Пламя над бездной (другой перевод)

Равна подлетела ближе. На ветвях Зеленожки появились одеревеневшие участки – наверное, рубцы. Зрительные поверхности следили за Равной. Наездница знала, что девушка здесь, и вид у нее был дружелюбный.

– Может ли она говорить на трисквелине, Синепанцирь? Ты подключил вокодер?

– Что? – Он пожужжал. Забывается или нервничает? Равна не могла понять. – Да-да. Минуточку… Раньше не было нужды. Никто не хотел с нами разговаривать.

Он повозился с импровизированной тележкой.

– Привет, Равна, – пришел ответ спустя миг. – Я… узнаю тебя.

Ветви шелестели в такт словам.

– Я тоже тебя узнаю. Мы… я рада, что ты снова с нами.

Голос из вокодера был какой-то странный, тоскливый, что ли.

– Да. Мне трудно объяснить. Я хочу с вами поговорить, но я не уверена… я, случайно, не ерунду несу?

Синепанцирь вытянул длинное щупальце так, чтобы Зеленожка не увидела. Скажи, что нет.

– Нет, Зеленожка. Я тебя отлично понимаю. – И Равна мысленно пообещала себе никогда больше не злиться на Зеленожку за ее забывчивость.

– Хорошо. – Ее ветви выпрямились, и она замолчала.

– Вот видите? – сказал из вокодера Синепанцирь. – Я весело смеюсь. Даже сейчас Зеленожка переписывает этот разговор в долговременную память. Пока что процесс идет медленно, однако я совершенствую псевдотележку. И я уверен, что замедление связано прежде всего с эмоциональным шоком. – Он и дальше гладил Зеленожку по ветвям, но наездница больше ничего не произнесла. Равна задумалась, насколько показным был оптимизм Синепанциря.

Позади наездников были дисплейные окошки, настроенные на их органы чувств.

– Вы следите за новостями? – спросила Равна.

– Да, конечно.

– Я… я себя такой беспомощной чувствую.

«И такой идиоткой, что тебе это говорю».

Но Синепанцирь не обиделся. Казалось, смена темы его обрадовала: он предпочел более абстрактные поводы для уныния.

– О да. Мы прославились. Три флотилии гонятся за нами, миледи. Ха-ха.

– Непохоже, чтобы они особенно быстро нас догоняли.

Синепанцирь тряхнул ветками, как человек – плечами.

– Сир Фам проявляет себя вполне компетентным капитаном. Боюсь, однако, что по мере спуска ситуация осложнится. Вершинная автоматика корабля станет глючить. Все большее значение начнет обретать то, что вы называете «ручным управлением». «Внеполосный-II» построен для моей расы, миледи. Что бы сир Фам о нас ни думал, у Дна лучше нас с ним никто не управится. И другие нас постепенно догонят, по крайней мере те, кто хорошо разбирается в устройстве своих кораблей.

Об этом она не подумала, да и в Сети бы наверняка не вычитала. Жаль, что новости дурные.

– Но в-ведь Фам это понимает?

– Думаю, что должен. Но он в плену собственных страхов. Что он может сделать? Если бы не вы, миледи Равна, он бы нас уже убил. Вероятно, если выбор у него будет между смертью в течение часа и решением довериться нам, у нас появится шанс.

– Тогда будет уже поздно. Послушай, даже если он тебе не доверяет и полон мрачных подозрений насчет наездников, мы все равно должны что-то придумать. – И Равна поняла, что иногда не нужно ни менять образ мысли других, ни даже подставлять им другой объект ненависти. – Фам хочет попасть на Дно, отбить свою контрмеру. Он полагает, что, если вами завладела Погибель, цель у нее та же. Но он может до некоторой степени…

«Согласиться на сотрудничество, отсрочив решительную схватку до тех пор, пока необходимость в ней, возможно, отпадет».

Не успела Равна закончить, как Синепанцирь уже замахал на нее ветками.

– Мною Погибель не завладела! Зеленожкой не завладела! И расой наездников тоже! – Он облетел подругу и подкатился по потолку вплотную к Равне, пока шелестящие ветки его не уткнулись ей прямо в лицо.

– Прости, это всего лишь потенциальная…

– Чушь! – Вокодер орал на пределе громкости. – Мы налетели на выродков. В каждой расе такие есть: они способны убить ради выгоды. Они похитили Зеленожку и подменили программу в ее вокодере. Фам Нювен миллиарды наездников уничтожил бы, поверив в свои выдумки!

Он замахал ветками и потерял дар речи. Равна еще не видела, чтобы ветви наездника меняли оттенок, а тут они потемнели.

Понемногу он успокоился, но больше ничего не сказал. А потом Равна услышала звук, который мог исходить из вокодера. Жалобный стон. Звук нарастал, переходя в отчаянный вой. Покруче любых спецэффектов Синепанциря. Это стонала Зеленожка.

Крик едва не достиг болевого порога, а потом оборвался, сменившись сбивчивым трисквелином:

– Это правда! Ох, Синепанцирь, всей нашей жизнью клянусь, правда…

Из вокодера послышались статические помехи. Зеленожка отчаянно затрясла ветками, вертя ими во все стороны, как обезумевший человек вращает глазами навыкате или что-то истерически лепечет.

Синепанцирь тут же вернулся к ней по стене, полез было переналаживать новую тележку. Зеленожка отогнала его взмахом ветвей и продолжила обычным голосом из вокодера:

– Я была в ужасе, Синепанцирь! Это был ужас, чистый ужас. И он не прекращался… – Голос ее на миг сорвался, перешел в треск, но на этот раз Синепанцирь не двинулся с места. – Я помню все, что со мной было, кроме последних пяти минут. И, любовь моя, все, что говорил Фам, – правда. Я была тебе верна, как и ты мне, уже двести лет, и тебя бы совратили так же быстро, как и меня. – Слова хлынули стремительным потоком, точно вода, пробившая плотину. В основном осмысленные. Ужас глубоко запечатлелся в ней, и Зеленожка только сейчас отходила от жуткого шока. – Я сразу за тобой стояла, помнишь, Синепанцирь? Ты весь ушел в переговоры с бивненогими, так глубоко закопался, что даже не заметил. А я увидела, как приближаются другие наездники. Думала, просто поздороваться захотели – так далеко от дома. Потом один из них коснулся моей тележки. Я… – Зеленожка замялась, ветви ее затрещали, она снова начала: я была в ужасе, я была в ужасе... Спустя минуту: – Синепанцирь, это как будто тебе в тележку внезапно закачали новые воспоминания. Новая память, новое отношение к миру. Тысячелетней глубины. И не мое. Мгновенно, мгновенно. Я не теряла сознания. Я мыслила так же ясно, я помнила все, что со мной раньше происходило.

– А когда ты воспротивилась? – тихо спросила Равна.

– Воспротивилась? О, миледи Равна, я не сопротивлялась. Я стала их… Нет. Не их, потому что их тоже подчинили. Мы стали бездушными предметами, интеллект наш перешел на службу чьим-то целям. Мы были мертвы и одновременно живы, потому что понимали это. Я бы вас убила, я бы Фама убила, я бы убила Синепанциря. Вы знаете, я пыталась. И я старалась преуспеть. Вы себе не представляете, Равна. Вы, люди, говорите о насилии. Но вы понятия не имеете… – Длинная пауза. – Нет, не совсем. На Вершине Запределья, внутри самой Погибели: наверное, там все живут так, как довелось мне.

Дрожь не прекращалась, но жесты веток больше не были бесцельны. Она что-то говорила на родном языке и нежно поглаживала ветви Синепанциря.

– Вся наша раса, любовь моя. Точно так, как Фам говорит.

Синепанцирь поник, и Равну замутило, как при вести о гибели Сьяндры Кей. Тогда погибли ее миры, ее семья, ее жизнь. Синепанцирю пришлось хуже.

Равна подлетела немного ближе. Она почти могла коснуться ветвей Зеленожки.

– Фам говорит, что дело тут в больших тележках.

«Диверсия миллиардолетней давности».

– Да, главным образом в них. «Великий дар», который мы, наездники, так почитаем… Тележки разработаны для управления нами, но я боюсь, что и нас самих переделали. Когда моей тележки коснулись, то сей же миг перевербовали. Мгновенно. Все, что я ценила, обессмыслилось. Мы – разумные бомбы, триллионами разбросанные повсюду в пространстве, но нас никто не считает угрозой. Нас намерены использовать выборочно. Мы – тайное оружие Погибели, специально для Нижнего Запределья.

Синепанцирь дернулся и произнес сдавленно: