Пламя на воде

Дасус Руба оказался невысоким пожилым мужичком, лысоватым, зато с роскошными пышными усами. Благородную даму он в Алине распознал с первого взгляда, принял ее любезно, быстро провел в темноватую каморку, всю обстановку которой составляли обшарпанный стол и два табурета. Вежливо подставил табурет, сам уселся напротив, предварительно извинившись за желание ``дать отдых своим старым ногам'`. Создал на лице участливое выражение. И замолчал, выжидательно глядя на девушку.

– Я... мне...
– Растерялась Алина.
– Мне сказали, что к вам...

– Не извольте беспокоиться, госпожа, - заговорщически улыбнулся Руба.

– Мне вы можете изложить любую проблему. Знали бы вы только, кому случалось до вас сиживать в этой каморке.

``Принцессе-то уж точно не случалось'', - подумала Алина.

– Итак.
– Продолжил Руба.
– Коль скоро вы пришли ко мне, полагаю, речь идет о ком-то из наших... постояльцев?

Алина кивнула.

– Я не спрашиваю вас, о ком, - развел руками Дасус.
– Эту деталь мы оставим на финал нашего разговора. Теперь же я хотел бы понять, каковы ваши чаяния. Хотите ли вы облегчить жизнь страдальца? Скажем, приличная еда, напитки? Нет ничего невозможного - в разумных пределах, конечно. Или (взгляд Рубы скользнул по корзине) просто передать кое-что? Возможно, весточку?

– Речь о свидании.
– Решилась наконец принцесса.

– О свидании.
– Тюремщик нахмурился, откинулся на табурете, сложив руки на объемистом животе.
– Это, я вам скажу, самая сложная задача. Весьма и весьма сложная.

– Но возможная?
– Напористо спросила Алина.

– Так сразу я ответить не могу, - осторожно высказался Дасус.

Догадавшись наконец, чего от нее хотят, принцесса вытащила из кармана ожерелье.

– Это облегчит дело, - удовлетворенно улыбнулся тюремщик, бросив внимательный взгляд на камни.
– Весьма и весьма облегчит. Я ведь не один здесь работаю, как вы понимаете.

– Полагаю, этого хватит, - заявила Алина, решив последовать совету студента.

– Да-да, безусловно, - слегка разочарованно согласился Руба.
– Итак, свидание. Оговорюсь сразу: продолжительное не обещаю, слишком рискованно. И вы уж извините, госпожа, но вам придется подвергнуться осмотру. Не сочтите за оскорбление, умоляю, но я в этой ситуации рискую больше вас.

– Я согласна.
– Твердо сказала Алина.

Тюремщик одобрительно покивал головой.

– Весьма смелая госпожа. Вот теперь я просто вынужден просить вас раскрыть имя, м-м-м... объекта нашего договора. И пусть вопрос конфиденциальности вас не беспокоит - поверьте, я заинтересован в ней не меньше, чем вы.

– Его зовут Барс.

Дасус Руба нахмурился, провел большим пальцем с неаккуратно остриженным ногтем по пышным усам.

– Госпожа, смею уверить вас, что я знаю по именам всех наших... постояльцев. Однако такого имени я не помню. Вы уверены, что означенный господин находится у нас?

– Его арестовали сегодня утром.

– Сегодня?
– Дасус закряхтел, поднимаясь с табурета.
– Тогда не исключено, что он направлен сразу на дознание. К сожалению, это весьма осложнит наш договор, собственно, сделает его временно невозможным. Посидите здесь, госпожа, сейчас я это выясню.

– Дознание - это что?
– Испуганно спросила Алина. Сердце опять защемило.

Дасус обернулся от дверей, взглянул на девушку сочувственно.

– Он вам кто, госпожа?
– Спросил без прежней казенной вежливости, зато с искренним участием.
– Отец? Брат?

– Он - Рыцарь Пламени.
– Неожиданно для себя заявила принцесса.

Тюремщик переменился в лице. Откровенный испуг исказил его черты; только что двигавшийся с неторопливой важностью, он вдруг засуетился, сразу превратившись из уверенного в себе хозяина положения в того, кем, собственно, и являлся - мелкого чиновника, жалкого и незначительного. Первым делом Дасус быстро выглянул в коридор; убедившись, что тот пуст, торопливо захлопнул дверь.

– Минуй меня беда, - бормотал он себе под нос, настойчиво суя в руки Алине припрятанное перед тем ожерелье.
– Ох, минуй. Уходите-ка отсюда, госпожа; вы меня не видели, я вас не видел, ни о чем мы тут не говорили.

– Да что такое?
– Разозлилась принцесса.

– ЭТОТ, - прошипел сквозь зубы Дасус Руба.
– Вот же невезение; знал ведь, что сегодня неудачный день. Я и подумать не мог, что вы спрашиваете об ЭТОМ. Уходите, уходите, госпожа, вы здесь никогда не были.

– Не уйду, пока не скажете, что с ним.
– Упрямо заявила Алина.
– И не выпихивайте меня; будете пихаться - всем расскажу, какие дела вы здесь проворачиваете.

– Помер твой знакомец, - прошептал тюремщик, продолжая, тем не менее, подталкивать девушку к дверям.
– Помер, повесился в камере, совесть, видать, замучила. Да ты кто ж такая, девонька, что любопытствуешь? Ох, нет, молчи, не отвечай, знать не хочу. Иди; иди и не возвращайся.

– Как умер?
– Обескураженно спросила Алина, и голосок ее вдруг зазвучал тоненько-тоненько.
– Как?

– Повесился, говорю ж тебе. Ты иди, иди.

– Не пойду никуда.
– Тихо сказала принцесса, упираясь в пол ослабевшими ногами.
– Не пойду.

И уже громко, срываясь на визг, отчаянно закричала:

– Не пойду! Не верю! Не верю, он не мог, не мог!

– Да что ж ты кричишь, - чуть не плакал тюремщик, пытаясь зажимать Алине рот широкой мясистой ладонью.
– Что ж ты творишь, а? Обоих нас погубишь! Тише же, ну, тише!

– Не верю!
– Рыдала девушка, выкручиваясь из рук тюремщика.
– Не верю, он не мог... сам! Что вы сделали с ним, мерзавцы, что? Вы убили его, подлецы!

– Тише, ну пожалуйста, тише, - упрашивал Дасус принцессу.
– Деточка, не кричи, чего уж теперь кричать. Ох, горе ты мое, зачем я только пустил тебя? Ну сейчас, подожди, воды налью.

– Убийцы. Убийцы, - Отчаянно твердила Алина. Она не сознавала сейчас, ни где находится, ни кто она, ни что с ней; огромное горе вдруг навалилось, заставив мир почернеть - и самым невыносимым было ощущение того, что исправить ничего уже нельзя, что прежним мир уже не будет никогда. Перед этой окончательностью меркло все остальное - все, что когда-то волновало или могло волновать юную принцессу, и даже то, что, может быть, еще взволнует ее в будущем - все вдруг стало бледным и неважным.

``Вот что такое смерть.
– Вдруг подумала девушка.
– Это просто окончательность. Точка. За которой нет хода назад. Нет возврата. Как же можно жить дальше? Я не вынесу этого, не вынесу''.

Рыдания постепенно стихли - не ушли, но притаились, поселились в груди, в любой момент готовые вырваться наружу.

– Дайте же воды, - сдавленно прошептала Алина дрожащими губами.

– Вот и хорошо, - обрадовался тюремщик.
– Вот и очуняла, милая; на, пей. Ох, и напугала ты меня. Сейчас выйдем тихонечко, ладно? Ты, деточка, о себе теперь подумай; зачем тебе лишние неприятности?

– Мне все равно.

– Ох, деточка, не гневи судьбу. Как это все равно? Ты такая молодая, видать, не бедная. Все у тебя еще будет. Ну, пойдем потиху, а?