Плохие парни по ваши души. Книга 2

Этот парень, перевернувший все вверх дном в моей жизни, имеющий талант умопомрачительно целоваться, заставил меня восстать против собственных убеждений и рискнуть, окунуться во что-то запретное, неправильное.

Я перекрываю кислород отчаянным попыткам оправдать свои сумасшедшие действия и запрыгиваю на Миднайта. Плотно обхватываю его торс бедрами и обвиваю шею руками. Он усмехается мне в губы, подхватывая за ягодицы и чувственно сжимая их. Красивое, крепкое, мужское тело вдавливает меня в стену, но этого мало. Ничтожно мало, хотя между нашими лицами и ртами нет даже прослойки воздуха.

Упругие, горячие губы Миднайта имеют вкус спелой вишни и тягучего, сладкого вина. Я пьяна волшебный ароматом его парфюма с выраженными нотками цитруса и мускуса.

Совершенно не вовремя задаюсь вопросом о том, как пахну. В последний раз я принимала ванну в Иерусалиме. С тех пор прошло несколько дней. Должно быть, от меня несет, как от бездомной… Черт.

Я прерываю наш фантастический поцелуй, сраженная родившейся неуверенностью.

Миднайт совершенен. Чем больше я понимаю это, принимаю и проникаюсь к этому симпатией, тем сильнее мой страх перед будущим наших взаимоотношений. Я не против, чтобы мы занялись сексом, но что будет с нами после? Я чувствую, как быстротечно ускользает сквозь пальцы осознание того, что мы никогда не сможем прийти к компромиссу, потому что преследует разные цели.

Он вопросительно смотрит на меня, и от этого кровь густеет в венах. Я чувствую смущение, встречаясь с его ясно-лазурными, серьезными глазами, которыми он намерен извратить мою душу и превратить в горстку пепла сердце. Но вместе с пронзительно-проникновенным взглядом приходит ощущение расслабленности, и неловкость стремительно отступает обратно в сумрачную, трепетную мглу.

— Прямо сейчас я буду как никогда откровенен и честен с тобой, — от звука его бархатного, низкого тела мое тело покрывается мурашками. — Ты до безобразия красива и сексуальна.

Проклятье…

С моих губ срывается судорожный стон, когда Миднайт упирается большой и твердой частью своего тела в мою промежность. Невообразимо тесно, неистово горячо.

— Но как только мы покончим с этим, я снова буду лгать и притворяться. Я буду ненавидеть тебя сильнее, чем когда-либо. Ты понимаешь, Анна?

— Взаимно, Миднайт, — я касаюсь пальцами его гладкой, алебастровой кожи на щеке и медленно наклоняюсь, чтобы поцеловать.

Но он опережает и захватывает мою нижнюю губу зубами, отчего я негромко вскрикиваю. Это звук наслаждения игрой, которую мы безуспешно пытаемся выиграть друг у друга.

Парень не сдерживает себя, поцелуй становится жестче и грубее, когда его руки все плотнее сжимаются вокруг меня, поднимаясь с задницы на талию. Я невольно стону в его рот, а когда он делает так же, я могу услышать, как в его стоне проскальзывает одержимость и пылкость. Сколько бы я не уверяла себя, что он мне противен и омерзителен, с самого начала я знала, что этот мужчина притягивает меня. Я не понимала, почему. А то, что мы не понимаем, считаем диким и чуждым. То, что мы не признаем — от того отрешаемся.

Но у меня, в конечном итоге, не получилось, потому что никто другой на моем месте, почувствовав вкус этих лукавых, зовущих губ, больше не смог бы относиться к происходящему, как к само собой разумеющемуся. Взаимная магия между нами, взаимное тяготение сделало свое дело.

Теперь Миднайт, обнимая меня сильнее, отстраняется от стены и идет в сторону кровати. Он не бросает меня на нее, словно тряпичную куклу, как я могла бы предположить. Напротив, блондин, подойдя к краю постели, подкашивает слегка колени и позволяет мне присесть, не размыкая объятий. Разорвав поцелуй, он берется за мои запястья и заставляет лечь. В мгновение ока мои джинсы оказываются на полу, а затем мой теплый, бесформенный свитшот... Черная футболка и нижнее белье, не гармонирующее между собой... Миднайт избавляет меня от всего.

Через несколько секунд я поднимаюсь на локтях, чтобы видеть, как медленно он расстегивает пояс на своих светлых брюках, дразня меня. Он уже скинул с себя пуловер, но специально тянет с тем, чтобы лишиться и других элементов одежды. Я вижу, как опустив подбородок, парень вскидывает на меня хищный взгляд ярких глаз; красноречивый взгляд, говорящий о многом.

Черт возьми, я знаю, что Миднайт хочет меня, но намеренно растягивает самую важную часть сегодняшней ночи. Я решаю дразнить его в ответ: поднимаю ногу вверх и, приложив стопу к его идеальному, не сильно накаченному торсу, веду ею вниз. Дыхание Миднайта приобретает тяжесть и горькость. Воздух в спальне мгновенно нагревается. Я уже чувствую, что мы оба раскалены до предела, но Миднайт не сдается. Достаточно неспешно парень скидывает с себя брюки и откидывает в сторону, а после отделывается от черных, обтягивающих бедра, боксеров.

Наконец, паршивец считает нужным лечь на кровать. Он двигается в мою сторону подобно хищнику, отчего в меня, Анну Гарнер, единственную живую ведьму своего рода, вселяется нешуточный страх.

Но этот страх подкрепляется возбуждением, чувственностью. Я желаю его, желаю этого ощущения паники, расположившейся в моей душе. Сердце подскакивает к горлу от того, как светятся глаза фамильяра. Подведя страх к пиковой точке, я отодвигаюсь назад, располагаюсь на подушках кровати и жму на выключатель возле нее, погружая комнату во мрак.

Я различаю силуэт парня, уже практически достигшего моих ног. Мне нравится это. Это сводит с ума.

Испуг.

Ужас.

Боязнь.

Боль и наслаждение.

Это все синонимы наступающей долгой ночи.

Низ живота пронизывает предательская, стонущая боль. Жажда ласки оказывается настолько глубокой и сильной, что я сама тянусь к Миднайту, скользя пальцами вдоль по его рукам, от кистей до предплечий, глажу трапециевидные мышцы шеи и прижимаюсь губами к выступающим ключицам. Его большие, теплые ладони касаются моей спины, спускаясь к бедрам. Миднайт с силой царапает мою кожу, добиваясь бурной реакции на свои действия. Я прижимаюсь к его груди своей обнаженной грудью, вижу, как в кромешной тьме сверкают проскакивающие между нами искры и взрываются фейерверками в глазах.

Я подставляю свою шею для нежных, медленных поцелуев и багровых засосов. Наши губы искусаны в кровь, и скорее всего с наступлением утра после пробуждения обнаружатся синяки. Невыносимо контролировать беспорядочное метание мыслей в голове. Контраст томной боли и щекочущего экстаза, дисгармония эпического наслаждения и напряженная война с самой собой — с той крохотной частью сознания, оставшейся вне воздействия вездесущей привлекательности Миднайта, — растекается волнами сладостной, упоительной неги по телу, завладевая мною целиком.

Я извиваюсь в тесных объятиях Миднайта, предвкушая нечто большее, чем просто тактильные прелюдии, которыми уже насытилась, и внутренне ликую, когда он сажает меня на свои колени, предварительно развернув спиной к его торсу и скрутив мои руки за спиной. Я разочаровано терзаю свою нижнюю губу, потому что Миднайт не входит в меня, а лишь дразнит порхающими поцелуями, отзывающимися судорожной дрожью в конечностях.

Я пытаюсь высвободиться из несильной хватки и опуститься на пульсирующий, горячий член, но каждая моя попытка незамедлительно и неминуемо пресекается чертовым блондином, который наверняка получает несравненное удовольствие от власти надо мной.