Пленница Карателя. Время вспять

Поворачиваю голову туда, откуда появится вихрь. Убийца Аля. Происходит это ровно через три… два…

Выхожу из машины, но направляюсь не к Герману, ведь знаю, что он выживет, а к папе. Помню приблизительную траекторию «смертельного вихря». Двигаюсь к нему. Один рывок — и мне не составляет труда перехватить Алю прежде, чем она убьет моего отца, как только он выглянет из машины.

Сама не замечаю, как мои руки обхватывают тонкую шею блондинки. Смотрю Але в лицо, но перед глазами возникает бездыханное тело отца. Из предыдущей реальности. Эта хрупкая девушка скоро убьет моего единственного родного человека, который даже сопротивление оказать не в состоянии!

Не допущу! Никогда!

Ярость охватывает меня, простреливает каждую клеточку, наполняет весь организм и превращается в неуправляемую энергию.

— Не смей! — кричу Але в лицо, но она смотрит на меня с ненавистью.

Злюсь сильнее. И дальше все происходит само собой. Словно сквозь туман, наблюдаю, как голубые глаза блондинки округляются от страха и боли, красивое лицо покрывается сеткой морщин, что становятся все глубже, а волосы седеют.

Аля истошно вопит со мной в унисон. Я пугаюсь сама себя, не хочу никого убивать. Лишь обезвредить! Но запущенный процесс не остановить.

На наши крики из дома выбегают Андрей и Карим. Собираются вокруг и военные, расстредоточенные ранее по периметру. Концентрируются в одной точке, грозя устроить большую бойню. Люди отца отвлекают Карателя, а водитель-амбал занимается Пиротехником. И если симбионты воюют на равных, то обычные «альтаировцы» падают замертво, пораженные огнем и молниями.

«Монстры», — шепчу сквозь слезы и перевожу внимание обратно на Алю. В этот момент она обращается в прах и рассыпается в моих руках. Пепел разносится ветром по роще.

И я. Такой же. Монстр.

Всхлипываю и опускаю взгляд на свои руки. Изучаю их, словно что-то чужеродное. Я не могла, это не я…

— Не-ет, — пробивается сквозь вакуум истошный, полный горя крик Андрея.

Следом в меня летит огненный шар. Попадает прямо в плечо, опаляя кожу. Ударной волной меня отбрасывает в сторону и впечатывает в дерево. Оседаю на влажную траву, хватаюсь за обоженное место, но тем самым делаю себе лишь больнее. Раны распространяются на часть шеи, ключицу и слегка касаются груди.

Плачу от обреченности. Регенерация не работает. Видимо, я много сил потратила на прыжок во времени и «состаривание» Али.

Через пелену слез различаю слабые очертания. Жду, когда ко мне приблизится Пиротехник и добьет. Сожжет дотла. Но его перехватывает внезапно очнувшийся Герман. Формирует ледяные кинжалы и выпускает их в Андрея. Тот не успевает увернуться или блокировать удар, так что его тело пробивает насквозь. Пиротехник падает на землю, чем отвлекает Карателя от боя с «альтаировцами».

Карим раскидывает оставшихся военных молниями, а сам приближается к другу и тяжело падает на колени рядом с ним. Пытается исцелить, напитать его энергией, но Пиротехник не двигается.

Герман не контролировал себя, действовал импульсивно, вложил в «удар» всю силу, лишь бы спасти и защитить меня. Несмотря на то, что приказ отца звучал четко: брать симбионтов живыми. Усыпить и доставить на базу. Но парень ослушался. Ради меня.

И сейчас Герман делает это снова — не придерживается протокола. Мчится ко мне вместо того, чтобы обезвредить Карателя. Садится напротив, прикрывает меня своим телом, заслоняя от возможного нападения. Протягивает руку к месту ожога, но не касается пальцами.

— Почему у тебя так и не появилась способность к регенерации? — хрипит сокрушенно и разглядывает мои раны.

— Появилась, — слабо отвечаю, но тут же закашливаюсь. — Сил не хватает.

Герман обдает пострадавшее плечо холодом, слегка замораживая поверхность. От «ледяной анестезии» становится легче.

Выглядываю через плечо друга, чтобы найти глазами Карима. Хочу проверить, что с ним. Жив ли? Мне должно быть все равно, но есть что-то сильнее здравого смысла. И это «что-то» вновь и вновь притягивает меня к Карателю. Заставляет переживать.

Мужчина так и сидит над неподвижным телом Андрея. Не оставляет попыток вернуть его, тратит последние силы, но все тщетно.

Карим разбит. Уничтожен изнутри. Я это вижу и чувствую. Ничто не могло сломать Карателя, поставить его на колени, кроме… смерти друзей. Ощущаю его боль, как свою собственную, и она мгновенно вытесняет злость и ненависть.

Все можно было сделать иначе, сохранить жизни, если бы я не распылила Алю по ветру, тем самым запустив необратимый механизм. Я не смогла вовремя подавить чудовищную энергию. И теперь вынуждена смотреть на кошмар, который сама же учинила.

Пользуясь моментом, один их военных направляет на Карателя оружие.

И в этот же момент мы с Каримом встречаемся взглядами. Погружаюсь в убийственно-жестокую бездну черных глаз, пылающих ненавистью.

— Карим, нет! — хныкаю обреченно, пытаясь предупредить его о грозящей опасности. Но он не может услышать моих слов.

Столько людей погибло сегодня по моей вине, а я так и не определилась, на чьей я стороне.

Пуля «альтаировца» летит метко, не меняя траектории, и попадает четко в цель, тут же обрушивая на землю огромную железную машину под названием «Каратель».

Все?

Несколько оставшихся в живых военных и водитель-амбал приближаются к Кариму, чтобы скрутить тело и защелкнуть наручники на его запястьях.

Зачем? Разве мужчина не убит?

«Брать живыми», — вспоминаю слова отца перед выездом.

Присматриваюсь к Кариму и замечаю в его шее дротики, сразу несколько. Словно слона усыпляли! Вот почему транквилизатор подействовал так быстро.

Карателя с трудом волокут по траве и запихивают в одну из машин «Альтаира», которую специально подогнали. Как поступят со столь сильным симбионтом, не желающим подчиняться, — пока остается загадкой.

Нервно ищу взглядом отца, но его нет поблизости.

Он что, наблюдает за всем из бронированного автомобиля? В то время, как его дочь корчится от боли неподалеку? В нынешней реальности папа даже не вышел. И только Герман рядом. Я понимаю, что Крестницкий уязвим, но он же мой отец. Хотя бы поинтересовался, что со мной. Симбионты-враги ведь уже обезврежены.

Какие-то противоречивые эмоции и мысли плещутся внутри меня. Разум оказывается в плену безысходности.

Срываюсь на рыдания. В следующую секунду ощущаю себя в объятиях Германа. Чувствую, как он отдает мне свою энергию, продолжает «колдовать» над моей раной. Однако ему приходится сложно, потому что я сама не хочу, чтобы меня спасали.