По дорогам Вечности

– Как?
– не понял его сын.
– А зачем ты тогда женишься?

– Она мать моего будущего ребёнка. А, как человек порядочный...

Саймон открыл дверь, не дав ему договорить. Когда вошли в прихожую, Прохор буркнул:

– Ладно, не будем об этом.

Тема Фольмы была ему неприятна.

А Саймон заметил, что в прихожей висят большие ветвистые оленьи рога, на которых удобно разместились три чёрные шляпы-цилиндра.

– Это мне кто-то на корпоративе "Чалинвеста" подарил, три года назад, - пояснил Прохор.
– Позавчера я рылся на чердаке и нашёл их. Хорошая вешалка.

На кухне был накрыт небольшой столик, что стоял возле единственного окна, подоконник которого занимали горшки с геранью. На плите в кастрюле что-то варилось, деревянная ложка, парящая над ней, периодически это помешивала.

Пахло супом, пряностями и чем-то имбирным.

Сын с отцом разместились за столом, Саймон сел спиной к холодильнику. Есть, по-прежнему, не хотелось.

Навира, как всегда похожая на престарелую монашку, положила им суп и ушла звать Фольму.

Фольма оказалась довольно худощавой девицей лет тридцати. Короткие крашеные в молочный цвет волосы чуть-чуть не доставали до плеч. Её лицо напоминало поросячье. Она сверкнула маленькими непонятного цвета глазками и ушла с кухни, бросив Навире:

– Принеси мне клубники!

Голос у Фольмы был очень писклявым, как у чайки.

С Саймоном она не поздоровалась. Впрочем, он с ней тоже.

Прохор Рейли принялся за свой суп.

Саймон вяло водил ложкой по остывающему борщовому "болотцу" в тарелке.

– Почему не ешь?
– не понял его отец, опустошив свою тарелку.

– Аппетита нет...

– Голодной смертью умереть не позволю!

– Я супы не ем.

Прохор даже чуть не подавился куском хлеба, когда это услышал.

– С каких это пор?
– удивился Прохор.

– Сколько себя помню, - ответил Саймон. Отец не так много знал о нем.

Он, правда, супы не ел, по крайней мере, большинство. Борщ, щи и тому подобные кулинарные изыски ему можно было не предлагать. Юноша их с детства ненавидел. А сейчас, в связи со всем пережитым, ему вообще есть не хотелось. Аппетит ушёл, не прощаясь, и не оставив обратного адреса.

– Надеюсь, ты не собираешься морить себя голодом?
– с подозрением спросил Прохор и протянул сыну пирожок, лежащий на красивом узорчатом подносе.
– Как жаль, что раньше не взялся за твоё воспитание.

Саймон взял пирожок, неохотно откусил от него кусочек и стал уныло жевать.

Раздался писк домофона, а затем на кухню вбежала Навира, говоря:

– Господин, там журналистка пришла.

– Зачем?
– удивился Прохор Рейли.

– Говорит, хочет интервью взять у вашего сына.

Саймон, услышав это, подавился.

– Хм...
– Насупился Прохор Мылченко.

– Собирается расспросить его насчёт принцессы.

Юноша вздрогнул, снова думая о Карсилине. Ему, между прочим, нельзя волноваться.

– Навира!
– Прохор встал из-за стола.
– Ну, просил же!

– Так мне её впускать?...

Мужчина задумчиво посмотрел на сына:

– Говорить с ней, или нет, решать тебе, Саймон.

Саймон отложил пирожок, нервно сглотнув, и сказал:

– Пусть уходит.

Прохор с помощью магии, направил тарелку в мойку:

– Люди хотят знать, какой была их принцесса. В этом нет ничего плохого.

Саймон глубоко вздохнул, у него не было желания давать интервью. Кроме того, он боялся, что, отвечая на вопросы о Карси, разнервничается.

– Пусть уходит!
– Повторил Саймон, громче.

– - Навира, скажи журналистке, что я не намерен её впускать, - отдал распоряжение его отец.

***

После обеда Прохор показал сыну его комнату. Находилась она на третьем этаже, небольшая, стены украшали старые синие в полоску обои, как внизу, в большой комнате. Только, не такие выцветшие. Рядом с большим буковым комодом располагалась кровать с резными ножками. Возле стенки на высоком тёмном шкафу стояли антикварные кувшины, коллекцию которых собирала ещё прабабушка. Серо-голубые занавески загораживали единственное окно, и то маленькое.

Ну что ж, до завтра можно потерпеть. Саймон решил во что бы то ни стало вернуться во дворец, там ему было спокойнее.

– Ты, надеюсь, не обидишься, я в комнату, которую хотел выделить тебе, поселил Фольму. Ей эта не понравилась. Но это временно!
– смутился Прохор, пытаясь оправдаться.

Саймону было непринципиально, в какой комнате сегодня спать. Да и беременным, они ведь нервные, уступать надо.

Ещё, завтра он собирался наведаться в ЧАЛИКУН, отчислиться. Оставаться на этом факультете было выше его сил, приходить туда на пары, и каждый раз чувствовать, как же сильно ему не хватает Карси....

Карсилина мечтала стать боевым магом, а Саймон уже ничего не хочет. Да и какой из него теперь боевой маг, если он даже сам себя чуть не убил, хоть и подсознательно. Однокурсники уже, наверное, бесчисленное количество зачётов сдали...

Отчистится из университета, уйдет в подполье, и будет деградировать. А может, просто скукожится от недостатка амбиций и потери желания жить.

Из комнаты Саймон не выходил. Навира щедро приносила ему еду. Её стряпня оставалась нетронутой. Вечером заглянула тётя Ира, но юноша с ней даже не разговаривал.

А ночью он спал плохо, мучили кошмары про смерть Карси, и Саймон просыпался в холодном поту. Ворочался в кровати и не мог уснуть. А в форточку приведением завывал сквозняк.

Рано утром Саймон оделся и спустился в гостиную, где уже пил чай с круассанами Прохор Рейли. Фольма ещё спала, она, как оказалось, по натуре сова.

– Ты куда-то собрался?
– спросил отец, сидя на диване и глядя на огонь в камине.

Если уж он камин зажигать стал, то, вероятно, чувствовал себя более-менее счастливым.

– Хотел пройтись до университета. Забрать документы...
– пояснил Саймон.

– Что?
– Не понял Прохор, выпрямившись в кресле.

– Да, я хочу отчислиться...

– И кем ты будешь после этого?! Дворником?!
– рассердился он.

И почему все родители, чуть что, сразу дворника вспоминают, даже маги, и те туда же! Дворником всех школьников и студентов пугают.... Хотя нет, ещё есть вариант с уборщицей, но это уже для женской аудитории.

– Ты спятил!
– не соглашался Прохор.
– Бросать начатое, всё равно, что экипажу покинуть не тонущий корабль и оставить его крысам!