Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Процесс заживления идет быстро.
Быстрее, чем мне хотелось бы.
А дальше?
Продолжение банкета.
Я смотрю на тебя.
Я не верю.
Отказываюсь принять правду.
Безумный огонь гаснет в черных глазах. Полные губы не кривятся в оскале. Непривычно бледное лицо искажают мрачные тени. Монстр дремлет. Где-то там. В глубине. На дне.
Это очередная маска.
Новый ход в извращенной игре.
Я знаю.
Ты наслаждался.
Упивался каждым мгновением.
Ты.
Палач.
А я просто игрушка.
Для твоей жуткой похоти. Для огромного раскаленного члена. Для спуска спермы в любые отверстия.
Я создана только сосать. Лизать. Открывать рот шире. Расслаблять горло, чтобы было удобнее тр*хать в глотку. Выгибаться. Прогибаться. Подставлять нужную часть под сокрушительный удар. Стонать. Кричать. Рыдать. Молить о пощаде.
И мне не выбраться.
Не спастись.
Никогда.
Я вырвалась из подвала.
Но я не убежала.
Ведь ты рядом.
Не нужны ни цепи, ни кандалы. Наплевать давно на плети и кнуты. Даже жуткое подземелье останется без дела.
Ты уничтожишь все, что мне дорого. Разорвешь. Раздерешь. Разрушишь. Ты любой клочок земли превратишь в жертвенный алтарь.
Я любила снег.
А теперь.
Снег — мой самый страшный ночной кошмар.
Сказки нет. Чудеса закончились.
Омерзительный хруст костей. Звук разрываемой плоти. Девственно белый цвет навек опорочен кровью.
Запах железа забивает ноздри. Соль и металл сливаются на израненном языке. Багряная пелена опускается на глаза, увлекает в ночь.
Ты и есть мой подвал.
Я в тебе замурована.
Похоронена.
Погребена.
Заживо.
Он берет меня за руку. Обманчиво нежно, едва касаясь. Надевает что-то на палец.
А я вижу, как его огромная ладонь накрывает мою. Там. На могиле. Как он вдавливает меня в гранит, вбивается до предела. Как вгоняет возбужденный орган внутрь, будто не слышит жуткого хруста ребер.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — ровно говорит фон Вейганд.
— Что? — вопрос вырывается невольно.
Фрагмент разговора потерян. Явно. Память играет со мной злую шутку.
Я все-таки тронулась умом. Да и как тут не тронуться?
А может, я просто ослышалась?
— Не понимаю, — нервно усмехаюсь.
— Я буду ждать, — продолжает спокойным тоном. — Я дам тебе столько времени, сколько потребуется.
Электрический разряд.
Раз за разом.
Он издевается?
Я отстраняюсь от него. Разрываю контакт, вырываю свою ладонь из его руки. Хочу потереть взмокшие виски, унять резко вспыхнувшую головную боль.
Пульс гремит.
Но я замираю. Застываю. Я не в силах шелохнуться. Не моргая, взираю на безымянный палец. Обращаюсь в камень.
Блеск ослепляет. Режет глаза.
Сколько здесь карат? Не нужно быть специалистом, чтобы понять. Это бриллиант. Настоящий бриллиант. Безупречный. Чистейший.
Искристый.— Ты… — сглатываю. — Ты делаешь мне предложение?
От кольца веет таким холодом, что жилы стынут. Металл не вбирает тепло. Наоборот, сковывает арктическим льдом.
— Да, — следует простой ответ.
— Т-ты… — осекаюсь, медлю и все же выпаливаю на одном дыхании: — Тебе не кажется, что сейчас не лучший момент?
— Ты можешь выбрать любую дату, — произносит невозмутимо.
Фон Вейганд разворачивается и покидает комнату прежде, чем я успеваю открыть рот и произнести осмысленную фразу. Оставляет наедине с панической атакой. Погружает в лихорадочную дрожь.
Никогда. Боже мой. Никогда.
Такая дата тебя устроит?
***
Он приходит на следующий день, приносит огромный телевизор, настраивает. Экран гигантский. Конечно, не такой, как в кинозале особняка, однако все равно очень даже впечатляющий.
Я напрягаюсь.
Обращаюсь в комок оголенных нервов.
Я ожидаю чего угодно, кроме того, что следует дальше.
До боли знакомая заставка. Яркие кадры, сочные сцены. Мелодия, которая находит отклик моментально. Пробирает до слез. До мурашек под кожей.
— Это что? — спрашиваю тихо. — Это правда?
Фон Вейганд подает мне пульт. Довольно крупный. Сенсорный.
— Если надоест, переключи.
Вместо обычных кнопок тут названия сериалов, номера сезонов и серий. Из стандарта только регулятор громкости. «Супернатуралы», «Баффи», «Зена», «Ангел», «Отбросы».
Тут собрана абсолютно вся мировая классика. Сразу не перечислить.
— Заказывай все, что захочешь, — говорит фон Вейганд. — Я добавлю в программу.
— Но… — осекаюсь.
Из телевизора доносится надрывный вопль:
— Харитон!
Я вздрагиваю.
— Харитон, но я же люблю тебя.
— Нет, Анна-Мария, нет, ты не любишь меня.
— Харитон, я люблю. Я люблю только тебя.
— Ты спала с моим единоутробным братом Харламом. Ты родила двойняшек от Макара и тройняшек от Петрова. Ты вертела шашни с Герасимом, с моим заклятым врагом.
— Харитон, ты мой рассол после похмелья, ты калинка-малинка, которая останется на века в сердце моем, ты для меня дороже балалайки, нашего фамильного медведя и отцовского дробовика.
«Жутко сопливые страсти по дону Родриго».
Шоу продолжается. Всегда. При любом раскладе.
Так вот какой он. Сезон, снятый для стран СНГ. Особенный колорит. Неповторимая адаптация. И название отличается.
«Красная жара товарища Герасима».
Ох, пошла вода в хату.
Новая заставка. Новый саундтрек. Перезапуск сериала идет полным ходом.
Тон вступлению задает партия гармошки. После подключаются ритмы народной эстрады и мужик с баритоном точь-в-точь как у моего многократно отсидевшего дяди Коли душевно затягивает: