искренности. Тогда она впервые поняла, что адюльтеры её матери, вследствие одного из которых родилась сама Мария, не в новинку для сильных мира сего. И Александр был благодарен ей за то, что приняла безропотно этот увенчанный короной крест, став его тихой гаванью, дарящей покой. Его корабль, повинуясь строкам Лермонтова, порой просил бури, но всегда возвращался к родному берегу. К Мари.