Плохие парни по ваши души. Книга 2

— Огонь очистит тебя.

Я собираюсь уточнить, что это значит, но проглатываю слова, бесследно теряя мысль и наблюдая, как мальчик выливает мою оставшуюся кровь в чашу с изумрудным огнем, который неожиданно меняет цвет, становясь пунцовым. Пламя темнеет, и когда приобретает зловещий, черный оттенок, Ешэ хватает мою руку, на которой находится метка, подставляя под его неистовые языки.

Я кричу от неописуемой боли.

Секунды невероятных мучений превращаются в нескончаемую пытку. Я пытаюсь вырваться, чтобы оказаться как можно дальше от пожирающего мою плоть огня. Душа мечется в агонии, но внешне я абсолютно неподвижна, словно замурована в бетон. Я мычу сквозь плотно сомкнутые губы, а по щекам струятся горячие слезы.

Хочу, чтобы это немедленно прекратилось.

Еще никогда в жизни я не испытывала такой боли. Нечеловеческой и изничтожающей.

Я не могу ни отвернуться, ни закрыть глаза. Я обращаю молящий взгляд к Ешэ, который пристально смотрит в огонь. Пламя будто плавит и искажает пространство. Мне кажется, что от этих смертельно болезненных ощущений я могу скончаться от сердечного приступа прямо сейчас.

Но вдруг все прекращается. Я больше не чувствую жара пламени на своей коже. Я с изумлением вижу, как метка исчезает, обращаясь в искры, которые вспыхивают и стремительно угасают. Когда клеймо полностью сходит с моей руки, Ешэ больше не держит ее. Не сумев совладать с онемевшим телом, я плюхаюсь на спину. Огненное кольцо над нами так же меркнет, погружая комнату во мрак.

Все закончилось?

Я чувствую себя... собой. И я жива, могу дышать. Сердечный ритм нормализовался, хотя минуту назад оно билось с такой неукротимой яростью, что на мгновение я окончательно потеряла веру в счастливый исход. Все органы функционируют... кажется. Так что я в порядке. Все более чем хорошо.

Потирая запястье, я больше не нащупываю маленькую, гладкую выпуклость. Так вот что имел в виду Ешэ, говоря, что огонь очистит меня.

Теперь я свободна.

Я должна собраться с силами и бежать. Чем раньше, тем лучше.

Приподнявшись на локтях, я собираюсь поблагодарить мальчика, но замечаю застывшую гримасу внезапного и дикого ужаса на его посиневшем лице. С неописуемым испугом он смотрит вниз, на свои тонкие, дрожащие руки.

— Ешэ? — вопросительно зову его шепотом, потому что не в состоянии говорить громко.

Мальчик не отзывается, и я ползу вперед, чтобы дотронуться до него, встряхнуть за плечо. Когда я протягиваю к нему руку, он поднимает безумные глаза, вонзая их в меня, и перехватывает мою кисть, хватаясь так крепко, что я невольно издаю шипящий звук.

— Ешэ! — я пытаюсь прокричать его имя сквозь хрипы в горле.

К мальчику подбегают его слуги и что-то надрывно кричат. Я не могу различить слов, потому что не понимаю языка. Они пытаются оттащить Ешэ от меня, но он не отпускает. Я накрываю его окаменевшие пальцы на моей кисти свободной рукой, а после чувствую чьи-то прикосновения на себе. Над головой раздается голос Миднайта, который все это время наблюдал за ритуалом в стороне. Он обхватывает меня за талию, настаивая на том, что нужно уходить.

Как я могу оставить Ешэ? Ему плохо! Я чувствую его ужасную боль и не знаю, как помочь. Я должна сделать все, что в моих силах, потому что он помог мне, потому что не смогу себя простить, если не попытаюсь.

В конце концов, он всего лишь ребенок, которому сейчас очень плохо.

— Черт возьми, Анна! — рычит Миднайт. — Оставь его!

Свирепость, разгорающаяся во мне безумным пожаром, провоцирует непроизвольный всплеск магических сил. Я кидаю в сторону парня самый ненавистный взгляд из богатого арсенала моих гневных взглядов, которым швыряю блондина в громоздкие двери. Миднайт врезается всем телом, отворяя их, и валится на пол за пределами ритуальной комнаты. Бледно-желтый свет из коридора врывается сюда, падая на покрывшееся испариной лицо Ешэ и открывая моему пульсирующему взору шокирующую картину. Хрупкое туловище мальчика покрыто черными прожилками, поднимающимися выше — к голове. Ветвясь и охватывая все больше места на теле, необъяснимая зараза касается скульптурной шеи и добирается до лица.

Хватка Ешэ ослабевает, но теперь я цепляюсь за его руку, не желая отпускать.

— Что это? — в ужасе спрашиваю я и надеюсь услышать ответ, потому что этот ребенок чертовски умен и мудр. Он не может погибнуть вот так глупо. — Не вздумай сделать меня причиной своей смерти, слышишь?!

Хреновая попытка подбодрить. Я откровенно плоха в таких вещах и не способна быть сентиментальной. Однако, глядя в глаза умирающего ребенка, пожираемого адскими муками, я еле сдерживаюсь, чтобы не зарыдать навзрыд.

— Тьма, — дыша затрудненно, сипло и часто, произносит он.

Я наклоняюсь к нему так близко, как позволяет ситуация. Нас по-прежнему пытаются разъединить, и я буквально волочусь за Ешэ.

— Тьма? — переспрашиваю я.

Ответу не суждено прозвучать, потому что мальчик умирает.

До меня доносятся звуки плача его слуг, мгновенно рухнувших на колени в лихорадочных молитвах. Я все еще сжимаю ладонь Ешэ и замечаю, какая она ледяная, лишь тогда, когда Миднайт вновь настигает меня. В этот раз ему удается поставить меня на ноги и отпустить мальчика. Словно предчувствуя, что я начну вырываться, Миднайт образует кольцо вокруг моих плеч и тащит к выходу.

Захлебываясь в слезах, я не в силах отвести сожалеющего взгляда с безжизненного тела ребенка. Я повторяю про себя, как мне бесконечно жаль, пока Миднайт ведет меня в неизвестном направлении. Я хочу обвинить его в бесчувственности, ведь, черт подери, на наших глазах погиб невинный мальчик! Но тяжесть вины слишком велика, чтобы что-то говорить.

Путь, которым мы идем, выводит нас на парковку с несколькими автомобилями. Я не сопротивляюсь, когда Миднайт запихивает меня в черную машину, сажая на переднее сидение с пассажирской стороны, а сам садится за руль. В полубессознательном состоянии я пытаюсь сфокусировать взгляд на мелькающих за окном картинках.

Кружа по парковке в течение нескольких минут, Миднайт находит верное направление, которое выводит нас на поверхность. Я жмурюсь от слепящего, дневного света, поймав себя на мысли, что до этого момента не задумывалась о том, какое сейчас время суток.

— Все наладится, Анна, — пытается заверить Миднайт, и я немного смягчаюсь.

Гнев и неутолимая скорбь сменяются звенящей пустотой.

— Эта область лжи тебе неподвластна, — пробормотав это, я отворачиваюсь от парня.

Мы оставляем позади полуразваленную хижину, вскоре скрывающуюся за пеленой плотного тумана, и движемся навстречу неизведанному.

Пожалуй, на сегодня побег отменяется.

ЭЙДЕН

Как бы упорно и долго я ни пытался понять жизнь, она останется для меня неразгаданной загадкой. Замком, к которому не подобрать ключ. Почему мы любим жизнь, несмотря на ее жестокость к нам? Почему мы продолжаем так дико жаждать ее, когда она остается равнодушной?

Жизнь — это движение от одной крайности к другой. В ней нет золотой середины. Люди, твердящие, что сумели обрести равновесие и покой, находятся в иллюзорной ловушке. Им кажется, что они плывут по течению, наслаждаясь тихими деньками. Но на самом деле тонут с улыбками на лицах, думая, что контролируют свою жизнь.