По дорогам Вечности

– А мы плавно подготовим Саймона к этой новости, - сказал Зольтер.
– И тогда, есть вероятность, что он не займется неосознанным саморазрушением.

– Ну да, если учесть, что весь мир сейчас говорит о безвременной кончине принцессы, - помрачнел Альфред.
– Он и сам быстрее всё вспомнит.

– Нельзя ему пока говорить!
– рассердился Прохор.
– Я не хочу, чтобы мой сын опять...

– Вы как хотите, но я в этом не участвую! Я не хочу потерять друга, - Альфред разозлился и вышел из помещения.

Мартина за это время не сказала ни слова, сидя в углу в кресле. Прохор Рейли сердито на неё взглянул:

– Может, ты поговоришь со своим братом?

Та промолчала. Она вообще последнее время мало с кем разговаривала.

***

Ни Зольтер, ни Серебринка, ни Прохор, когда приходили навестить Саймона, говорить про Карси не решались, да и тон у них был натянутый, притворно весёлый. Говорили исключительно о его самочувствии, да о своих делах. Они делали вид, что не замечали медальон Карсилины, он лежал у Саймона на тумбочке, на самом видном месте.

Саймон спрашивал, почему Карси не приходит повидаться, или, хотя бы, забрать амулет, и почему ему нельзя никому звонить.

На этот вопрос либо не отвечали, либо говорили, что Карси очень занята, и её направляют в какую-то командировку. А юноша всё больше понимал, что все его обманывают, и это было очень неприятно осознавать.

Наверное, Карси просто не хочет его навещать. Как же они могли так серьезно поругаться? И почему? И почему у Саймона ее амулет, если они в ссоре, Карси должна была оставить его у себя, а не посылать с Димкой. Но, может они и не в ссоре?..

Да что, в конце концов, происходит! Почему они молчат! Так можно с ума сойти!

Даже тётя Ира, и та была с ними заодно! Прохор Рейли её подготовил, предупредив, что о Карсилине лучше не упоминать, если не хочет, чтобы здоровье племянника ухудшилось.

– Саймон!
– воскликнула она, появляясь на пороге палаты.

– Здравствуй, тётя, - поприветствовал юноша, помахав ей рукой.

Её радость была искренняя, в отличие от тех, кто заходил к нему ранее.

Она тут же положила на кровать пакет с апельсинами и сказала.

– Как же тебя так угораздило!

Саймон пожал плечами, не зная, точнее, не помня, за что его сюда "угораздило".

– Какой же ты бледный! Исхудал весь!
– покачала головой тётя Ира, разглядывая племянника.
– Тебе витаминов, наверное, не хватает...

Ну вот, понеслось! Тётина любимая тема, "Какой ты у меня болезненный!". Нужно переключить её на что-нибудь другое!

– ...Совсем они тебя запустили, так и окочуриться недолго, - причитала она.
– Твой папаша...

Тут она собиралась возмутиться по поводу Прохора, который недавно объявился и вообще плохой отец, но Саймон перебил:

– Тёть, а сама то ты как поживаешь?

– Нормально поживаю. Меня твоё состояние больше волнует!

Тему разговора сменить не удалось, Саймон не отчаялся и предпринял ещё одну попытку:

– Как тебе город, понравился?

Она сделала вид, что не слышит, сообщив:

– Я думала забрать тебя в Зебровск. Тут такие ужасы в газетах пишут, да и...

Тётя замолчала, вспомнив, о чём предупреждал Прохор, и, боясь сказать лишнего.

– А что пишут?
– не понимал Саймон, ему никто не давал газет.

– Неважно, - улыбнулась она и достала из сумки небольшую потрёпанную книгу.
– Вот, возьми. Я подумала, тебе тут скучно, будет хоть, чем заняться.

Обложка у книги была жёлтого цвета, прямо как стены этой палаты. "Древнемассийские мифы".

– - Ладно, поправляйся. Я завтра зайду...

***

Площадь лорда Шиндвела.

В этот солнечный осенний день по ней бегали ребятишки из соседней школы. Учительница мирно разговаривала о чем-то со старушкой, жующей семечки, сидя возле фонтана на железной скамейке.

Тут, заплакала девочка. Учительнице пришлось оторваться от "увлекательной" беседы.

– Что такое, Марви?
– подбежала она к бедолаге.

Семилетняя девочка в белой курточке, белой шапочке и жёлтых брючках, плакала, держа в руках коробочку мела. А рядом с ней смущённо топталась мрачная девушка в сером плаще.

– Она, она...
– ревела малышка, показывая пальцем на девушку.
– Она мой розовый мелок сломала!

– Простите, я случайно на него наступила, - буркнула виновница в своё оправдание.

– Под ноги смотреть надо!
– Рассердилась учительница и подняла обломки мелка.

Кусочки мела в её руках срослись, и она протянула его девочке. Та перестала плакать, и принялась дорисовывать на квадрате плитки розового кота с крыльями.

Девушка в сером плаще насупилась и отошла. Она не могла ничего чинить, только разрушать. Такая уж у колдунов магия.

Затем, она остановилась, увидев надпись корявым почерком: "Маша. Б + Дана. Л. = дуры", а рядом с этой, через два плиточных квадратика более аккуратную: "Маша. Б + Гена. В = Любовь".

Девушка усмехнулась. Вероятно, первая надпись, это месть Маше от Гены. Людям ведь свойственно думать иногда, что их любят те, кто ненавидит. Наивность. По крайней мере, Сулитерия так считала.

На душе у Сулитер было неспокойно. Лучшая, точнее, единственная подруга умерла по её вине. Девушка вздохнула, вспоминая...

...Это было словно вчера. Сулитерия очнулась у себя в комнате.

На её картфольном бордовом кресле сидела тётушка Гадритта. Она равнодушно смотрела на племянницу, а потом сказала холодным тоном:

– Ты от меня даже в потустороннем мире не скроешься.

– Что такое, почему я не умерла?..
– не понимала племянница.

– Ты так быстро не отделаешься!

Гадритта встала с кресла и, медленными грациозными шагами, подошла к кровати Сулитерии.

– Так это ты меня оживила?
– поинтересовалась племянница, чувствуя, что здесь кроется какой-то подвох. Это её пугало.

– Карсилина оказалась слишком глупа, решила, что твоя жизнь нынче ценится дороже, чем её собственная. Я не могла упустить возможность и позволила принцессе пожертвовать жизненную энергию, - ехидно объяснила тётушка.